К. МЕРКУЛЬЕВА
Государственное Издательство
Детской Литературы
Министерства Просвещения РСФСР
Ленинград 1963
| {1} |
Рисунки Г. Эфроса и Я. Таубвурцеля
Давно уже ведут люди борьбу с «нахлебниками» полей и садов: филлоксерой, колорадским жуком, саранчой, клопом-черепашкой, разными бабочками, клещами и многими другими насекомыми — вредителями сельскохозяйственных растений.
Как уберечь посевы, всходы, урожай от нашествия этих летающих, ползающих, прыгающих врагов, как бороться с ними? Вот о том, как ученые и практики изучают этих «нахлебников», как раскрывают тайны их развития, какие находят способы бороться с ними, и рассказывает в этой книге писательница Ксения Алексеевна Меркульева.
| {2} |
Дождь льет третьи сутки. Крымские горные дороги, трудные для проезда и в сухую погоду, окончательно испортились. Еле-еле ползет по дороге повозка. На колеса налипли комья глины, лошади с трудом вытаскивают ноги.
В повозке, под брезентом, вещи и люди. От толчков все смешалось в кучу. Небольшие фигурки, обмотанные платками и шарфами, пищат и хнычут. Женщина, обняв руками самых маленьких, успокаивает.
— Ну потерпите немного, сейчас будет деревня, отдохнем, согреемся. А сама думает: «Хоть бы и правда скорее деревня, а то темнеет, дети продрогли... Вот тебе и дачный отдых!»
Толчок. Повозка остановилась. Женщина торопливо поднимает край брезента, выглядывает,
— Деревня? Приехали?
Возница-татарин разговаривает с какими-то людьми в плащах.
— Что такое?
— Откуда едете в такую пору?
— Из Абильбаха. А что вам надо?
— Что везете?
— Ничего особенного. Вещи домашние.
— Покажите. Открой брезент, кучер. А ну, посвети, Петр. {3}
— Вы с ума сошли! Дождь. Здесь же дети. И вещи намокнут.
— Давай, давай, некогда нам тут с тобой...
— Розы! Мама, они уносят наши розы!
— Я буду жаловаться. Разбойники! По какому праву?
— Никакие мы не разбойники, а караульный пост. Понятно? Забирай, Петр, цветки — и весь разговор.
— Погоди, не шуми, — отзывается Петр. — Они же не понимают, объяснить надо. Не обижайся, барыня, службу сполняем, никаких растительных предметов пропускать не велено.
— Но почему, что случилось?
— Ну, вроде карантин.
— Ох! Холера? Чума?
— Нет, не чума, зачем! А филя какая-то проявилась. Подчистую она виноград губит. Вот, стало быть, на растительность наложен карантин.
— Сам ты филя! Не филя, а филлоксера. Вредитель это такой виноградный. Завелся он, сударыня, в тех краях, откуда едете.
— А она страшная, филя? — раздается из-под брезента.
— Видать, страшная, ежели столько народу на нее ополчилось. Целый полк воюет. Только ее, барчук, никто не видел, она в земле живет.
— Ну, хватит разговоров. Петр, смажь погуще колеса, да прежде глину пообчисти.
— А копыта лошадям зачем мажете?
— Всё затем же, чтобы фильку не развезли. Ну, трогай!
— Ой, мамочка, пахнет-то как плохо!
— Ничего, это дезинфекция, чтобы заразу не пустить. Повозка, покачиваясь, покатилась по толстому слою соломы, густо пересыпанному каким-то порошком.
«Вот напасть-то, — думала женщина. — Дети окончательно замерзли, вещи вымокли. И что еще за филлоксера такая?»
Так в Крыму в 1880 году люди услышали впервые имя этого невидимого, таинственного и страшного врага. О филлоксере — филе, как назвал ее один из сторожей, у нас мало кто еще знал в те годы. Зато хорошо знакомы были с ней {4} виноградари многих стран Европы. И уж наверняка не было во Франции ни одного крестьянина, который без ужаса не произносил бы этого имени.
Ведь там, во Франции, все это и началось.
Шел 1863 год, когда многие французские крестьяне, живущие на юго-западе страны, стали замечать, что у них на виноградниках творится что-то неладное. Многие кусты чахнут, отстают в росте, урожаи ягод на них уменьшаются.
Осмотрели виноградари больные лозы — никаких вредителей не заметно.
Но почему-то у этих кустов гнили корни. Начали их лечить теми способами, которые применяли обычно: обрезали, окапывали, поливали землю питательными растворами.
Однако лечение не помогало. Заболевшие растения погибали, а болезнь, непонятная и поэтому особенно страшная, губила все новые и новые лозы, перекидывалась на соседние виноградники.
Многие специалисты сельского хозяйства пришли на помощь фермерам. Но и они не могли вылечить виноградные лозы от этой загадочной болезни.
Между тем в богатом виноградниками департаменте Воклюз на месте «моря горделивых лоз» не осталось ни одного куста. И в других департаментах были опустошены многие тысячи гектаров виноградников.
Это становилось уже народным бедствием, грозило разорением стране. Ведь виноград был одной из главных культур, которую выращивали французские крестьяне.
Наконец в 1868 году ученым удалось выяснить, отчего гниют корни и гибнут лозы. Крохотные, почти невидимые желтенькие букашки на корнях были причиной гибели мощных виноградных кустов. Ученые назвали их греческим словом «филлоксера». В переводе на русский язык это означало — листоиссушительница.
Много веков трудились французские крестьяне на виноградниках, много отличных сортов вывели, от дедов к внукам передавали свой опыт ухода за виноградом, наперечет знали всех жуков, гусениц, бабочек и прочих насекомых, вредивших виноградной лозе, корням, листьям. Но таких зловредных тлей-опустошительниц еще не встречали.
Стали припоминать, где, на каких виноградниках впервые начали болеть и засыхать кусты.
Поехали туда. Вблизи многих таких виноградных кладбищ {5} обнаружили благополучно растущие лозы. Они были даже выше и пышнее погибших собратьев. Это оказались кусты, разросшиеся из окоренелых лоз — саженцев винограда, завезенных сюда из Северной Америки. Их разводили как украшение. Ягоды этих кустов по вкусу и сравнить нельзя было с местными сортами, которые столько веков выращивались здесь.
Американские лозы почему-то уцелели, хотя у них на корнях тоже обнаружили этих желтеньких насекомых. «Американцы» росли как ни в чем не бывало. Из года в год созревал на кустах обильный урожай кислых, терпковатых ягод. Видимо, чувствовали себя лозы отлично и как будто не замечали колоний нахлебников на корнях. Впрочем, это и понятно. Корни, несмотря на присутствие филлоксеры, были сильными, здоровыми, не гнили — значит, и кусты питались нормально.
А все же и этих чужеземцев не обошел неизвестный доселе вредитель!
Откуда же он взялся? Где его родина?
В Северную Америку, в места, откуда вывезли лозы, выехала экспедиция. Ученые внимательно осмотрели много местных виноградных кустов. И что же! На корнях могучих лоз были найдены уже хорошо знакомые тли.
Так вот в чем дело! Значит, филлоксера — местная жительница, туземка и во Францию прибыла на корнях американского винограда. Выходит, что сами любители американских лоз были виновниками французской катастрофы.
Родиной филлоксеры оказалась Северная Америка.
Любопытно, что многие американские садоводы знали, что на корнях местных лоз обитали мелкие желтые тли. У некоторых видов винограда эти тли находились и на листьях, образуя вздутия — галлы.
Но так как виноград прекрасно уживался со своими нахлебниками, то их и за вредителей-то не считали.
Тут вспомнили еще, что вскоре после открытия Америки испанцы, голландцы, французы пробовали переселить на новую землю и добрые старые французские лозы, ведь местный виноград оказался очень уж неважным. {6}
Но лозы-новоселы очень скоро начинали болеть, чахнуть и через несколько дет погибали. Как их ни лечили и ни подкармливали, — ничего не помогало.
«Климат им не подходит», — решили люди и перестали ввозить европейские кусты. Ведь торговля развивалась и, в конце концов, без особых хлопот можно было привезти в Америку замечательное французское шампанское и другие вина, полученные из ягод этих капризных виноградных кустов, которые не пожелали жить в Америке.
Но теперь-то стало ясно, что вовсе не климат, а эти тли губили уже тогда французские лозы.
Забыли, совсем забыли об этом садоводы!
А следовало призадуматься, отчего не ужились европейские кусты рядом с американскими, поразмыслить, прежде чем везти для украшения садов Европы этого опасного соседа.
Призадуматься не мешало бы еще и потому, что французские виноградари не впервые переживали подобные волнения.
Лет за двадцать до истории с филлоксерой неизвестная дотоле болезнь опустошала виноградники.
Весной на поверхности молодых листьев, побегов, а затем и ягод появлялся сероватый, напоминающий пепел, налет. Заболевшие ягоды переставали расти и засыхали. Даже если болезнь захватывала более крупные, уже созревающие ягоды, они все равно не приносили урожая: трескались, сок вытекал.
Болезнь эту ученые назвали «оидиум» (мучная роса — пепелица). Выяснили, что занесли ее в Англию, а затем и во Францию с виноградными лозами не откуда-нибудь, а из Америки. Но от того, что выяснили, легче не стало. Бороться с ней в то время не умели, и многие французы крепко приуныли, решив, что виноградарству наступил конец.
Однако через несколько лет эпидемия оидиума стала затихать. Люди успокоились и забыли, откуда пришла беда.
Забыли они и о том, что из Америки было занесено еще одно серьезное заболевание винограда, с которым постоянно приходится бороться, — мильдью.
На листьях куста, заболевшего мильдью, появлялись белые пятна, они быстро увеличивались. Вскоре лист становился бурым или красным и опадал. Виновником болезни оказался микроскопический грибок. Появлялся этот опасный {7} грибок и на молодых соцветиях, поражая бутоны, цветки и завязи. Вот ведь какие неприятные подарки получили виноградари из-за океана!
И все равно вскоре они снова спокойненько повезли из Америки виноградные лозы.
Ох, как коротка бывает память у некоторых людей, и как плохо знают они историю, как забывают ее уроки!
Так или иначе, виновник опустошения французских виноградников был обнаружен.
Однако найти врага мало, — необходимо было его победить.
Зараженные кусты пробовали лечить сероуглеродом. Но это было дорого, сложно да, в конце концов, не всегда помогало.
Виноградари пришли в полное отчаяние. Они стали собирать деньги. Огромная сумма в 200 тысяч франков золотом была передана французской Академии наук и положена в банк.
Это была премия тому, кто найдет верный способ уничтожить филлоксеру.
Сотни предложений и проектов полетели в Академию. Кому не хотелось избавить страну от страшной беды!
Ученые, студенты, крестьяне, рабочие, домашние хозяйки — люди всех профессий придумывали и предлагали всевозможные, иногда самые фантастические, средства уничтожения филлоксеры.
Годы шли. Деньги лежали, а филлоксера продолжала свирепствовать.
Но люди не сдавались.
Самым важным и спасительным было предложение французского натуралиста Жюля Эмиля Планшона и его товарищей-ученых.
«Не может быть, чтобы филлоксера была непобедимой», — думал Планшон.
Ведь в конце концов живет же американская лоза с филлоксерой на корнях, и неплохо живет. Вот какие могучие кусты растут и процветают в Америке! Стоило бы такие разводить здесь. Да беда в том, что ягоды у них плохи! {8}
Как же все-таки уживается американский виноград с филлоксерой?
Внимательно разглядывая корни, Плаишон обратил особое внимание на то, что, несмотря на присутствие вредителя, они не гнили. Местами, вероятно там, где филлоксера, присасываясь к корню, прокалывала кору, был желтоватый упругий налет, напоминающий пробку. Этот пробковый пластырь плотно закрывал поврежденное филлоксерой место.
Видимо, в течение многих тысячелетий вырабатывали американские лозы эту способность.
На корнях европейских сортов винограда, пораженных филлоксерой, как ни вглядывался ученый, такого пробкового слоя не было. Не мог европейский виноград защитить свои корни от филлоксеры — и погибал.
А люди не знали, как ему помочь.
Что же делать?
Пробовали скрестить американский виноград с европейским, но их потомство — гибриды — не оправдало надежд. Хотя ягоды были на вкус и лучше американских, но намного уступали европейскому винограду. Да и не всегда гибриды оказывались достаточно устойчивыми к зловредной тле.
«Надо попробовать прививать лучшие европейские сорта на самые стойкие американские лозы», — решили ученые. И это была очень умная и правильная мысль.
Французские лозы, поставленные на «американские ноги», сохраняли свои отличные качества и в то же время не сдавались вредоносным насекомым.
Была ли это окончательная победа над филлоксерой? Нет, конечно. Ведь она оставалась жить на виноградных корнях и продолжала питаться их соками. Да, кроме того, с прививками было много возни и они очень дорого стоили.
И все-таки это был в то время единственный выход, единственное спасение. Прививки дали возможность восстановить во Франции виноградарство. И французы не пожалели для этого ни средств, ни сил.
Вновь ожили и зазеленели склоны холмов, долины рек. С новой энергией стали трудиться крестьяне на обновленных виноградниках.
В 1894 году в городе Монпелье открыли памятник. Он был сооружен на народные деньги. {9}
На памятнике — бюст Планшона. Крестьянин-виноградарь протягивает ему виноградную лозу, увешанную пышными гроздьями.
На пьедестале высечено:
«Виноградари — Планшону. Американская лоза дала жизнь французской и восторжествовала над филлоксерой».
А на другом памятнике изображены две обнявшиеся женщины. Одну из них, слабую, больную, еле стоящую на ногах, поддерживает другая — сильная, цветущая.
Так скульптор изобразил спасение европейской лозы от филлоксеры.
Но история с филлоксерой не кончается французской трагедией. Ведь к тому времени, когда воздвигались памятники в знак победы над филлоксерой, она успела уже распространиться за пределы Франции.
Мы начали наш рассказ со встречи на старой крымской дороге.
Филлоксера добралась и до нас.
Нет, слово «добралась» здесь не годится. Она шествовала победно и безудержно, как грозный завоеватель.
В 1871 году филлоксера проникла в Португалию и Испанию, в 1872 была обнаружена в Австрии, в 1875 — в Венгрии, затем — в Италии, Югославии... Это было уже совсем близко к нашим рубежам.
Приближение филлоксеры к границам России обеспокоило царское правительство. Ведь она грозила погубить чудесные наши виноградники в Крыму, на Кавказе, в Бессарабии...
Как не пустить ее в нашу страну, как защититься? Первым делом было строго запрещено ввозить в Россию из-за границы окоренелые виноградные лозы и побеги-черенки.
Но одними постановлениями не спастись. Стали готовиться и к отражению нашествия. Был создан специальный филлоксерный комитет. Начались заседания, совещания... А филлоксера все ползла и ползла, невидимая и грозная.
Многие виноградари Крыма уже слышали о филлоксере, но никто еще не видел эту страшную опустошительницу винограда. Да и, как пишут современники, «не тревожились и не задумывались и жили в полной беспечности». {10}
Было в Крыму, в поселке Магарач, училище виноделия; там тоже, конечно, много толковали о филлоксере, даже писали о ней. Но так как никто ее не видел, группа виноградарей из этого училища поехала за границу, чтобы посетить зараженные виноградники, поглядеть на живую филлоксеру.
Ездили смотреть на нее за границу, и никто не подозревал, что... Впрочем, расскажем по порядку.
Однажды известный русский ученый — натуралист Данилевский приехал в крымское имение генерала Раевского — «Тессели». Был Данилевский с генералом хорошо знаком, часто бывал у них в семье. Хозяина не было дома. Данилевский, как свой человек, направился в сад и сел на скамейку. Тут подошел к нему управляющий, отставной солдат, человек исполнительный и честный. Вид у него был огорченный, подавленный. Данилевский шутливо спросил, что с ним приключилось, почему голову повесил.
— Повесишь, ваше высокоблагородие, — отвечал старый солдат, — если его превосходительство генерал Раевский грозится меня в бараний рог согнуть. Гром и молния на мою голову. Почему, мол, от винограда пользы мало? А моя в чем провинность, ежели не родят лозы. Уж я и землю на совесть рыхлил, и подрезал, как положено. Не родят, и вся тебе музыка! Повесишь нос от такого конфуза.
— Пустяки, — смеясь сказал Данилевский, — дело поправимое. Это еще не гром на твою голову. Ты же еще живой!
— Шутить изволите, ваше высокоблагородие, — со вздохом отозвался управляющий.
Вечером, когда собрались все к чаю, Данилевский спросил:
— Что же это вы так плохо хозяйничаете? Говорят, от винограда у вас дохода вовсе нет? Управляющий не обученный, или что?
Тут вмешалась старушка-нянюшка.
— Эх, сударь, — сказала она, — что на людей-то зря тень наводить. Какие такие могут быть доходы? Слезы у нас, не виноградник. Кусты вовсе расти перестали. Бывало, за лето во как вымахают, а нынче — птичьим шагом! {11} Грозди — что смородина... И с чего бы это, скажи на милость? Ты человек ученый, потрудился бы, поглядел.
— И правда, друг, поглядел бы, — сказал Раевский. — С виноградом что-то творится!
На следующее утро Данилевский отправился на виноградник. Многие кусты имели очень угнетенный, больной вид, чахлые побеги... Кусты явно погибали. Охваченный странной тревогой, Данилевский велел подкопать два ближайших больных куста. Он отрезал несколько корешков потолще и потоньше, положил их на кусок холста, присел на корточки, стал разглядывать. Он увидел на мелких корешках какие-то не то мешочки, не то клювики. Кое-где шевелились чуть заметные желтенькие букашечки.
— Стекло увеличительное, живо! — закричал он.
Он навел лупу на желтеньких букашек, вскочил на ноги, вытер лоб платком. Снова присел, еще навел стекло, теперь на куски толстых корней. Желтых букашек было там еще больше — целая куча.
Лупа выскользнула из его дрогнувших пальцев. Сомнения нет, это филлоксера. Как гром среди ясного неба!
Ездили на нее смотреть за границу, а она тут, под боком, и, видать, уже не первый год хозяйничает. И кто знает, куда уже успела забраться.
Но сокрушаться бесполезно. Надо действовать.
Через десять минут нарочный скакал на ближайшую почтовую станцию. В Петербург полетели телеграммы. Все пришло в движение.
Откуда же взялась она здесь в Крыму, на мысе Форос, в имении «Тессели»?
Как выяснилось позже, Раевский выписывал виноградные лозы из Германии, из зараженного филлоксерой питомника. Да и только ли Раевский выписывал зараженные лозы?
Так «вследствие пренебрежения законов», — как писал один из современников, — к нам был завезен жесточайший враг.
Надо было срочно действовать. Хотя филлоксерный комитет, созданный несколько лет тому назад, и возглавлял {12} уже известный нам натуралист Н. Я. Данилевский, — стало ясно: одним ученым с врагом не справиться.
28 ноября 1880 года была издана специальная инструкция по борьбе с филлоксерой. На главнокомандующего XIII пехотной дивизией генерал-адъютанта барона Корфа возложено «безотлагательно принять меры по прекращению обнаружившейся на виноградниках Крыма филлоксеры». В распоряжение Корфа отдано целое войско. Ему предоставлено право применять любые меры борьбы.
Однако с чего же начать?
К этому времени, кроме имения Раевского, филлоксера была найдена еще в нескольких виноградниках. Кто знает, где она скрывается еще! Продолжать поиски? Но начиналась зима. Земля местами замерзла. Искать филлоксеру в таких условиях необычайно трудно.
Было решено немедля приступить к уничтожению уже обнаруженного врага.
Войско двинулось в поход. Солдаты шли со своими медицинскими чинами, кашеварами, хлебопеками, конюхами, артельщиками, писарями, плотниками и кузнецами.
Бои предстояли долгие и трудные.
Погода наступила отвратительная. Проливные дожди сменялись морозами и вьюгами. Землянки, наспех сооруженные, покрытые плохо утрамбованной землей, протекали.
Дожди и морозы окончательно испортили дороги. На спусках лошади скользили, падали, опрокидывали повозки. Часто приходилось подводы с провиантом и материалами спускать на руках. Да и сама работа оказалась много труднее, чем предполагали.
Думали, что придется копать четвертей на пять — шесть, а пришлось местами выбивать корни с глубины в целую сажень и даже глубже. Возле каменных стен, служивших оградами, рос одичалый виноград, — приходилось ломать стены, разбирать камни, выкорчевывать лозы, а затем стены складывать вновь.
Чтобы убить филлоксеру, под каждый куст впрыскивали сильный яд — сернистый углерод; для этого ломами пробивали в земле глубокие ямы. Спустя некоторое время почву перекапывали, старательно выбирали корни и сжигали. Случалось, лом, попадая на камень, высекал искры, пары {13} сернистого углерода вспыхивали, происходил взрыв, земля с гулом содрогалась.
Быстро мелькали дни, недели. В горячей борьбе незаметно прошла короткая крымская зима, уже стало по-весеннему пригревать солнышко.
Поручик Ковель вернулся домой после трудного дня. Погода снова испортилась, моросил мелкий дождь, дул сильный ветер. Как на грех, попался исключительно каменистый участок. Во время взрыва сильно обожгло лицо одному солдату. Какие все-таки они молодцы! Снова на руках пришлось спускать повозки, а люди с шуткой переносят все тяготы... А этот сернистый углерод все-таки отлично действует! Все уничтожил.
Но он здорово устал. Даже есть не хотелось. Поручик лег на походную кровать, вытянул натруженные ноги.
В дверь постучали. Вошел поручик Гранич. Вид у него был озадаченный, под мышкой торчал кусок холста, свернутого в трубку. Он молча положил холст на стол, раскатал. Там оказался виноградный корень. Приподнявшись на локте, Ковель вопросительно посмотрел на офицера.
— Погляди-ка, Павел Иванович, — сказал Гранич, чиркая спичкой и закуривая.
— Чего глядеть! Мало за день нагляделись?
— А ты еще погляди.
— Да в чем дело? Гранич не ответил.
Сунув ноги в туфли, Ковель подошел к столу, взглянул на корень. Это был кусок обыкновенного старого, толстого виноградного корня из отравленного куста. Он был покрыт бурым, кое-где бронзовым или бархатисто-черным налетом. Знакомая картина. Трупы мертвой филлоксеры и ее яиц.
— Ну и что же? — сказал раздраженно Павел Иванович. — Филькино кладбище...
— Да? — протянул Гранич. — И все? — Он схватил ручку и ткнул пером в трещину толстой коры. — А это?
В трещине что-то желтело. Колония филлоксеры? Гранич протянул товарищу увеличительное стекло. Да, вне всякого сомнения, филлоксера! Но почему она желтая? Что {14} такое! Быть не может! Ковель ясно увидел, что некоторые насекомые шевелились. Она была ЖИВАЯ! Ковель с ужасом поглядел на Гранича.
— Да-с, — сказал поручик. — Вот то-то и оно! Видимо, ее спасла кора.
— Идем к Данилевскому, скорее! — Ковель стал торопливо одеваться.
У Данилевского долго рассматривали кусок отравленного корня с живой филлоксерой.
Было решено повторить отравление. Но когда через несколько дней откопали оставшиеся корни, среди недвижной филлоксеры еще изредка попадалась живая. И только после третьей затравки все было мертво. Но мертвы были не только насекомые, а и корни винограда. Погибли на этом участке все деревья, кусты, травы, и даже тростник, протянувший свои корни очень глубоко в землю, был убит. Все было черно.
— Наконец-то разделались! — сказал поручик Ковель, после того как все было тщательно перекопано, исследовано и сожжено.
— Теперь уж точно, — добавил другой офицер, — ни-какая бестия не уцелела.
— Вы убеждены? — спросил поручик Гранич.
— Абсолютно!
— А я вот вчера прочел в одном журнале, что в Южной Пруссии был найден участок виноградника, зараженного филлоксерой. Уничтожить ее поручили крупному профессору. Немцы поработали честь честью: и протравили, и перекопали, и сожгли всё — лозы и корни. Потом осмотрели основательно: филлоксеры нигде не было. А на следующий год рядом, версты за две, на совершенно до тех пор здоровым винограднике она возьми да и появись!
— Не могла же она проползти под землей за один год целых две версты!
— Проползти — нет, но перелететь могла, и, очевидно, она и перелетела туда летом, еще прежде, чем начали затравливать тот, больной виноградник.
— Так она еще и летает!
— Вот то-то и оно!
Да, нелегко было воевать с филлоксерой. А тут, как на беду, ее нашли еще и в лесу, на корнях дикого винограда. Пришлось уничтожать повсюду и его. Дикие лозы переплелись {15} с дубами и буками, корни уходили на сажень и больше в каменистую почву и там тоже переплетались с корнями деревьев. Попробуйте их извлечь! Нелегкая работа.
И все-таки через 16 лет филлоксера в Крыму была истреблена. Но, как и опасались ученые, она успела уже обосноваться в Бессарабии, на Кавказе и в других местах.
Как же она туда попала? И здесь, как в крымской беде, произошло то же самое «пренебрежение закону», запрещавшему перевозить виноградные лозы из-за границы и из зараженных мест.
В то время как одни самоотверженно воевали с этим зловредным насекомым, другие сами как бы распахивали перед ним ворота. А многие еще становились как бы его союзником, утаивая, скрывая своего злейшего врага.
Расплата была жестокой.
Приходилось применять самые суровые меры — уничтожать сотни и тысячи зараженных кустов.
Крестьяне-виноградари роптали. Напрасно агрономы убеждали селян, что для спасения виноградников края надо принимать решительные меры. Напрасно старшие обследователи филлоксерных отрядов объясняли населению, как опасна филлоксера. Люди не понимали, не верили им.
Со страхом и озлоблением следили они за работой филлоксерщиков. А люди из филлоксерных отрядов подкапывали кусты, вынимали куски корней, разглядывали их и некоторые участки объявляли зараженными. Тогда начиналось самое страшное.
Украинский писатель Михаил Михайлович Коцюбинский, работавший в те годы в Бессарабии старшим обследователем в отряде по борьбе с филлоксерой, написал волнующий рассказ «Для общего блага».
Вот как он там описывает уничтожение зараженного филлоксерой виноградника, принадлежавшего крестьянину Замфиру:
«Вот Замфир уже на винограднике. Одним взглядом охватил он страшную картину. На большом оголенном участке виноградника торчали невысокие пеньки, изрубленные и израненные безжалостным топором. Одни рабочие, {16} более страшные для Замфира, чем сам дьявол, высоко замахивались топорами, рубили трепетавшие от страха кусты, с треском выворачивали недорубленные ветки, ломали жерди, другие охапками носили срубленные кусты, на которых покачивались большие роскошные грозди винограда, и сбрасывали их в кучу, охваченную черным дымом и пламенем.
Каждый раз, когда топор рубил виноградный корень или трещала ветка, Замфир ощущал боль в голове и сердце, словно кто-то врубался в его мозг, разрывал его сердце».
С ужасом наблюдали молдаване, как гибнет их богатство.
Народ волновался. Вспыхивали бунты.
Обследователей не пускали на виноградники. Напрасно пытались они уговорить народ.
— Поймите, мы хотим помочь вам!
Хороша помощь! Жгут, уничтожают лозы — голую землю оставляют, пускают людей по миру. Никаких денег за уничтоженные виноградники не платили. Никакой помощи от государства крестьяне не получали.
Такая борьба с филлоксерой оказывалась почти бесполезной. Обследовать все виноградники было невозможно, на это не хватало средств. В одном месте очаг уничтожали, а где-то рядом незримый враг оставался и продолжал свою работу.
Так и не удалось затушить в Бессарабии подземный пожар, тлеет он там и до сих пор. Тлеют опасные очаги филлоксеры и в других районах нашей родины, грозя вспыхнуть опустошительным «подземным огнем».
Уже почти сто лет длится борьба с филлоксерой. За это время можно было бы как будто хорошо распознать все повадки этой твари, и все-таки она еще остается грозой винограда.
Впрочем, филлоксера далеко не единственный вредитель, с которым так трудна борьба. Немало подобных нашествий знают народы Земли.
Тут я прерву повествование о филлоксере, Нет, вы не думайте, что я оставлю недописанной повесть о столетней борьбе человека с этим врагом.
| {17} |
 |
Саранча. |
Но мысли, помимо моей воли, уносят меня сейчас в даль веков, в иные страны мира.
Кто не слышал о «летающем голоде» — саранче!
«Наступает темный и бурный день. Как по вершинам гор расстилается утро, идет враг, великий и сильный. Позади него горит пламя. Земля перед ним — как цветущий сад, позади него — дикая пустыня...»
Так писали о саранче в древних книгах.
Много существует записей в старинных летописях народов Африки, Азии и Южной Америки, где рассказывается {18} о налётах саранчи. Изображения саранчи найдены на пирамидах и других памятниках древнего Египта.
Шли века, а саранча оставалась неотвратимым стихийным бедствием. Индия, Аравия, Иран, Китай, — все страны, расположенные в тропическом поясе Азии и Африки, подвергались опустошительным ее вторжениям. И только последние десятилетия ознаменовались решительными победами науки над «летающим голодом».
Наибольших успехов в этой борьбе добились советские ученые. Они выяснили, что гнездилища азиатской саранчи, от налетов которой больше всего страдали юг и юго-восток нашей Родины, находятся в болотистых тростниковых зарослях озер Казахстана, устьев рек Сыр-Дарья и Аму-Дарья, у побережий Аральского моря. Зарождалась саранча и в болотистых зарослях-плавнях устьев Волги, Кубани и некоторых других южных рек. И теперь мы ее уничтожаем прямо в гнездах, опыляя ядом с самолетов.
И о грозной пустынной саранче — шестоцерке — многое теперь известно. По соглашению с правительствами Ирана, Ирака, Индии, наши научные экспедиции проникли в глубь малоизученных пустынь этих стран. Они выяснили, где рождается шестоцерка, как протекает ее жизнь. Жара, безжалостное солнце, песчаные бури, — ничто не остановило советских ученых. И теперь уже можно предвидеть вспышки размножения саранчи, предупреждать опасность ее налетов.
В борьбе с саранчой мы помогаем и другим странам, страдающим от ее вторжений.
Однако и сейчас еще для некоторых государств саранча — великое бедствие.
Сто лет ведут люди борьбу и с прожорливым вредителем картофеля — колорадским жуком. Когда впервые американские фермеры штата Колорадо обнаружили на картофельных полях небольших полосатых жуков, жадно обгрызающих ботву, никто не знал, откуда взялся этот обжора и как с ним бороться.
Только много позже выяснили, что родиной колорадского жука были Скалистые горы на западе Америки. Жили {19} жуки на диком растении — паслене. А паслен — родственник картофеля, они принадлежат к одному и тому же семейству растений.
И, когда к подножию Скалистых гор пришли колонизаторы и, распахав земли, посадили картофель, жуки, привлеченные знакомым запахом, устремились к новым растениям. Там им понравилось. Еще бы! Ведь листья картофеля, выращенного заботливыми руками человека, были сочнее и мягче, чем у его дикого родича — паслена. И жуки прочно обосновались на картофеле.
Ведь вот как получилось: такие безобидные на первый взгляд жуки, питавшиеся жесткими листьями паслена, неожиданно превратились в опасного вредителя.
Так это началось. А кончилось тем, что колорадский жук стал вскоре хозяйничать чуть ли не на всех картофельных полях Америки.
Ничто не могло остановить его распространения. Правда, он не был такой невидимкой, как филлоксера, он действовал в открытую. И все же...
Вы только себе представьте. Вот из кучки желтеньких блестящих яичек, отложенных самкой жука на картофельном листе, выходят личинки. Они сразу же принимаются грызть листья приютившего их куста. Съест каждая личинка за свою короткую двух-трехнедельную жизнь не так уж много — один грамм — несколько листочков.
Да ведь этим дело не кончается. Выросшая личинка, зарывшись в землю, превращается в куколку, и вскоре новорожденный полосатый жук выползает на свет. Он тоже, не теряя времени, принимается за картофельную ботву. И сгрызает листьев раз в пять больше, чем его личинка. Пожалуй, и это еще не так страшно. Что значит для картофельного коля несколько десятков съеденных листьев!
Но личинок и жуков становится все больше и больше, уже на сотнях кустов листья изъедены!
Самка колорадского жука откладывает за лето свыше пятисот яиц. Из них вскоре выходят личинки, которые вырастают, превращаются в жуков, и те, в свою очередь, начинают размножаться.
И, оказывается, если бы все жуки и личинки оставались в живых, то от одной пары этих листогрызов могло бы погибнуть целое картофельное поле в 21/2 гектара. {20}
 |
Колорадский жук и его личинка. |
Если добавить, что колорадский жук забирается на зимовку глубоко б землю, а некоторые остаются там не только до весны, а еще на целый год, если принять во внимание, как быстро расселяются эти полосатые хищники, перелетая сами или подхваченные ветром,— станет ясно, какой грозный враг появился на картофельных полях!
Нужно ли удивляться, что американцы не смогли справиться с ним.
Потом жук появился и в Европе — в Англии, в Германии, в Голландии. Но тут его встретили в штыки, и первая атака была отбита. Однако вскоре попал он во французский порт Бордо. Конечно, не сам перелетел через Атлантический океан. Очевидно, тоже случайно, завезли его на каком-нибудь американском пароходе. Было это в годы первой мировой войны, и на жука во Франции не обратили сначала внимания. А когда заметили опустошение картофельных полей, колорадский разбойник захватил огромную площадь, набрал силу. Теперь уже никто в Европе не смог его остановить.
Прорвался жук и к нам на Западную Украину, в Белоруссию. Каждый год мы уничтожаем немало этих врагов полей. Борьба с колорадским жуком разгорается.
Тут же на западе нашей Родины мы отбиваем атаки и другого опасного вредителя — американской белой бабочки. Она проникла из Северной Америки в Европу совсем недавно, лет 20 назад. Сперва белая бабочка появилась в Венгрии. Как туда попала? Неизвестно. Очевидно, контрабандой проникла. {21}
 |
Американская |
И белая бабочка начала свирепствовать. Ее крупные мохнатые гусеницы оказались очень прожорливы, да к тому же неразборчивы в еде. Они начисто сгрызали листья всевозможных лесных деревьев и кустарников, не отказывались порой и от травы. Но больше всего пришлись им по вкусу плодовые деревья и шелковица. Гусеницы произвели настоящее опустошение в садах. К тому же птицы почти не ели этих мохнатых обжор.
Там, где появлялась белая бабочка, сады, леса, рощи обнажались, будто обгорали.
Быстро распространилась белая бабочка в странах Европы. Появилась она и у нас в Закарпатской области. Всё, чем располагает армия защитников растений, пущено в ход. Разведчики, среди них немало юных, помогают выяснить, где главные силы врага, и туда обрушиваются удары могучего химического оружия.
Боевая задача — отстоять, защитить прекрасные наши сады и леса, не пустить дальше вредителя; а там, где он уже хозяйничает, — уничтожить.
Так непрерывно приходится отражать нашествие зловредных нахлебников. А ведь, помимо этих «чужеземцев», нельзя забывать и о своих, так сказать «домашних», вредителях, которые издавна живут и бесчинствуют на наших полях, садах, на огородах.
Я представила себе: вот какая-нибудь десятилетняя школьница Галя спокойно сидит в комнате и читает. Вдруг без стука распахивается дверь, и в нее просовываются огромные бурые лапы, напоминающие ветви дерева с сучками во все стороны. Появляется голова с острыми копьями хоботка, затем в дверь вползает грозное существо. {22} Покачиваясь на лапах-сучьях, оно не спеша направляется к вешалке, хватает два ситцевых платья, закидывает за спину и так же безмолвно исчезает с ними.
Что это? Сон? Сказка?
Ни то ни другое. Это просто маленькая шутка — фантазия автора. Но шутка не слишком веселая, а фантазия не слишком фантастическая, — она построена на подсчетах ученых.
Оказывается, из того количества хлопчатника, который ежегодно губит вредитель-клещик, можно было бы выработать столько пряжи, что ее хватило бы на два ситцевых платья для каждой из советских женщин, — от самых маленьких девочек до самых старых старушек. Так что история с похищением не так уж далека от действительности.
 |
Свекловичный долгоносик и его личинка. |
Ученые вычислили, что еще недавно свекловичный долгоносик только на Украине ежегодно уничтожал столько сахарной свеклы, что из этого количества можно было бы выработать еще по два килограмма сахара на каждого нашего человека.
До революции в России вредные насекомые уничтожали десятую часть урожая хлебов, пятую часть овощей, почти половину яблок, груш и прочих фруктов.
И сейчас еще в Советском Союзе потери от вредителей, а также от сорняков составляют больше миллиарда пудов зерна. А во всем мире от полевых и амбарных вредителей и болезней люди теряют шестую часть урожая.
Сколько же их?
На земле существует не более миллиона видов различных насекомых. Какие же из них являются вредителями? Сколько их?
В 1859 году в России было основано {23} «Русское энтомологическое общество». Члены этого общества решили составить список вредных насекомых. Этим делом занялась большая группа людей.
И знаете, когда работа была окончена? Только в 1932 году. Больше семидесяти лет трудились энтомологи, изучая и описывая насекомых-вредителей. Впрочем, можно ли считать, что работа окончена? Сколько еще нужно узнать, понять, сколько сделать, чтобы защитить наши поля, сады и виноградники. Эстафета науки, изучающей мир этих удивительных существ, должна быть подхвачена молодыми руками.
А ведь для того чтобы ближе познакомиться с ними, не надо забираться в глухую тайгу, подниматься в стратосферу или спускаться в жерло вулкана. Он доступен всем, этот мир, он рядом с нами, вокруг нас. И путешествовать в нем очень интересно, увлекательно и полезно.
Надо познакомиться с насекомыми поближе. Узнать о них все, что уже открыто учеными. Наблюдая и изучая, открывать самим никому еще не известное, чтобы потом, вооружившись новыми знаниями, скорее победить маленьких зловредных хищников.
А это не так-то просто.
Большая сила таится в этих, порой еле видных существах. Огромное значение имеют они в нашей жизни.
Кто может с ними поспорить в быстроте размножения, количестве потомства? Число «детей» у них измеряется сотнями, тысячами. Далеко до них какой-нибудь синичке, у которой выглядывают из гнезда 5–6 птенчиков, или самой многодетной свинье, которая гордо выводит на прогулку 18 поросят.
А как быстро растут насекомые? Гусеница тутового шелкопряда в 10 000 раз увеличивается в весе, пока не начнет окукливаться. Гусеница ивового древоточца становится к концу развития тяжелее в 72 000 раз!
Удивительные особенности обнаруживаются в организме насекомых. Вот наступает трудная пора — холод или невыносимая жара, засуха. Нет воды, нечего есть. И тогда насекомое впадает в спячку, как бы замирает. Ученые называют такое состояние диапаузой.
Кажется, — что тут удивительного? Ведь и медведь, и сурок, и еж — многие лесные обитатели «засылают» на {24} зиму. И все же во время такого сна сердце, хоть и медленно, но бьется, они продолжают жить и дышать.
У насекомых в диапаузе сердце — точнее, спинной сосуд, который гонит кровь по телу, — почти не работает, кровь не движется, чуть-чуть сохраняется дыхание. Но кислород берется уже не из воздуха, а из клеток собственного тела. И в этом состоянии — без воды, без пищи, без воздуха — насекомое может оставаться живым 2–3 года.
К такому глубокому сну надо хорошенько подготовиться, перестроить весь организм. И они готовятся заранее, нагуливают жир, выгоняют лишнюю воду из тела, перестраивают дыхание.
Во время диапаузы ни ядом погубить вредителя, ни водой уничтожить невозможно.
Вот какие это цепкие, стойкие к жизни существа! И это далеко еще не все удивительные их свойства. У разных насекомых есть свое особое, неповторимое...
Ведь не случайно сто лет никак не могут одолеть филлоксеру.
| {25} |
Однако не пора ли нам поближе познакомиться с филлоксерой, потому что знаем-то мы с вами, друг наш читатель, о ней, пожалуй, не больше пока, чем солдаты, рубившие крымские виноградники.
Но несколько слов о винограде. Ведь он — один из главных героев нашего рассказа. Ради его спасения шли и идут все эти бои с филлоксерой.
Все, кто читал «Дети капитана Гранта» Жюля Верна, конечно помнят, с каким трудом пробирались путники сквозь заросли тропического леса. Могучие деревья, словно зелеными канатами, были переплетены, связаны бесчисленными лианами. Да и само название — лиана — произошло от французского слова «Пег» — «связывать».
Лианы — одно из древнейших и удивительных растительных семейств.
Больше двух тысяч видов насчитывается их в тропических лесах. Одним из представителей этого древнего семейства и оказывается виноград.
Вот из какой он семейки!
Так же, как и его собратья, виноград не только растет вверх, он может, как великолепный гимнаст, лазить, забираться высоко на деревья, цепляясь своими усиками за ветки, стволы, сучья.
Усик все время поворачивается, нащупывая опору. Два {26} часа — и оборот. Еще два часа — и снова круг. И каждый раз уже на новом месте, — ведь лоза растет.
Но вот усик наткнулся на что-то. Дотянулся — сучок. И сразу же будто пальцами за него ухватился. Мало. Надо покрепче. И он начинает закручиваться, обвивая сучок. Виток, и еще, и еще... И вот уже прочно уцепилась виноградная лоза за ветку дерева, а вся остальная часть усика завилась спиралью.
 |
Виноградная лоза. |
Проходит несколько дней. Задача разведки выполнена. Теперь гибкий усик деревенеет, становится необычайно прочным.
Делали опыты. Оказывается, высохший, мертвый усик винограда удерживал привязанную к нему гирю в 5 килограммов весом.
Да, надежно, крепко уцепилась виноградная лоза за ветки дерева, уж не одним — несколькими усиками, — можно карабкаться дальше вверх.
Выше, выше! Там внизу, под густой листвой, слишком темно. Выше, еще выше — к свету, к солнцу!
| {27} |
Один ленинградец приехал в донскую станицу к другу. Товарищ повел его на свой виноградник, угостил ягодами.
— А хочешь, — сказал он, — поглядеть виноградник, который еще Петр Первый заложил?
Ленинградец охотно согласился. У себя, на Каменном острове, он не раз любовался могучим «петровским» дубом. А чудесные лиственницы в Корабельной роще под Зеленогорском! Высоко в небо уходят их стройные могучие стволы. Освещенные солнцем, они кажутся розовыми. И Корабельную рощу посадили по распоряжению Петра.
Но Петровский виноградник! Любопытно! Ведь два с половиной века прошло. Какой же это виноградник, наверное, настоящий виноградный лес!
Однако, когда они пришли на виноградник, ленинградец увидел обычные виноградные кусты.
— Где же Петровский виноградник? — спросил ленинградец.
— Не видишь? Да перед тобой!
— Погоди, погоди. Сколько же ему лет?
— Да лет двенадцать — тринадцать будет.
— Так ты же толковал, что лозы Петром посажены!
— Это все тут знают. Деды от дедов слыхали.
В чем же дело? В чем загадка Петровского виноградника?
Станичник не обманул ленинградца. Действительно, два с половиной века назад Петр I посадил здесь лозы — это верно. Но винограду, который рос здесь, не было и пятнадцати лет. И это тоже была правда.
Секрет заключался в том, что это был виноград и тот, который посадил Петр, и, вместе с тем, уже иной.
Летописцы этих мест отмечали, что кусты, посаженные Петром I, росли и плодоносили больше ста лет. Потом они состарились, стали дряхлеть, и тогда их пришлось «починить», омолодить.
Сделали это так: от каждого старого куста отвели самый сильный побег — лозу. Ее уложили, не отрывая от куста, в канавку, выкопанную рядом, присыпали землей. Из глубины земли лоза развила побеги, они пробились сквозь толщу почвы и вырвались на поверхность. А там, где на лозе были узлы, выросли корни. {28}
Когда молодые побеги окрепли, старый виноградный куст удалили.
Омолодить старый виноградный куст можно и по-другому: обрезать все верхние корни и все побеги, кроме двух самых сильных; их оставляют на поверхности, а куст укладывают на дно ямы и присыпают землей.
Еще делают так: старый куст спиливают под самый корень. Подземный пень не погибает. Корень гонит питательные вещества в почки, спрятанные под корой подземного штамба. Они наливаются соками, лопаются, — и вот уже из земли тянутся тонкие гибкие ростки молодых лоз. Их много, но оставляют самые крепкие.
Вот и узнали мы, в чем был секрет виноградника, посаженного Петром I.
Могучая жизненная сила таится в виноградном кусте.
Сколько же лет может он жить?
В Калифорнии существует стосемидесятилетний куст винограда. Впрочем, разве назовешь его кустом! Он занимает полгектара земли. Толщина его штамба больше двух метров в окружности. 60 столбов поддерживают его могучие ветви. С этого виноградного дерева снимают десять тонн ягод.
У нас в Крыму, в Евпатории, не так давно погиб во время холодной зимы куст сорта «черный крымский». Он рос возле старинного каменного здания. Ветви его стелились по крыше. Утверждают, что ему было более двухсот лет.
Сколько же времени существует на земле это удивительное растение?
— Десятки миллионов лет, — отвечают ученые.
Уже древние люди обратили внимание на ягоды одной из могучих лиан, переплетающих деревья. Ягоды были приятны на вкус, их охотно поедали птицы и звери.
При раскопках — на древней посуде, на монетах, на стенах — были обнаружены изображения виноградных лоз.
Но человек поучился не только пользоваться природными дарами винограда, он вывел много новых, улучшенных сортов. Их насчитывается свыше пяти тысяч.
Сейчас виноград — один из питательнейших и ценных {29}
 |
Цветы винограда. |
Виноградный сок по питательности почти равен молоку, только в молоке больше жира и белка, а в соке — сахара и полезных кислот.
Из сброженного виноградного сока получают всевозможные вина.
Кто не любит сушеного винограда — изюма! Должна признаться, что в детстве я не могла удержаться, чтобы не выковыривать изюм из сдобных булочек. Из винограда приготовляют варенья, компоты, джем, пастилу, мармелад, — да разве все перечислишь!
А как красива виноградная лоза! Пользуясь ее гибкостью и уменьем лазить, человек придает ей всевозможные формы. Он создал виноградные арки, беседки, зеленые аллеи.
Стоит посадить куст возле дома и дать ему опору, — он взберется до вашего окна, что на третьем или даже на четвертом этаже, обовьет балкон, оденет зеленью стены дома.
Во все времена года прекрасен виноград. Ранней весной развиваются на нем побеги с нежными листиками. У разных сортов и побеги, и листики разные. У одних — золотистые, у других — оранжевые, у третьих — бронзовые. Цветы винограда не пышны, они напоминают скромную резеду. Нежен, упоителен их аромат! Трудно уйти из цветущего виноградника.
Но вот начинают наливаться ягоды. Красуются грозди — янтарные и дымчато-розовые, золотисто-белые и синие, и темно-фиолетовые. Тут уже бери кисти, художник, и рисуй! Созрел виноград, и роскошные грозди едут в города и села украшать стол советских людей. А виноградные кусты по-прежнему прекрасны. Теперь они горят всеми красками осени.
| {30} |
И это великолепное, приносящее столько радости людям растение, такое могучее и стойкое к невзгодам, оказалось беспомощным против крохотного, почти невидимого вредителя — филлоксеры. Ну разве не обидно!
Впрочем, не думайте, что филлоксера — единственный враг виноградного куста.
У каждого растения: у пшеницы, кукурузы, капусты — у всех свои потребители, свои нахлебники.
Вот заботливые человеческие руки опускают в мягкую, пушистую землю капустные растеньица — рассаду. Но не успеет еще как следует освоиться растение на новом месте, глядь — уже копошатся у его корней белые червячки — личинки капустной мухи. Чуть подросла рассада, — уже листики искалечены, изгрызены, в дырочках... Это капустные блохи постарались. Кочан начинает завязываться, и тут желающих полакомиться хоть отбавляй. По наружным листьям ползут гусеницы капустной моли, в кочан забрались новые нахлебники...
Множество всевозможных жуков, мух, блошек готовы погубить капусту. Больше 120 видов вредных насекомых угрожают пшенице... И это не считая грызунов, слизней...
До 500 видов всевозможных вредителей у плодовых, ягодных растений, у винограда.
Вот сколько желающих полакомиться соком виноградного куста, его листьями, ягодами!
Есть вредители ползающие, прыгающие, летающие. Есть грызущие, сосущие, сверлящие. Есть мелкие, еле заметные, и размером побольше. У всех свои повадки, их хорошо надо знать, чтобы с ними бороться.
Весной, когда лозы наливаются соком и набухают почки, нередко можно обнаружить на кустах подгрызенные или выеденные начисто почки. Но напрасно неопытный будет обследовать каждую веточку в поисках вора, — не найти его на виноградном кусте.
Кто же этот хищник?
Опытный виноградарь сразу назовет его имя. Это жук скосарь крымский. Его имя сразу говорит, откуда он родом. Блестящий черный жучок, он не такой уж маленький, около сантиметра длиною. {31}
 |
Листовертка виноградная. |
Только увидеть его мудрено. Зимовал он в почве, в специально вырытой для этого пещерке на глубине пятнадцати — двадцати сантиметров. А весной начал свою «работу». Но пока светло, он по-прежнему прячется в земле, только ближе к поверхности. Сидит, как в засаде, среди комочков земли под кустом и, будто настоящий разбойник, совершает свои набеги ночью, в темноте.
Тут-то, с фонарями, и ищи его, собирай прямо руками с куста, с поверхности земли. А листовертки? Встречаются они на всех плодовых деревьях. Есть и свои — виноградные, да еще несколько видов. Сразу заметишь листовертку. В листьях, свернутых в трубочку, сидит гусеница. Чуть тронешь листок, она вываливается и, выпуская паутинку, благополучно приземляется.
Есть двулётная листовертка. Ее серо-желтая бабочка дает два поколения в год. Гусеница питается бутонами, оплетает виноградные соцветия паутиной — гнездо устраивает. Второе поколение вылетает, когда ягоды уже начинают созревать. На эти ягоды и откладывают бабочки яйца. Гусеница, вылупившись, сразу в них и вгрызается. Так двулётная листовертка, хоть и называется листоверткой, а лакомится бутонами, цветами и ягодами.
Очень много вреда причиняет крошечный паутинный клещик. Он присасывается к нижней стороне листьев. Еще мельче, чем паутинный клещик, виноградный зудень. Похож он на веретено не только формой туловища, — все тело покрыто у него поперечными полосками, будто на веретено пряжа намотана. Зимует виноградный зудень тут же у основания побегов или под чешуей почек. И как только почка весной лопнет, глядишь — он уже впился в молодой листочек.
А сколько вредителей, подгрызающих корни, готовы {32}
 |
Зудень виноградный. |
Много врагов у виноградного куста!
И все-таки среди них филлоксера — враг самый опасный,
И вот что любопытно.
Есть листовертка виноградная, а есть и другие листовертки, — они кормятся на яблонях, на сливах, грушах... И у паутинного клещика, скосаря, и прочих не названных здесь вредителей много разновидностей; одни вредят винограду, их собратья — всевозможным другим растениям.
А вот филлоксеру только на виноградной лозе и встретишь. Никого больше она не признает, только виноградным соком питается.
Когда появилась она на диком американском винограде, сказать трудно. Очень давно. И за миллионы лет совместного существования так приспособилась, так приноровилась, что всю свою жизнь связала только с виноградным кустом.
Теперь, когда мы немного познакомились с виноградом и некоторыми его врагами, пора посмотреть поближе и на эту страшную невидимку — филлоксеру.
Сделать это нетрудно, так как мы находимся в здании Научно-исследовательской противофиллоксерной станции, в одном из южных городов Украины.
Кто мы? Я, Ната и Ника. Собственно говоря, из-за Наты я сюда и попала. Я познакомилась с ними — это были брат и сестра — в поезде. Она — студентка, будущий агроном — ехала на практику на противофиллоксерную станцию. Здесь работала подруга ее матери. И раз уж представилась такая возможность, почему не поехать к морю! Ведь они у моря никогда не были. И Ника поплавает вволю, а потом она его переправит в Геленджик, к бабушке. {33}
— А потом я поеду на теплоходе, — вставил Ника.
— Нет, он с этим теплоходом всю зиму покою нам не давал, — заявила Ната.
— Да ведь на подводных крыльях же!
У меня были другие дела в этом городе, но рассказ Наты о филлоксере, которую она, впрочем, сама знала только по учебникам, меня заинтересовал.
Вообще-то я давно подумывала, как вывести на чистую воду этих нахлебников: грызущих сосущих, рвущих; шелкопрядов, черепашек, хрущей, — не перечесть этих расхитителей человеческого труда.
Я вспомнила, что филлоксера погубила 2/3 виноградников мира — до шести миллионов гектаров. Я подумала: «Сколько виноградных плантаций создано у нас за последние годы? Сотни тысяч гектаров! А в ближайшее время будет посажено еще больше. Как уберечь наши виноградники от этого подземного огня?»
Да, пожалуй, с филлоксерой стоило познакомиться поближе.
И вот я вместе с Натой и Никой нахожусь в одной из лабораторий филлоксерной станции. Под стеклами микроскопа желтоватая тля.
— Подумаешь, — презрительно говорит Ника, — бочонок какой-то с обручами! Еще и в веснушках весь. И ничего-то страшного, один хоботок, — ни зубов, ни когтей, ни панциря.
Я вполне согласна с Никой. Стоит сравнить это круглое мягкое крохотное существо хотя бы с саранчой. Какие челюсти у саранчи! Какие сильные крылья, какие латы!
 |
Филлоксера (корневая). |
Когда летит туча саранчи, она заслоняет солнце, шум ее крыльев напоминает ураган. Когда она садится, — пожирает все.
А эта желтенькая букашка беззащитна, ни кусаться, ни царапаться, ни убежать не сможет. Вот так враг! А между тем уже сто лет с ней ведут борьбу, и сто лет продолжает она свою опустошительную работу.
Да, она нежна, как паутинка. Ее убивает солнце, мороз, ветер. Она не переносит ни жары ни холода, острые грани песчинок режут ее тельце. Люди травят ее, сжигают, топят в воде. А она все еще жива, будто {34} сказочный Кощей бессмертный либо змей, у которого вместо отрубленной головы вырастают десятки новых.
Недаром ее живучесть так поражала всех, кто впервые с ней встречался.
Посмотрите на рисунок. Такой увидели мы филлоксеру под микроскопом.
Это корневая филлоксера, жительница подземного мира. У нее на спине 70 бородавок, один из признаков ее совершеннолетия. Если посмотреть на нее со стороны брюшка, можно увидеть хоботок, усики, три пары лапок, глаза.
 |
 |
Клювик с филлоксерой. |
Яйцо и личинки филлоксеры (корневой). |
Каждая взрослая тля-самка битком набита яйцами и, попав в подходящие условия, начинает «нестись». Она откладывает яйца не по одному, а цепочкой. Из яиц очень скоро выходят личинки.
Вот эта новорожденная уже похожа на свою мамашу, как две капли воды! Только бородавок на спине меньше. Но ведь она будет еще линять четыре раза, сбрасывать свою шкурку, — тогда появятся и все бородавки. Зато у нее крохотные, но вполне подходящие для подземной жизни глаза, лапки, хоботок, усики — все, как положено приличной филлоксере.
И, пожалуй, самый сейчас важный для нее орган — обонятельная ямка, а у ее основания — щетинка. Хорошее обоняние ей сейчас очень нужно. Ведь этот младенец необычайно подвижен и вполне самостоятелен.
Личинка немедленно пускается в путь — недаром назвали ее бродяжкой. Ей надо поскорее найти самый сладкий {35} и нежный корешок, а на нем то местечко, где растение больше всего всасывает из земли питательные соки.
А как его найдешь? Ну, конечно, по запаху. Вот тут-то хорошее обоняние и пригодится.
И вот бродяжка остановилась, приловчилась, вонзила свои острые щетинки хоботка в корень. Ну как? Нет, что-то не то. Надо поискать другое место... И тут не годится! А вот, кажется, удобное местечко. Здесь можно ловко пристроиться, и будет сытно — много сока.
Она нашла то, что ей нужно. Теперь пора отдохнуть и переменить шкурку, которая стала тесноватой.
Если посмотреть на такую личинку — уже второго возраста, — ясно видно, что щетинка уже отошла от обонятельной ямки. Обоняние ей уже не так необходимо. По этим щетинкам, как по паспорту, можно определить возраст насекомых. Ведь в каждом возрасте ведет себя филлоксера по-разному, и все это надо знать. Чтобы победить врага, надо изучить его признаки и повадки.
Не проходит и месяца, как личинка становится взрослой и сама начинает откладывать яйца. Не успеешь оглянуться, как уже родилось, выросло второе и третье поколения.
Каждая филлоксера может снести (в несколько приемов) до сотни и даже больше яиц. За год там, где прохладнее, вырастает четыре — пять, а где жарче, то и семь — восемь поколений. Стоит взять карандаш и подсчитать.
Если даже поколение одной филлоксеры составит 100 личинок, то посмотрите, что получится на седьмом поколении, если, конечно, все будут выживать:
1-е поколение 100 тлей
2-е поколение 100 × 100 = 10 000
3-е поколение 10 000 × 100 = 1000 000
4-е поколение 1 000 000 × 100 = 100 000 000
5-е поколение 100 000 000 × 100 = 10 000 000 000
6-е поколение 10 000 000 000 × 100 = 1000 000 000 000
7-е поколение 1 000 000 000 000 × 100 = 100 000 000 000 000.
Длина каждой взрослой тли примерно 1 мм. В 1 метре их укладывается друг за дружкой 1000 штук, в 1 километре — миллион. Теперь нетрудно посчитать, на сколько километров протянется годовое потомство одной-единствен-ной филлоксеры, — на 100 миллионов километров! До Луны «всего только» 384 тысячи километров... {36}
 |
Нимфа и крылатая филлоксера. |
Какая невероятная быстрота размножения! Но это еще не все, чем страшна филлоксера.
Вот среди личинок подземной филлоксеры появляются не совсем обычные. Они оранжевого цвета, тело более удлиненное, по бокам небольшие темные пластинки — это зачатки крыльев. Такая филлоксера называется нимфой, она линяет и превращается в крылатую. Впрочем, крылья только еще начали расти.
Но что делать с крыльями под землей? Там же не полетишь! И ее непреодолимо тянет к свету. Она выползает на поверхность. Ее подхватывает и несет ветер. Вскоре крылья отрастают. Теперь филлоксера и сама уже может перелетать с куста на куст.
Крылатую филлоксеру недаром называют расселительницей.
Вскоре крылатые тли начинают откладывать яйца. На этот раз немного, всего несколько штук, но зато разных размеров: покрупнее и помельче. Из маленьких яиц выходят самцы, из крупных — самочки.
 |
Самец (слева) и самка филлоксеры. |
Удивительные это существа! Живут они недолго и за свою короткую жизнь ничего не едят. Им даже нечем есть — нет у них ни ротового отверстия, ни хоботка, ничего. Как будто безобидные существа, нечем им сосать растения, нечем уколоть корень. Да, безобидные! Это только так кажется. Самка после спаривания находит местечко на кусте под корой и откладывает яйцо — одно-единственное. Но в этом яйце заключается великая сила продолжения рода. Яйцо перезимовывает, и из него выходит личинка филлоксеры, которая не зря называется основательницей.
Эта личинка начинает свою {37} жизнь на листьях. Она присасывается хоботком к верхней стороне виноградного листа.
Вскоре там, где она обосновалась, на верхней стороне листа, образуется ямка, а на нижней — шишечка, бугор. Края листа вокруг ямки загибаются, соединяются. Над филлоксерой образовался зеленый домик — галл. И она начинает там быстро расти и размножаться. Выросшие личинки постепенно выбираются из домика, ползут по стеблю и присасываются к новым листьям.
Интересно, что у филлоксеры, живущей на листьях, хоботок короче, чем у корневой.
 |
Галл на листе и личинка филлоксеры. |
Но в галлах летом начинают появляться и личинки с длинными хоботками.
К осени их рождается все больше и больше. Трудно им присосаться к листьям. Они на цыпочки становятся, чтобы вонзить хоботок. Нет, все равно неудобно. А тут еще ветер сдувает их, подхватывает и разносит на соседние кусты.
Наступает холодная пора. Надо уходить, прятаться. Куда? Вниз, в землю.
Филлоксера спускается по стволу и уходит под землю. Там, в трещинах под корой, молодые личинки зимуют, погрузившись в оцепенение. Весной они пробуждаются, завершают свое развитие и начинают жить, как полагается корневой филлоксере.
Удивительная, непостижимая сила приспособляемости. И как же эта сила затрудняет борьбу с филлоксерой!
Есть у филлоксеры еще любопытное свойство. Все живущее питается. Это необходимо для жизни. И каждый, конечно, питается по-своему. Нам, людям, необходимо и мясо, и молоко, и овощи, а корова, например, питается растительной пищей. Однако есть общее в питании как людей, так и всех животных. Не все, что они съедают, усваивается. Ненужное организм выбрасывает.
У каждого живого существа такими органами, разбирающими,
| {38} |
 |
Круг развития филлоксеры. |
| {39} |
 |
Клоп-черепашка. |
что нужно, что не нужно, являются желудок и кишечник. У нас один желудок, а у жвачных животных — целых четыре. Существует пищеварительный канал и у простейших насекомых.
А вот у этой зловредной тли совсем особенный желудок. Напоминает он грушу пульверизатора. В хоботке филлоксеры два канальчика. Сжимая свой желудок-грушу, она пускает по одному канальчику свою едкую слюну внутрь корня. Слюна растворяет необходимые для жизни насекомого питательные вещества, находящиеся в клетках виноградного корня.
А когда груша распрямляется, то по второму канальчику через хоботок филлоксера всасывает не только приготовленную, но уже переваренную пищу. Никаких отходов, все идет в дело, на создание яиц.
Этим филлоксера сродни другим опаснейшим нахлебникам — вредной черепашке и особенно калифорнийской щитовке. Познакомимся с ними.
Клоп-черепашка нападает на пшеницу, ячмень или рожь весной, как только появятся из земли ярко-зеленые всходы. Он жадно сосет сок нежных растений. Вскоре черепашка начинает откладывать яйца. И, когда появятся на свет личинки, им уже готов новый, еще более питательный корм. В колосьях стали наливаться зерна. Личинки начинают сосать сладкий, белый, будто молоко, сок еще мягких зерен. Сосут и растут. Пять раз меняют свою шкурку, пока не превратятся во взрослых черепашек.
Тут бы пора оставить, наконец, в покое выкормившее их растение. Как бы не так! Молодые клопы с еще большей жадностью впиваются в зерна. Ведь надо заготовить побольше жира в своем теле. Предстоит долгая зимовка. Мало того, что вредная черепашка с ранней весны до осени не отстает от ржи или пшеницы, сосет сок растений, губит зерна, — она еще, подобно филлоксере, устраивает внутри растения — {40} листа или зерна — свою кухню, впрыскивает туда ядовитую слюну, в которой растворяются растительные белки и другие вещества, нужные ей для питания. Она их и всасывает. А остатки ненужной ей пищи черепашка сама удаляет из организма. Уколотые черепашкой зерна уже не прорастут, если их посеять, а хлеб из муки зараженных черепашкой зерен будет плохой, невкусный, вредный.
Чего только не придумывали, чтобы избавиться от вредной черепашки: и руками ее собирали, и целые армии кур вывозили летом на поля, а осенью — на опушки лесов, куда она слеталась на зимовку.
Теперь вредного клопа уничтожают, опыляя поля ядами с самолета. А еще лучше как можно быстрее убрать урожай, чтобы черепашка не успела запастись жирком и сама погибла зимой.
 |
Щитовка калифорнийская. |
Калифорнийская щитовка — опаснейший вредитель садов. Ее личинки, прокалывая кору дерева, присасываются и усиленно сосут его соки. Они тоже впускают свою слюну внутрь растения и всасывают уже переваренную пищу. А пищи требуется много. Ведь личинке надо вырасти и вместе с тем выстроить из собственного тела для себя и для своего будущего потомства надежную защиту.
Так на дереве или кусте появляются беловатые, твердые, пропитанные воском щитки, под которыми рождается и подрастает многочисленное семейство щитовки. Чисто в домике, никаких отбросов. Ничего не скажешь, удобный способ питания. Для филлоксеры этот способ — своеобразная защита, очень затрудняющая борьбу с ней. Позже я узнала, почему.
Размножение... питание... и, наконец, третья {41} особенность филлоксеры. Корневая филлоксера — невидимка. Однако не так мало насекомых подземных невидимок, врагов наших культурных растений.
И все же филлоксера — самая невидимая из этих невидимок. Корень винограда может уходить очень глубоко в землю. И везде, куда забирается корень, может обитать и филлоксера. Мало того, виноградный корень может жить 4–5 лет и даже дольше без самого куста. Если куст выкорчеван, а корень почему-то остался, он продолжает жить. А если жив корень, то на нем, хоть и не очень сытно, но все же может существовать и филлоксера. И если на этом месте опять посадить виноград, она отыщет к нему дорогу и с удвоенной энергией начнет размножаться.
Много ли нужно этим крошкам? Разве можно подсчитать тончайшие корневые волоски, которые находятся на виноградных корнях? Каждая такая ниточка наполнена соком, его достаточно, чтобы прокормить множество насекомых.
Правда, тлей разводится невероятное количество. И все же могучий куст в силах всех кормить, да еще и давать хороший урожай. Но при одном условии: если корни не гниют. А филлоксера как раз своими уколами и ядовитой слюной способствует гниению корней.
Это только начало беды. Миллионы гнилостных бактерий и грибков населяют почву. Им не проникнуть в глубь даже тоненького корешка. Кожица, пусть самая нежная, достаточно надежно защищает его от непрошеного вторжения.
Но вот филлоксера впилась своим хоботком в корень, проколола его кожуру, нарушила защитную стенку — как бы проломила двери. И тут тысячи бактерий, которые только этого и ждут, врываются в сердцевину растения. Корни начинают гнить, и этого уже не остановишь.
Кстати, еще раз вспомним, что куст, на корнях которого присосалась филлоксера, не сразу выдает ее присутствие. Всем своим видом он должен был кричать человеку: «SOS!» Скорей на помощь! Напали страшные враги!»
Но виноград — растение сильное, могучее, и если бы у растения был характер, я бы сказала — гордое. Он борется сам, борется изо всех сил. Еще богаче крона, еще пышнее его гроздья, еще быстрее растут корни. И люди не знают, не подозревают, что он смертельно болен; они радуются его росту, красе, обильному урожаю.
А когда через 4–5 лет силы виноградной лозы в борьбе {42} с врагом иссякнут, когда человек видит, что куст тяжело болен, и приходит к нему на помощь, — бывает уже поздно. Как легко было бы затушить этот подземный огонь, когда он только тлеет, как уголек костра, забытого в лесу. И как трудно унять лесной пожар!
— Вы представляете себе, — говорит нам Нина Михайловна, хозяйка этой лаборатории,— сколько энтомологов — насекомоедов работают и изучают филлоксеру. Сколько книг о ней написано. Сама я много лет изучаю семейство тлей и, главным образом, удивительное это существо. А вы думаете, мы о филлоксере все знаем?
Некоторые ученые считают, что «критическая температура» для филлоксеры 7–8 градусов тепла. Это значит, когда становится холоднее, она впадает в зимнюю спячку. Поднимется ртуть в градуснике до 13–14° — филлоксера пробуждается. И я так думала. Ведь перед тем как прийти к такому выводу, сколько велось наблюдений, сколько проделано всевозможных опытов!
Но вот как-то, было это в декабре, у меня в лаборатории испортилась печка. Дымит вовсю! Топить нельзя. Сижу, в платок закуталась, неуютно. Вдруг вбегает сотрудница:
— Смотри, смотри, снег на дворе, мороз, а она живая!
— Кто?
— Ну, филлоксера, конечно! Правда, когда я занесла ее к себе в теплую комнату, она сразу погибла, но вот я еще отыскала, специально для тебя, живехонькую, а то не поверишь!
А надо вам сказать, что в том году осень была затяжная, теплая. А в декабре ударили морозы. Вот моя соседка и пошла, чтобы выкопать несколько подопечных виноградных саженцев и укрыть их в траншею.
Подкопала — и обнаружила на корнях живую филлоксеру. Сунула в землю термометр — только 6° тепла. При такой температуре филлоксера должна была уже «заснуть»!
Я посмотрела, и правда — живая! Но я и минуты не стала держать ее в лаборатории, хотя и прохладной. Положила корешок с филлоксерой в деревянный ящик, крышкой прикрыла, поставила у выходных дверей. {43}
Двери у нас узкие, люди на ящик натыкаются, сердятся: «Уберите мусор!» А я: «Не троньте, здесь моя филлоксера живет, акклиматизируется». А сама думаю: «Надо же проверить». Может быть, попадаются среди филлоксеры более холодоустойчивые насекомые, такие, для которых и 6° еще не критическая температура. Если так, — значит, филлоксера сможет жить севернее, чем мы предполагаем. А ведь виноград и на север будет продвигаться. Эту филлоксерную угрозу надо иметь в виду.
Подержала я свою испытуемую на холоде денек, посмотрела в лупу, — сидит моя филлоксера неподвижно. Погибла? Спит?
Внесла на лестницу, там чуть потеплее. Через каждый час проведываю. Гляжу — зашевелилась. Я ее и на лестнице подержала денька два, а после внесла в свою прохладную лабораторию.
Представьте, осталась моя квартирантка живой и вскоре стала нестись. Так неисправная печка помогла мне узнать еще кое-что о жизни филлоксеры.
Это случай, конечно. Но порой и случай, если над ним задуматься, может натолкнуть на интересную мысль.
А разве не нужно нам знать, как образуются галлы? Ведь в момент, когда филлоксера выходит на поверхность, ее легче уничтожить.
Помню, несколько лет тому назад, весной, я специально поехала на виноградники одного колхоза, чтобы подсмотреть, как филлоксера выходит на листья.
Целый день бродила я по винограднику. Но мне не повезло — ни галлов, ни ползущих личинок найти не удалось.
Я заночевала в колхозе, и утром снова была на винограднике. В этот день я отыскала несколько свежих, только что образовавшихся галлов. Но как ни всматривалась, напрягая зрение, сколько ни наводила лупу на стебли и листья — ни одной путешествующей тли! А ведь галлы-то появились, значит, личинки ползут, ползут... Как же их выследить?
На следующее утро, вернее еще ночью, я встала, когда запели первые петухи. Было совсем еще темно, но дорогу в поле я знала хорошо. И вот я у цели. На небе играет заря. Серые кусты начинают скрашиваться в зеленый цвет. Капельки росы на листьях загораются розовыми и синими {44} огоньками. Я всматриваюсь. Еще трудно разглядеть такую мелочь, как тля, но с каждой секундой светлеет... И вот я вижу крошечные желтые пятнышки, личинки только что уселись на листе. Вот, значит, когда они переселяются, — на рассвете?
А через несколько дней в тихом местечке, на обрыве, я нашла замечательный листик: на нем рядом было два галла — побольше и поменьше. Жительницей большого домика оказалась личинка третьего возраста, а в домике рядом — совсем малютка. Значит, яйца, из которых они вылупились, зимовали на разной высоте под корой куста и пришли сюда личинки в разное время.
Да, во всем этом надо хорошо разобраться, чтобы можно было вовремя поразить, уничтожить этих злостных вредителей, — опрыскать кусты ядовитым раствором.
Особенно важно подстеречь и истребить весенние, майские, личинки — основательницы. Ведь каждая такая основательница, присосавшись к молодому листику и удобно устроившись на жительство в галле, быстро вырастает и за какие-нибудь 15–20 дней своей жизни отложит до пятисот яиц!
И тогда 500 новых личинок поползут вскоре по нежным побегам, присосутся к листочкам, образуя новые галлы...
Ну что же мы, однако, все в лаборатории о филлоксере толкуем да ее разглядываем. Здесь, под микроскопом, найти ее не мудрено. А вот отправимся-ка в поле.
И мы поехали в поле на виноградники.
Мы искали майские галлы на гибридных сортах и на диких американских лозах. Они без опор, стелятся по земле как тыквы.
— Смотрите, — говорит Нина Михайловна. — Вот на концах побегов, на молодых листьях, бугорки небольшие, с красноватыми головками. Это домики самых молодых личинок филлоксеры, так сказать детишек. А вот дальше — более крупные галлы. Здесь подростки живут, это второе поколение.
Если заметим на концах побегов домики детишек, — значит, где-то тут их мамаша. Да вот она, в глубине, на {45}
 |
Галлы филлоксеры на листе винограда. |
— Ну, теперь сами ищите! Мы расходимся по винограднику. Нас целая группа. Кроме На-ты, — еще несколько студентов-практикантов. Я, как ни стараюсь, не могу найти ничего, а Нина Михайловна находит их всюду, то и дело протягивает руку и срывает. Удивительно, будто сами галлы ей на глаза попадаются и прыгают в руки! Но вот и мы пригляделись к виноградным листьям; раздаются возбужденные голоса: «Нашли! Нашли! Есть!»
— Будто тигров в джунглях высматриваем. Да? — кричит Ника. Он, конечно, тоже с нами увязался.
— Нашли! — отзывается и Ната. — Идите сюда, Нина Михайловна.
— Тащите их ко мне. Ну-ка, все собирайтесь?
Мы подходим со своей добычей к нашей руководительнице.
— Кладите сюда, на брезент. Протягивает свои листики и Ната.
— Ну вот, — говорит Нина Михайловна, — что же вы у меня плохо хлеб отбиваете! Вы мне что принесли?
— Как что? Филлоксеру листовую, — пожимает плечами Ната.
— А вы что скажете? — обращается Нина Михайловна к другим студентам.
— Галл какой-то не такой, он должен снизу быть, а этот сверху.
— Разрежем, — говорит Нина Михайловна. — А ну, кто там в теремочке живет? Видите, золотистый пушок.
— Да это вовсе не филлоксера. Кажется, виноградный зудень.
— Ну конечно, ведь не одна филлоксера на винограде {46} кормится. Зудень еще мельче, чем филлоксера. Тельце у него не овальное, а продолговатое, напоминает веретено. Он весной присасывается на распускающийся листик с нижней его стороны.
— И вон их сколько, бугорочков-то, — густо-густо!
— Да, сразу видна работка зудня. Понятно, Ната?
— Знаю я, — говорит Ната.
— Знаешь, а не узнала.
— А у тебя, Ника, что, покажи. Молодец! Только почему так мало?
 |
Поврежденные корни с клювиками. |
— Мало? Да я полные карманы было набил. Надоело таскать, выкинул.
— А за это тебе, молодец, двойка. Выходит — ты ее посеял, на другие кусты перенес. Хорошо еще, что здесь кинул, тут весь участок зараженный. Ну-ка, вытряхивай свои карманы над брезентом. А дома пусть сестра твои брюки горячим утюгом прогладит. Ведь ты, кажется, в Краснодарский край собираешься?
— В Геленджик.
— Вот видишь, тем более надо остерегаться! Там ведь пока филлоксеры не обнаружено. Ну, пошли искать корневую. Берите лопаты.
Осторожно, сбоку подкапываем кусты. Отрезаем кусочки корней, толстых, потоньше, с массой ниточек-мочек. Мы разглядываем кончики корней, почерневшие, отмирающие, видим «клювики». А вот и живые тли. Их можно при навыке увидеть и простым глазом, зорким, конечно; крошечные лимонно-желтые точки. А в лупу хорошо видно, как они ползут, стараясь спрятаться от солнца под кору. Там немало их набирается.
И вот опять мы собираемся вокруг Нины Михайловны.
Ника подбегает первым. В носовом платке у него корешки.
— Вот сколько я нашел! — заявляет он гордо. — Ничего не выбросил. {47}
 |
Картофель, поврежденным нематодой. |
— Да разве же это филлоксера! — Нина Михайловна разламывает корень. — Посмотри, какие тут тоненькие, как нитка, беленькие существа. Это личинки нематоды — белых подземных червей. На том склоне, где ты был, как раз песчаная почва, они там водятся.
— А бугорки-то? Эти... клювики?.. — растерялся Ника.
— Ну и что же? Нематоды проникают внутрь корня, вот на корнях и получаются утолщения, похожие на мешочки. Но они другой формы, не такие заостренные, как филлоксерные клювики. Присмотрись-ка, там склад яиц этого вредителя. Да и самого червячка можно застать. Вот он.
Нематоды не только виноградные вредители. Их множество разных видов: одни приспособились к картофельной пище, другие к луку, свекле. Черви проникают в стебли картофеля, томатов, льна, хлопчатника, даже земляники. Одна из самых вредных — картофельная нематода. Заведется на картофельном поле такая нечисть, — много лет нельзя на этом месте картофель сажать. Вот какого ты нам вредителя притащил! Надо уметь разбираться в этом деле.
Ведь приходится осматривать виноградники в незараженной зоне, чтобы знать, не тлеют ли где-нибудь искры этого опасного подземного огня. И тогда ошибаться нельзя. Людей специально для этого обучают.
Обследуют виноградник по-разному. Если участок почему-либо считается подозрительным, каждый второй куст проверяют. А если обычная проверка, — подкапывают четвертую, пятую часть кустов, а то и меньше. Не подряд, конечно, а по всему участку.
Выбирает обследователь корешки, просматривает, нет ли клювиков, личинок или взрослой филлоксеры. Бросать корешки нельзя. Их полагается складывать в пучки, заворачивать в листья и прикапывать тут же у куста.
Контролер любой прикопанный пучок может проверить.
Случилось мне быть таким контролером. И вот приходит ко мне девушка Оля и говорит:
— Женька, подружка моя, филю пропустила. Я говорила ей: «Не пой песни, не глазей по сторонам». А она: {48} «Сама за собой смотри!» Все-таки я, когда она отвернулась, подглядела ее пучок и филлоксеру там нашла. Только вы не говорите, что я вам открыла, а то она со мной навек поссорится. Мы-то на всю жизнь дружить обещались. А как я могла не сказать... Вы чего-нибудь придумайте, будто сами ее пучок подглядели, или что...
Так я и сделала. Подошла, будто случайно, к Жениной прикопке, развернула, поглядела, нашла клювики, строго зову эту самую певунью. Показываю: «Видишь?» — «Вижу». — «Твоя работа?» — «Ну, моя». — «Тебя, может, плохо учили, не знаешь, какая она, филлоксера?» — «Почему это не знаю!» — «Значит, видишь плохо, не разобрала». — «Почему это плохо? Угляжу, чего хотите». — «Значит, небрежно работаешь».
Молчит, опустила голову. «А тебе говорили, что пропустить филлоксеру — все равно, что костер в лесу не загасить. От этого пожар большой может быть» — «Ну уж, пожар!» — «Так вот, по правилам я должна тебя немедленно снять с работы». — «Как это снять? Уволить?» — испуганно вскинулись черные глаза. «В первый-то день работы? Нет уж! Я ее проверять буду», — говорит Оля и усиленно мне мигает. «Без твоей проверки обойдусь, — хмурится Женя и снова поднимает на меня глаза. — Поверьте!»
Поверила я девушкам и не ошиблась.
Да, здесь конечно требуется величайшая аккуратность в работе. И все же найти при таких обследованиях филлоксеру не так уж и сложно.
Но бывают обстоятельства, когда только опытный глаз сможет обнаружить этого вредителя.
Выезжали мы как-то на старые виноградники, на берег Днестра. Земли там разные, где чернозем с глиной, где песок, да и песок не одинаковый — в одном месте крупный, в другом — помельче. Тут на черноземе были зараженные кусты. Частично они погибли, частью на буграх вымерзли.
Надо было выяснить, не осталось ли тут филлоксеры, чтобы знать, где посадить виноград на своих корнях, где привитой. Корки вымерзли сверху, пришлось глубинные выкапывать. И кого только там не было: и хрущи их грызли, и совки. Со мной студенты были, практиканты, вроде вас, ничего не могут найти. Одна молоденькая девушка — беленькая, тоненькая — просто плачет.
— А вы нашли? {49}
— Не сразу. И знаете, где? Под отслоившейся корой. Но ведь надо было не просто ее найти, а узнать, откуда шла зараза. И в первом кусте под корой нашла-то я всего одну. Стала соседние кусты обыскивать. Ничего. Круг обошла, вдруг — два клювика. Дальше пошли мы — четыре, там — еще больше...
Словно ищейки, шли мы по этим подземным узелкам-клювикам туда, где их становилось больше. И довели нас эти узелки до верхушки балки. Там росли зараженные кусты. Вода смывала филлоксеру, и она рассеялась по склону.
А вот и совсем пустое место. Старики-откопщики вспомнили, что тут был куст, который арендатор-немец откуда-то привез и посадил. Вот он, источник заразы.
Да, чтобы в таком винограднике найти филлоксеру, надо иметь особое чутье. Иной раз даже опытный инспектор-контролер может ошибиться.
Знала я одного инспектора. Заслуженный виноградарь. Работал он долго в одном неблагополучном районе. То там, то здесь обнаруживал и уничтожал филлоксерные очаги.
И вот получил он назначение на новую работу. Очень обрадовался. Давно хотел поработать в том районе. И жена, и ребята были довольны. Уже собрались, вещи сложили, билеты купили.
И вот накануне отъезда пошел инспектор попрощаться с товарищами, а заодно и с виноградниками. Сколько лет жизни было отдано им, сколько труда!
И потянуло его заглянуть на один участок, в низину. Он осматривал его года два назад и ничего опасного не обнаружил. Окидывая прощальным взглядом ряды виноградных лоз со зреющими розовыми гроздьями, стал он по привычке в них всматриваться. Группа кустов показалась ему подозрительной. Он вынул из-за пояса походную лопатку, которую всегда носил с собой, подкопал и... обнаружил филлоксеру.
До позднего вечера не уходил он с виноградника. Уже стемнело, когда, весь в земле, в пыли, в поту, измученный, сел он на камень и задумался. Было ясно: филлоксера {50} распоряжается здесь в низине не первое лето. Значит, когда два года назад он обследовал этот участок, она была уже тут. А он не сумел ее обнаружить, не заметил, проглядел... Что же ему теперь делать? Отправить семью, а самому задержаться? Но ведь его ждали на новом месте!
Все равно: раз уж он зашел сюда и обнаружил филлоксеру... Он никуда не уедет! И знаете, что он сделал? Сам на себя подал заявление. По этому заявлению получалось, что он плохо работал, пропустил филлоксеру и не может принять нового ответственного назначения.
Вот так. Потом его вызвали в район. Немного побранили, конечно. А обещанное место дали все-таки. Такому человеку можно было доверить самое ответственное дело. Не правда ли?
| {51} |
— Так за какое же дело вы хотите приняться, к чему приложите ваши молодые руки? — спросила я шутливо Нату на следующий день после охоты за филлоксерой.
— Право, не знаю, — говорит Ната, — не думала еще. Грозы филлоксеры из меня, наверное, не получится.
— Но где-нибудь ты все-таки будешь работать, раз уж сюда приехала?
— Нет... ну конечно. Кажется, меня направляют в отдел селекции.
— Селекции, здесь?
— Они выводят тут новые сорта.
Итак, Ната стала работать у селекционеров. Из отрывочных ее рассказов я поняла, что они выводят и уже вывели ряд новых форм винограда, устойчивых к филлоксере.
— Просто здорово, как они увлекаются этим делом, — с некоторым изумлением сообщила мне Ната через несколько дней. — Они считают, что их работа самая важная для победы над филлоксерой. Вы непременно должны к нам прийти, посмотреть, что мы делаем.
Ната сказала «мы делаем», а не «они», и это мне понравилось.
То, что селекционеры увлечены работой, меня не удивило. Я уже поняла и почувствовала, что здесь каждый считал свою работу если не самой важной, то, во всяком {52} случае, очень нужной. Это правильно. Именно так и должен относиться к своему делу каждый человек.
И, конечно, мне захотелось пойти к виноградарям-селекционерам. Но раньше надо было разобраться в вопросах, которые не давали мне покоя.
Я даже спать стала плохо. Чуть закрою глаза, передо мной чудесные виноградные кусты, увешанные янтарными, изумрудными, лиловыми гроздьями. А где-то тут же, рядом под землей уже медленно ползут по их корням крошечные желтенькие букашки. В них таится смерть этих красавцев.
Но почему же так мало союзников у человека в борьбе с этими зловредными существами?
Я вспоминаю летучие армии наших друзей — птиц. Передо мной возникает новая картина. С зловещим шумом надвигается туча саранчи, солнце закрыла, неба не видно... И вдруг — другой шум, легкий, звонкий, — свист крыльев, писк. Это летят скворцы, розовые скворцы. Начинается побоище. Сперва скворцы жадно едят саранчу, потом, уже насытившись, в азарте боя бьют и бьют ее, хватая поперек туловища и с силой ударяя о землю.
А грачи... Я познакомилась с ними еще в Каменной степи.
Они слетались на гул трактора, подымавшего зябь, и неотступно следовали за плугом. Их крепкие голые клювы то и дело глубоко погружались в рыхлую землю, выхватывая всевозможные личинки.
Один лесничий рассказывал, как грачи буквально спасли лес от непарного шелкопряда. Чем не помощники! Впрочем, о грачах есть и другое мнение.
— Какая же от них польза? — возмущаются противники грачей. — Это же первые истребители кукурузы! Только покажутся из земли росточки, грачи тут как тут. Вытащит, бездельник, за побег зерно, откусит и проглотит.
— Надо охранять молодые всходы кукурузы. Растет она быстро, пройдет неделька, и тогда грачи ее уже не тронут.
— А пшеница! Они во время жатвы и до пшеницы добираются. {53}
— Теперь пшеница на полях не залеживается. Ее живо убирают.
— Грачи еще и молодые сеянцы из земли выдергивают, и веточки деревьев ломают для ремонта гнезд, — не унимаются противники грачей.
— Если не разрушать гнезд, на их строительство и на починку меньше потребуется материала.
— А шум! Они живут колониями. Иной раз двести — триста семейств на деревьях. Во время гнездования, да и вообще, пока они выводят птенцов, галдеж подымают нередко невообразимый.
— Да уж, конечно, грач — не соловей! И воспитание детей дело нелегкое. Но учтите, что именно в это время уничтожают грачи больше всего вредных насекомых.
Сколько долгоносиков, гусениц, всевозможных личинок заталкивают заботливые родители в жадно разинутые рты. Птенцов старшего возраста угощают, кроме того, и крупными личинками хрущей. А к осени грачи перелетают к опушкам лесов, куда собираются на зимовку вредная черепашка и другие нахлебники. Так что судите сами, полезная ли птица грач. А если порой и озоруют они, — сумейте их обуздать. И не обязательно нужно расставлять сторожей.
Раскидывают, например, на краю поля кукурузные зерна, смоченные снотворным веществом. Наклюются таких зерен грачи и потом уж больше на это поле не прилетят. Отпугивают грачей и механическими трещотками, и цветными флажками. А знаете, как грачи сами себя прогоняют? Вот подлетает стая к лакомому месту, только хочет спуститься, вдруг тревога, каркающие грачиные вопли. «Беда! Спасайтесь! Улетайте!» означают эти сигналы.
Скорей прочь отсюда! И они торопливо улетают. А вслед стае несутся отчаянные хриплые крики.
Вот уже далеко грачи, а вопли не умолкают. Странно, почему же птицы, поднявшие такую тревогу, не покидают сами этого опасного места? Да и где же они? Никаких грачей и нет. Крики вырываются из репродуктора, установленного на автомобиле. Рядом вертится диск магнитофона.
Здорово же напугали грачиную колонию, чтобы на пленку удалось записать такие тревожные сигналы. А машина трогается дальше, к соседнему кукурузному полю.
Такие способы отпугивания грачей применяются уже во многих странах. {54}
Если изучить жизнь и повадки птиц да хорошенько раскинуть мозгами, можно почти всех их, кроме самых злостных хищников, сделать нашими союзниками и помощниками. Даже воробья, которого причислили к вредителям, нельзя повсюду приговаривать к смерти. Только в Южном Казахстане, в Узбекистане, в Туркмении водятся особые вредные воробьи — перелетные. На зиму они улетают в Северный Афганистан, в Иран, в Индию, возвращаются на гнездование поздно и выводят птенцов, как раз когда поспевает хлеб на полях. К накрытому столу являются! С ними и расправляются, как с нахлебниками.
Конечно, зерно любят и все другие воробьи. Если уж налетят, пощады не жди. Но ведь они до этого уже два — три раза вывели птенцов и за это время уничтожили без счета вредных гусениц и личинок.
Весной воробьи бывают очень полезны и садоводам и виноградарям. Мне здесь рассказали, как ловко управляются они с виноградными листовертками. Подлетит воробей, клюнет с маху и, когда из гнезда вывалится зеленая гусеница листовертки и, повисая на ниточке-паутинке, начинает спускаться, — он пикирует и хватает ее на лету.
Правда, когда виноград созревает, воробей становится воришкой, — уж очень любит полакомиться вкусными ягодами. Да кто же их не любит!
Огромное количество вредных насекомых уничтожают славки, синички, мухоловки.
 |
Муха тахина. |
Да, но ведь на филлоксеру листовую они, пожалуй, даже внимания не обратят, — слишком мелкая сошка. Сколько их надо, этих тлинок, чтобы накормить птенцов?
Тут, вероятно, могли бы больше помочь полезные паразиты — насекомые-хищники. А их — несметное количество.
Существуют на свете мохнатые мухи — тахины. Семейство этих мух очень {55}
 |
Наездник-ихневмонид. |
Но даже у самых маленьких мушек имеется отличное приспособление, чтобы проколоть кожу гусеницы и отложить в ее теле свои яйца. Личинкам, которые выходят из этих яиц, незачем искать, где бы пообедать, — пища всегда под боком.
Сколько гусениц озимой совки и боярышника гибнут, выкармливая собой непрошеных квартирантов!
Некоторые тахины помещают яйца на поверхности тела гусеницы. Так и путешествуют вместе с ней яйца, пока не наступит пора и из каждого яичка не вылупится личинка. Она немедленно начинает ввинчиваться в тело своей «лошади». Встречаются и такие тахины, которые производят на свет живых личинок и оставляют их на листьях растений или на цветах. И когда проползает подходящая гусеница, малютки-личинки сами к ней прикрепляются.
Существует несколько тысяч видов насекомых — наездников. Есть крупные — до пяти сантиметров длиной — ихневмониды. Они откладывают яйца в тело гусениц, в личинки пилильщика. Наездники-бракониды ростом поменьше, но повадки у них такие же. Стремительные, ловкие, наездники настигают свои жертвы всюду, вонзают в их тело острые, как иглы, яйцеклады.
 |
Наездник-браконид. |
Самые крохотные шестиногие хищники, пожалуй, хальциды. Их без лупы почти и не разглядишь. Они паразитируют на яйцах вредителей. Трихограмма откладывает яички в яйца многих бабочек. Теленомус заражает яйца черепашки и других вредных клопов. Получается, что из яиц черепашки выводятся личинки теленомусов. Чудеса! {56}
 |
Трихограмма на яйце совки. |
У всех вредителей есть свои враги. Их множество. Один энтомолог захотел выяснить, сколько паразитов-губителей в Крыму у яблоневой плодожорки. Он насчитал 26 видов. А, кроме того, плодожорку уничтожали и птицы, и летучие мыши.
В Китае почти тысячи лет назад привлекали хищных муравьев для борьбы с вредными гусеницами.
Не так давно, уже после войны, у нас в Узбекистане развелось много червеца — комстока. Это опасный враг шелковицы, а ведь ее листьями выкармливают шелковичных червей.
Чего только не делали, чтобы уничтожить этого червеца... Его травили, вырубали и жгли зараженные деревья. Ничто не помогало, червец захватывал все новые шелковичные плантации.
И тогда решили привлечь на помощь маленьких хищников из Калифорнии, оттуда же, откуда родом этот червец. Привезли хищника с серьезным именем «псевдофикус малинус». Он прижился. Так как у себя на родине он питался червецом, то и здесь живо его отыскал и начал истреблять. Он победил его скорее, чем люди.
А в самой Калифорнии случилась подобная же история. Туда еще сто лет назад завезли из Австралии другого вредного червеца — ицерию. Гибель грозила цитрусовым насаждениям. Но вот, в спичечной коробке, прибыло спасение: это — тоже из Австралии — привезли «стадо» божьих коровок — 139 штук.
 |
Теленомус. |
 |
Божья коровка и ее личинка. |
Божьи коровки быстро размножились и стали пожирать червеца. Они одержали блистательную победу над вредителем. Сколько зерна, плодов, овощей сохраняют людям эти живые помощники! Существуют даже фабрики, где их выращивают и выпускают в нужное время на поля и в сады. {57}
Божья коровка! Но ведь их у нас без счета. Где только не встретишь этих красноватых жучков с черными отметинками на крылышках! Они настоящие истребители тлей. А ведь филлоксера тоже из тлиного семейства!
Но до листовой филлоксеры и маленьким нашим друзьям не добраться, они — в галле, как в крепости. Не достать божьим коровкам и корневой филлоксеры, ведь коровка не может жить под землей.
Однако должны же быть враги и у подземных обитателей — червей, насекомых, их личинок, всевозможных бактерий.
Тут мне приходит на ум жужелица.
Кто не видел этих жучков, отливающих металлическим блеском, будто в латы закованных. Они рыщут по земле, всюду заглядывают в поисках добычи: в ямки, под камни. Забираются даже в верхние слои почвы.
Вспоминаю, что и осы-сколии проникают на метр и даже глубже в землю и безошибочно находят личинок майских жуков. Уколом острого жала парализует сколия личинку и откладывает в ее тело яйцо.
Видный ученый-энтомолог Н. С. Щербиновский рассказывает, что, обследуя ноля люцерны в Воронежской области, он заметил, что на одном участке растения были низкие, хилые. Он внимательно осмотрел несколько кустиков. Листики целы, не объедены. Кто же их обижает? Тогда он выкопал один из этих жалких кустиков. На корнях были белые налеты, похожие на вату. Ученый навел лупу на эти опухоли-налеты, снял осторожно пинцетом белый слой — там шевелились розовые червецы. {58}
Розовые червецы под землей, да еще на корнях люцерны! Свыше сотни различных вредителей люцерны знали люди, а такого еще никто не наблюдал.
Но еще больше удивился исследователь, когда, рассмотрев, уже в лаборатории, под большим увеличением колонии розовых червецов, он обнаружил среди них каких-то мохнатых личинок. Они были крупнее червецов, вооружены длинными острыми шипами и быстро двигались. Несомненно, это были хищники, враги червецов. Но кто они? Как их зовут?
Правда, они были похожи на личинки одного из вида божьих коровок. Такие коровки летали и здесь. Цвета они были темно-бронзового, загорелого. Но под землей? Никто никогда не замечал, что божья коровка, какого бы цвета она ни была, забирается под землю. Уж очень не подходит это к ее привычкам и повадкам.
И все же... Надо проверить.
Ученый поместил загадочные личинки в пробирку. Туда же посадил и двух темно-бурых жучков.
И что же? Личинки скоро окуклились, а затем из куколок появились точно такие же бурые жучки. Значит, некоторые виды божьих коровок могут все-таки жить под землей.
Мало этого. Ученый нашел среди зимующих мешочков с яйцами розового червеца — еще одного подземного врага, — крошечного бескрылого хищника. Имени у него не было. И не удивительно. Это оказался совершенно никому не известный хищник яйцеед.
 |
Жужелица. |
Есть, непременно есть враги у любых подземных вредителей, только, может быть, не все еще открыты, обнаружены.
Неужели, если хорошенько поискать, не найдется и у корневой филлоксеры своего подземного губителя?
Я хватаю записную книжку и записываю вопросы к работникам станции. {59}
Потом я вспоминаю еще, что у насекомых есть и другие враги. Все, и полезные и вредные, насекомые болеют.
И я записываю новый вопрос: чем болеет филлоксера?
Сколько насекомых заражаются и гибнут от всевозможных болезней. Самая обыкновенная домашняя муха часто становится осенью очень вялой. Брюшко у нее вздувается, белеет. Она еле ползает и вскоре погибает. Ее убили паразиты — грибки.
Существуют бактерии, которые уничтожают многих вредных гусениц. Можно часто увидеть таких погибших гусениц — они висят среди листьев на тонкой ниточке-паутинке, и ветер раскачивает их.
Подумать только, сколько истребителей у насекомых! И кого только нет. Невозможно, чтобы каких-нибудь врагов не было и у филлоксеры!
А может быть, попробовать вывести специально крошечных хищников и кормить их только филлоксерой; она, наверно, вкусная, — всю жизнь питается чистым соком виноградного куста! А потом пустить их на охоту под землю, ловить этих нахлебников. Ведь пробуем же мы дрессировать птиц на уничтожение тех или иных насекомых. Для этого птенчиков выкармливают гусеницами или личинками этих зловредных насекомых.
Фантазия разыгрывается у меня вовсю. Я представляю себе маленьких, тоже почти невидимых хищников, которые ползут по корням винограда, набрасываются на желтеньких тлей, на личинки филлоксеры всех возрастов, убивают, уничтожают ее, пожирают яйца.
Со всеми этими ночными фантазиями и вопросами, записанными в блокнот, я и пришла на другое утро к Нине Михайловне. Она засмеялась, потом сделалась серьезной.
— Да, к сожалению, в борьбе с филлоксерой таких живых помощников у нас мало. Правда, личинок листовой филлоксеры, пока они не обосновались в галле, уничтожает божья коровка. Да вот еще в галлах я находила иногда крошечных пузырчатых клещиков с оранжевыми ножками. В таких домиках филлоксера была какая-то поцарапанная, вялая. Видно, эти сожители ей не по душе.
Болеет ли филлоксера? Вероятно, болеет. Осенью находила я колонии филлоксеры, пораженные какими-то белыми грибками или слизью. Но это было только в холодную осень. {60}
В некоторые годы замечается резкое уменьшение количества филлоксеры. Может быть, под землей появились хищные клещи или начались грибковые заболевания. Кто знает?
Все это надо еще изучить. И потом крошечные наши союзники могут лишь уменьшить количество филлоксеры. А ведь там, где растут лучшие наши лозы на собственных корнях, лозы, которые не умеют от филлоксеры защищаться, — надо ее истребить поголовно, всю до одной. Ведь если останется хоть единственная, — все начнется сначала.
«Выдрессировать» крошечных хищников? Ну, знаете, это уж совсем из области фантастики!
А вот что, как мне кажется, было бы возможно. Не отдельные отряды шестиногих бойцов пускать в землю, а всю почву вокруг виноградных кустов заразить бактериями. Конечно, бактериями, которые бы губили филлоксеру. Но сколько здесь трудностей! Ведь создать подземную армию боевых бактерий надо на всей глубине корня, где живет филлоксера. А на разной глубине в разных почвах живут разные бактерии. Так что придется создавать несколько этажей, несколько боевых «застав», которые бы уничтожали этого подземного врага. И, может быть, это и научатся делать в будущем.
Но пока что давнишний спор защитников растений — ученых многих стран — между сторонниками биологического метода и химиками решается у нас в пользу химиков.
| {61} |
Кириллов высок и худощав. Это человек решительный и суровый. Он — главнокомандующий ядами и машинами. Гроза филлоксеры. Лучшего имени ему не придумаешь.
Но у него появляется хорошая улыбка, когда он смотрит на детей и на виноград. Ему жалко кусты, которые приходится губить, чтобы спасти другие. Но на поле боя он непоколебим.
Все больше, чаще применяются яды для борьбы с вредителями.
Правда, не всегда это удается делать безнаказанно.
В одном саду развелось очень много плодожорки. Весной по саду летала масса бабочек, а когда на яблонях уже завязались маленькие яблочки, по стволам деревьев поползли гусеницы.
Вот тут-то и произвели опрыскивание яблонь ядовитой жидкостью...
Гусеницы исчезли. Яблоки были спасены. Но радость садоводов длилась недолго. Вскоре несметное количество паутинного клещика заполонило сад. Яблони стояли с уродливыми, покрытыми галлами, листьями.
Откуда взялось столько вредителей?
Это было тем непонятнее, что в других садах, где плодожорки было меньше и яблонь не опрыскивали, клещика почти не находили. {62}
Однако все вскоре разъяснилось. Оказалось, что яд погубил не только гусениц плодожорки, но и маленьких шестиногих друзей садоводов — истребителей паутинного клещика. А на клещей этот яд не подействовал. Вот они, избавившись от своих врагов, и стали размножаться с невероятной быстротой.
Так случается, что вместе с врагом яд убивает и друзей, Применять яды надо очень осмотрительно. Чтобы это могучее оружие разило без промаха, надо знать, как и когда выгоднее всего атаковать врага.
Ни одна атака, ни один бой не начинается без разведки, без сигнала. Сигналы эти дают сами растения, надо только внимательно за ними следить. Нередко цветение деревьев или кустарников совпадает с вылетом разных вредных бабочек.
На Кавказе, в Южном Дагестане немало убытка приносила яблоневая плодожорка. Наблюдая за вылетом бабочек плодожорки, садоводы обратили внимание, что лёт этих бабочек совпадает с цветением белой акации. Три года проверяли садоводы свои наблюдения. И три года было так: как только одевалась акация в белоснежный душистый наряд, — появлялись первые бабочки плодожорки.
Разве не стоит вести такие наблюдения?
Но, конечно, точнее всего выдают себя сами вредители.
Однако вылет первых бабочек той же плодожорки нетрудно и проглядеть, не заметить. Ведь их могут сразу же склевать птицы, может погубить ливень... А время будет упущено. Как же быть?
Ранней весной в совхозном саду мне показали небольшой ящичек из гофрированного картона, укрепленный в кроне зацветающей яблони. Что там?
Оказывается, в ящичке зимовали сотни гусениц плодожорки. Их собрали прошлым летом и осенью, захватив на месте преступления в подгрызенных яблоках. Но, как ни странно, вместо того, чтобы тут же уничтожить этих бандитов, их оставили в живых, да еще и поселили в удобных домиках. Зато теперь эти гусеницы должны были сослужить людям службу — стать живыми сигналами.
За ними внимательно наблюдают. И, как только из куколок плодожорки, обитающей в ящике, вылупятся первые бабочки, садоводы знают: через 10–12 дней выгоднее всего опылить ядом деревья, чтобы истребить плодожорку.
| {63} |
Чтобы уничтожить листовую филлоксеру, тоже нужно екать, когда она больше всего уязвима.
Очень важно знать время выхода филлоксеры-основательницы. Не зря Нина Михайловна ночью ходила на виноградники подстерегать личинок. Ведь она узнала, когда выползают они из зимующих яиц, чтобы образовать первые,
 |
Филлоксера (листовая). |
Но вот личинка-основательница выросла, стала откладывать яйца. Через неделю из яиц начинают выходить молодые личинки. Их все больше и больше. Они растут. Им тесно становится. Да, кроме того, пора начинать, наконец, самостоятельную жизнь. И тогда они раздвигают ворсинки дверей и выползают из зеленого домика.
Они пускаются в путь к нежным листикам, туда, где можно лучше присосаться. Такие листики тут же рядом, на конце каждого побега. До них рукой подать, расстояние всего 20–30 сантиметров.
Да, рядом — это для нас, а для крошек-личинок путь к листику — длинное путешествие. Вот тут-то их и можно подстеречь и уничтожить.
На поле выезжают тракторные опрыскиватели. Они обрабатывают ядом виноградники.
А если галлами поражены большие плантации винограда, спасительные яды рассеиваются с вертолетов или самолетов.
Так побеждают листовую филлоксеру.
| {64} |
Много сложнее одолеть филлоксеру корневую. Еще химики Франции безнадежно искали способа от нее избавиться. Это нежнейшее существо, погибающее от солнца, ветра, воды, мыльного раствора, очень трудно досягаемо.
Подземные вредители располагаются в определенной почве и в разных подземных этажах. Агрономам известно, где кто находится, где искать проволочников, хрущей, нематоды...
А филлоксера? Часть насекомых — у самой поверхности, другие — в глубине. Когда похолодает, некоторые уходят под защиту коры толстых корней. Верхние тли погибнут от яда, а нижние уцелеют и быстро восполнят убыль в своих рядах.
Беда еще в том, что многие яды не могут проникнуть на большую глубину: земля, почва, как настоящий фильтр, как густое сито, задерживает и ослабляет яд. Чем глубже, тем он становится безвреднее.
А виноградные корни в поисках воды и пищи уходят вглубь на два, три и даже более метра. Где корень, там может оказаться и филлоксера. Попробуй-ка доберись до нее!
И вот представьте себе, что мы погубили всю филлоксеру, живущую на верхнем подземном этаже. Но на место погибших явятся обитатели более глубоких слоев земли.
Получается так, что после отравления глубинная филлоксера попадает даже в лучшие условия жизни. Ведь изувеченные вредителем верхние корни, которые человек освободил от колоний врагов, оживают, начинают усиленно отрастать, пускают молодые, свежие корешки. Они нежные; как раз такие больше всего по вкусу филлоксере.
И снова начинается борьба. Торопятся расти корни, с невероятной быстротой размножается филлоксера. Она облепляет все свежие корешки, и, в конце концов, виноградный куст опять побежден.
Нет, нельзя, недостаточно уничтожить только верхнюю филлоксеру, надо добраться и до глубинной.
Но как, как насытить почву ядами поглубже?
Кишечные яды, которыми отравляют многих других вредителей, на филлоксеру не действуют. Она питается {65} только чистым соком виноградного корня и никакой посторонней пищи не принимает.
Чтобы уничтожить этого подземного хищника, надо напоить ядом весь виноградный куст, чтобы даже сок лозы стал ядовитым. Но и это не всегда поможет. Если яд не очень сильный, то какая-нибудь ленивая тлинка меньше его насосется и уцелеет. А слишком сильная отрава может убить куст.
Очевидно, здесь нужен другой яд, который губит филлоксеру прикосновением. Так, например, действует гексахлоран. Но он «работает» лишь наверху.
Всем знаком желтый порошок — пиретрум, — смерть для блох, мух и всякой иной нечисти. Кстати, он совершенно безвреден для людей и животных.
А что если пиретрум растворить в воде и полить раствором больной куст? Попробовали, полили. Но фильтр земли безотказно действует и тут. Ядовитый раствор очищается и теряет свои губительные для филлоксеры свойства уже на глубине полуметра.
Нет, с помощью ядовитых растворов глубоко в земле врага не достать. Пробовали загнать ядовитый раствор вглубь огромными шприцами, делать земле подкожные впрыскивания. Все напрасно — почва очень быстро обезвреживает яд.
Единственный выход — ядовитые пары, газы. Вот что может убить врага. Ведь в почве множество всяких подземных канальцев, щелей, куда проникает воздух. Филлоксера разгуливает там, как по тоннелям метро. Если эти каналы заполнить ядовитым паром, она надышится им и погибнет.
Да, но какой же пар пойдет вниз, в землю! Ведь когда кипит чайник, пар не ложится на пол, а клубится у потолка. И после дождя в жаркую погоду от земли подымается пар и сгущается высоко в небе, образуя облака.
Нужно было найти газы и пары тяжелее воздуха, такие, которые бы не уходили вверх, а, наоборот, проникали, просачивались в землю.
Трудная задача! Но чего не решит могучая наука и человеческий упорный труд!
Нашли ученые и такое вещество. Это был сероуглерод. {66} Его пары в три с половиной раза тяжелее воздуха. Значит, они падают вниз и просачиваются в почву.
Отлично! Облегченно вздохнули ученые: вот, наконец, то, что надо!
Но, увы, и это было еще не то. Проникать в почву ядовитые пары проникали, только вскоре они улетучивались или, соединяясь с почвой, становились безвредными. И следов от них не оставалось.
Они успевали погубить живую филлоксеру и ее личинки. Но к тому времени, как из яиц вылуплялись новые тли, подземный воздух был уже чист и безопасен; дыши на здоровье!
Поиски продолжались. Надо было отыскать яд, пары которого поглубже проникали бы в землю и подольше там удерживались. В конце концов такие вещества нашли. Химики назвали их таинственными именами: ГХБД и ГХБ-80. Их пары проникали глубоко и удерживались в земле стойко, без изменения несколько месяцев. Но выдержит ли сам виноградный куст такую долгую отраву?
Рассказывают про одного очень здорового человека, который никогда не лечился. Случилось все же, что его свалила лихорадка. Врач прописал ему хину: три раз в день по порошку.
— Э! — сказал больной, когда ему принесли пакет с порошками. — Сколько же времени мне с ними канителиться!
Он налил стакан воды, высыпал все порошки из пакета и залпом выпил.
Говорят, что лихорадка у него действительно прошла. Но от такого лечения сам больной едва не отправился на тот свет. Только богатырское здоровье спасло его.
Какое же количество яда надо дать виноградному кусту, чтобы его вылечить?
Внесли в почву немного ядовитого раствора. Виноградные корни его выдержали, но зато много филлоксеры осталось живехонькой. Попробовали дать раствора побольше. Он убил филлоксеру, но отравил и корни виноградной лозы.
Много испытывали дозировок разной силы и крепости, и оказалось, что есть граница, когда филлоксера уже гибнет, но корни еще остаются в живых. Впрочем, от такой дозы до смертоносной для винограда был, так сказать, один шаг.
Какая же точность, внимание нужны при работе с ядами! По этому поводу рассказали мне одну историю. Вот она.
| {67} |
Ученых, которые изобретают яды, чтобы избавить от филлоксеры виноград, мы с полным правом можем назвать докторами растительного мира. А людей, которые опрыскивают виноградные кусты, трактористов, которые выезжают на поле вносить ядовитую жидкость, — можно вполне сравнить с санитарами, медицинскими сестрами и братьями.
Вот один такой добрый брат — молодой тракторист выехал на виноградник. В баке прицепа было у него лекарство — ядовитая жидкость.
Пустил он трактор на нужную скорость, открыл кран бака. Едет, внимательно следит, чтобы ровно шел трактор, ровно лилась струйка лекарства.
Час работает тракторист, и два, и три часа... Жарко, передохнуть бы, забраться под куст, растянуться на прохладной земле... Нет, не время еще, мало сделал. Закурить — это можно.
Сунул он в рот на ходу папироску, спичку вынул; одна рука на руле, другой стал зажигать. Чиркнул — не зажглась спичка, вторую чиркнул, — сломалась. Фу ты! Придется, видно, на секундочку остановиться, а то, гляди, куст виноградный придавишь, это тебе не чистое поле.
Придержал парень машину. Работает мотор на холостом ходу. Как лихой конь, дрожит трактор, рвется вперед.
Взял тракторист коробок левой рукой, правой спичку чиркнул, головка отлетела, вторую чиркнул — вспыхнула и погасла, третья вовсе не зажглась.
 |
Обезвреживание почвы. |
| {68} |
В сердцах чуть не полкоробка исчиркал тракторист, пока, наконец, закурил. Ну и спички выпускают, бракоделы! Что за фабрика? Стал разглядывать, прочел: «Минск!» И тут заметил, что ведь спички-то сырые. Э, да ведь он вчера под дождь попал! Зря ругал минчан. Ну ладно, папироса курится.
Поправил картуз, пустил машину на прежнюю скорость. Глядь, папироса погасла. Вот неудача! Снова пришлось остановиться. Наконец закурил.
Славно поработал тракторист в этот день. Агроном крепко пожал ему руку. Спасибо сказал.
Осенью пошел агроном проверять виноград, обработанный ядом, и каш тракторист — с ним. Хорошо выглядят кусты, подлечили, избавили их от филлоксеры.
А что это? Почему-то среди пышных виноградных кустов — низкий, пришибленный какой-то, а вот и еще, целый ряд. Что такое с кустами?
— Ты здесь работал? — спрашивает агроном.
— Я.
— Что же у тебя тут случилось?
— Не знаю, вроде ничего.
— От ничего ничего и не бывает. Может, трубки засорились в баке?
— Нет, струя все время ровная была.
— Тогда с трактором что-то приключилось?
— И трактор был в порядке весь день.
— Кусты-то ведь отравлены, погибают, — огорчается агроном. — И как раз сорт-то какой! Жалко!
Жалко и трактористу винограда. Идет он, задумался. Вот так вылечил! Отравились кусты, погибают. С чего бы это? Кажись, и правда все в порядке было.
— Эй, друг! — окликнул его товарищ. — Чего зажурился? Закурить есть?
— Закурить?
Будто молния, мелькнула мысль: «Закурить!» Ведь он там у этих кустов закуривал. Всю коробку исчиркал. Скорость убавил, после и вовсе остановил трактор, а крана у бака с жидкостью не закрыл... И закурил все-таки.
Ох, и дорогая же получилась эта папироска!
Да. Большая нужна точность и аккуратность при работе с ядами.
И мне пришло в голову. Пусть бы так было: трактор {69} идет, ядовитая жидкость льется, сколько ей положено. Остановка — и кран бака автоматически закроется.
Так я подумала. А вскоре узнала, что над таким приспособлением уже работают.
Вот здорово! Это замечательно, что никогда люди не останавливаются на достигнутом, все хотят улучшить.
Но ведь все равно хозяином даже самой «умной» машины останется человек, и от его внимания и аккуратности будет зависеть работа любого механизма.
Однако вернемся к нашему винограду.
Оказывается, если даже очень аккуратно и точно выдержать дозировку яда, с одного раза куста не вылечишь. Дело в том, что даже эти ядовитые пары распространяются не везде одинаково, и там, где они слабее, филлоксера все же может остаться в живых.
Чтобы убить ее, решили применять лечение несколько раз, как уколы пенициллина. Только пенициллин вводят человеку через 6–8 часов, а ядовитые вещества вносят в почву под виноградный куст через шесть–восемь месяцев.
Такой способ лечения назвали дробным, потому что лекарство вносится частями, долями. Так ядовитый раствор, который выдерживает куст, постепенно губит всю филлоксеру.
Как же все-таки чувствует себя куст во время лечения?
Первое время — неважно. Опытный глаз сразу заметит, что вид у него угнетенный. Да и не удивительно, — ядовитое лекарство не очень-то приятная и полезная пища.
Что лее происходит там, куда вносили лекарство, в земле, под кустом?
Это не так уж сложно выяснить. Надо раскопать землю, отрезать кусочек зараженного филлоксерой корня и, вместе с прилипшими к корню крупинками почвы, отнести в лабораторию.
Опытная лаборантка рассмотрит корень под микроскопом и сделает все положенное, чтобы узнать, что творится в отравленной зоне. А там, оказывается, — сплошное кладбище: убита филлоксера, мертвы все микробы, бактерии, грибки. {70}
Чисто поработал яд!
Проходит время, и больные кусты начинают поправляться.
Снова извлекают кусочек подземного мира и изучают его в лаборатории. Ого! Покрытые коростой и желваками корни оживают. Вот уже появились новые, молодые, полные сил корешки. Филлоксеры нет, все вокруг мертво. Но множество погибших организмов — своего рода удобрение, которым можно воспользоваться.
У выздоравливающего всегда отличный аппетит. Только подавай еду. И если теперь хорошенько подкормить куст, он станет поправляться еще быстрее.
И к тому времени как уцелевшая филлоксера снова размножится на его молодых корнях, куст настолько окрепнет, что готов выдержать следующую порцию ядовитого впрыскивания.
Так борются химики с филлоксерой сегодня. А завтра?
— Завтра будет найдено еще лучшее средство, непременно будет найдено! — говорит Кириллов убежденно. — Кроме того, — добавляет «гроза филлоксеры», и глаза его становятся задумчивыми и мечтательными, — очень хочется отыскать средство не ядовитое, а такое, которое не отравляло бы организм растения, но изменяло, перестраивало его. Да так изменяло, чтобы новая виноградная кровь полностью уничтожала филлоксеру. Хорошо бы!
| {71} |
Кто не знает: чем крепче, здоровее человек, тем реже болеет он гриппом и другими болезнями, тем меньше простужается. Нипочем ему ни холод, ни зной.
Так и все живое на земле: чем здоровее, сильнее животные и растения, тем лучше борются они за свою жизнь, тем легче переносят невзгоды.
Давно заметили виноградари Молдавии, Грузии, Украины, что чем мощнее, пышнее, выше виноградный куст, чем толще его ствол, длиннее корни, тем дольше сопротивляется он страшному своему вредителю — филлоксере. В конце концов погибает и он, как все наши европейские сорта, на собственных корнях. Но живет и приносит плоды такой куст в два, а то и в три раза дольше, чем малорослые кусты.
Как же вырастить виноградный куст сильным, мощным?
Раньше виноград сажали просто под кол. Подолбят колом землю и сунут в образовавшуюся щель саженец. Начнет корень расти, двинется вглубь, а земля там плотная-плотная. С трудом проталкивается корень. Поглубже надо уйти в поисках воды и пищи, но быстро тут не пробиться. И пускает он отростки вбок — вправо, влево, во все стороны, туда, где почва рыхлее.
Не намного легче было расти виноградному кусту и {72} тогда, когда его сажали под лопату, а позже — в глубокую борозду, проложенную специальными машинами.
А теперь многие начали сажать виноград под гидробур — водяной бур.
Назвали его так потому, что он не только ввинчивается в землю, но и заполняет скважину земляной жижей. И скважину эту может гидробур вырыть какая понадобится, — силы у него хватит. Хорошо саженцам в такой ямке! На дне воды сколько угодно, кругом мягкая питательная земля.
 |
Гидробур. |
Тут уж основной виноградный корень быстро уходит вглубь, а это очень важно. Ведь филлоксера поселяется сначала на поверхностных корнях и проникает дальше постепенно.
Кто же кого теперь перегонит?
Ползет филлоксера, растет корень. Но при такой посадке он успевает уйти от филлоксеры. И если даже она доберется потом и до глубинных корней, к тому времени куст будет уже сильным, могучим. Он будет дольше и упорнее сопротивляться. Да и жизнедеятельность филлоксеры там слабее. Она позже просыпается весной, медленнее размножается — успевает дать только 3–4 поколения, вместо 7–8 у поверхности земли.
Не так страдают глубинные корни и от засухи и морозов. {73}
Хорошо растет виноградный куст, посаженный под гидробур.
Можно еще ускорить рост саженцев, помочь кусту вырасти крепким, здоровым.
Много в почве вокруг корней всевозможных крошечных существ — микробов и бактерий. Есть бактерии враги — они готовы ринуться на раненый, уколотый филлоксерой корень, проникнуть внутрь, вызвать гниение. Есть и друзья.
Мы должны собрать у корня побольше бактерий-друзей. Они улавливают азот, который проникает из воздуха. Из удобрений они создают вещества, которыми питается растение. Они, как умелые повара, готовят ему пищу. Побольше бактерий-друзей растениям! А как их собрать? Да просто отправить без долгих разговоров в землю вместе с корнем! Для этого перед посадкой корни виноградной лозы обмакивают в азотнобактериальную болтушку.
 |
Катаровка. |
Невозможно даже подсчитать, сколько крошечных друзей отправляются после такой ванны в землю вместе с корнем. Получив такое живое удобрение, лозы быстро растут и крепнут.
Но посмотрите, что это? Что только делают с виноградным кустом! Он еще совсем молоденький, неокрепший, а тут раскопали вокруг него землю, обнажили корни и начисто обрезали все верхние боковые корешки. Только главный корень оставили. Да еще и припудрили каким-то вонючим порошком. Что же, пропадать теперь остается кусту? {74}
О нет, напротив. Не умирать будет такой куст, а жить! Удалили боковые корни — значит, вся сила, все соки пошли в главный. Быстро и сильно проталкивается он в землю, все глубже, глубже.
Это тоже способ вырастить куст крепким. Называется он катаровка. Первый раз самому молоденькому кусту делают катаровку в два приема, чтобы не слишком ранить корни.
Каждый год производят опытные виноградари катаровку, пока куст растет, развивается, крепнет. Даже когда он уже начнет приносить ягоды, продолжают обрезать верхние корни, только реже.
Заодно срезанные корни внимательно осматривают — не проникла ли туда филлоксера. Ведь чем раньше обнаружен враг, тем легче его одолеть!
Вот какими средствами добиваются, чтобы у виноградного куста был могучий, вглубь идущий корень.
Чем толще, длиннее корень, тем и крона пышнее. Дай только волю сильному виноградному кусту, подставь столбы, подпорки или посади его вперемежку с другими плодовыми деревьями, лоза заберется наверх, переплетет весь виноградник-сад.
Но за такими лозами и ухаживать трудно и урожай собирать нелегко. Поэтому им воли не давали. И виноградари обрезали лозу, уменьшали размеры куста. Да как еще обрезали — почти все, что вырастало за весну и лето, шло осенью под кож. Это ослабляло куст: и корень был у него небольшой, и от филлоксеры он быстро погибал.
Между тем в Грузии можно до сих пор встретить могучие виноградные кусты на высоких подпорках и на деревьях. У них толстый ствол, роскошная крона и уж, конечно, корень соответственный. И эти виноградные деревья лучше сопротивляются филлоксере.
Но заводить на обширных пространствах настоящие виноградные джунгли невозможно. Вся обработка сейчас производится машинами, а машине сквозь такие заросли не пробиться.
Что же сделать, чтобы сохранить мощную крону куста, {75} его многолетний ствол и вместе с тем на виноградных плантациях могли бы хозяйничать машины?
Новая задача. Но и ее сумели разрешить.
Чтобы куст был сильнее, главный стебель-ствол не подрезают, не ранят его, и он с каждым годом становится длиннее и толще, наращивает новое кольцо древесины. От стволов отходят ветки — их называют рукава — с плодовыми стрелками.
Вот эти-то побеги и подрезают так, чтобы только лучшие лозы приносили плоды.
Но где же они, эти кусты-деревья? Где их толстые стволы? Прямо загадочная картинка!
Но присмотрись — и увидишь: деревья стелятся по земле. Виноградные стволы уложили вдоль рядов. Только побеги с гроздьями ягод подымаются кверху. Машины вдоль рядов такого виноградника проходят свободно.
И посадку винограда под гидробур и мощные формировки виноградных кустов разработали наши ученые. Честь им за это и хвала!
Вот я узнала и еще способы борьбы с филлоксерой. Тут как с трудной задачей: не получается сразу — не складывай руки, не отступай, а думай, размышляй, пробуй. Так виноградари и поступают, так и решают свои задачи.
Помогать растениям самим сопротивляться врагам — великое дело. И, конечно, важно это не только для винограда.
Недавно появился у кукурузы странный вредитель. Молодые листья растения вдруг желтели, кукуруза начинала сохнуть. А виновника этой беды не видно.
Кто же ее губил? Находили, правда, небольшое отверстие в нижней части широких ее листьев. Искали вредителя, по листочкам кукурузу раскрывали. Никого нет! А растение гибло. Но наш ленинградский ученый изловил все же врага-невидимку. Оказалось — это личинка шведской мухи. Вот история-то!
Раньше, когда кукурузу разводили главным образом на юге, да и то в небольшом количестве, шведская муха ее не трогала; а теперь, когда королева полей распространилась {76} у нас повсюду, шведская муха за нее взялась. Распробовала, что ли, как она вкусна?
Но обнаружилась личинка шведской мухи вовсе не там, где ее искали, где она вгрызалась в растение, а много выше. Она прогрызала ход к сердцу кукурузы, к центральному ее листу, а кукуруза быстро росла, пускала все новые листья, будто отгораживаясь от врага зелеными стенами, и подымала, уносила его, как на эскалаторе, от своего сердца.
Грызет личинка, но никак не добраться до центрального листа, так он запрятан глубоко.
Если хорошая погода и кукуруза быстро растет, швед екая муха и не успевает проникнуть в сердце растения. А если и доберется до вкусного, нежного центрального листа, то не успеет его погубить.
Так вот почему не трогала шведская муха южную кукурузу. Ведь кукуруза на юге растет быстрее, чем на севере. Значит, и для севера надо создать быстрорастущий сорт.
Кукуруза уходит от шведской мухи, стараясь скорее вырасти, а пшеница обороняется от вредной черепашки тем, что быстро и сильно кустится, выпускает боковые стебли. Она тоже как бы отталкивает вредителя, вместе с тем еще и отвлекает, приманивает на сочные, нежные боковые листья.
Распознав, как защищается растение, ученые и стараются выводить такие сорта, чтобы они скорее росли, как кукуруза, или пышнее кустились, как пшеница.
Человек не только протягивает руку помощи растению, он говорит: «Ну же, действуй сам, напрягай все свои силы, будем бороться и побеждать врага вместе».
А виноград — растение могучее, изо всех сил борется со своими врагами. Даже находят кусты европейских сортов, уцелевшие в борьбе с филлоксерой, хотя ученые в прежнее время считали, что против этой зловредной тли ни один куст устоять не может. Из этих уцелевших, самых сильных кустов берут черенки для выращивания лоз, которые смогут лучше бороться с филлоксерой.
| {77} |
Дикий американский виноград уживается с филлоксерой, потому что может образовать пробковый слой, пластырь. Он заделывает дверь, пробитую тлей в корне, и не пускает туда гнилостных бактерий. Вот его и надо взять в союзники, чтобы бороться с филлоксерой. Во Франции, а потом и в других странах, так и сделали. Европейские сорта привили на американские лозы. И у нас много сейчас таких виноградников.
Но привитые растения не очень-то дружно живут вместе. Подвой все время пускает побеги, желает жить со своими собственными листьями, а европеец — привой, напротив, пускает воздушные корни, тянется к земле, чтобы стать на свои собственные ноги.
Все время надо эти корни и побеги обрезать. Морока! И еще много всякой возни с прививками. И стоят они дорого. Места прививок, как всякое больное, раненое место, слабее, лоза там ломкая, чувствительнее к холоду, приходится привитый виноград на зиму укрывать.
Лучше всего иметь лозы на собственных корнях. Надо создать сорта урожайного винограда, устойчивые к морозу, а также ко всевозможным заболеваниям, главное — к филлоксере. {78}
Над созданием таких устойчивых сортов, уже много лет, и трудится упорно селекционер Тимофей Матвеевич Соболь, куда попала на практику Ната. Она все больше увлекается селекционной работой. Целые дни проводит на станции.
Поселились мы с Натой рядом, и она вечерами часто приходит ко мне, тем более, что у нее сейчас отпала забота о брате.
Я ведь совсем забыла сказать, что уже неделя, как Ната отправила Нику с попутчиком в Геленджик, к бабушке.
Вскоре от мальчика пришло письмо: «Ната, ты бы видела какое море здесь! Как синька, в которой мама белье подкрашивает. Бабушка ничего, подходящая. Есть соседский мальчик — Лешка, он немного мокроносый, но дружить можно. У них виноград уже спеет. Вкусный до чего! Мать обещала Лешке, как продаст виноград, купить велосипед. Жаль, уехать придется, а то бы покатался. В общем, жить можно. Ната, ты там со своей филькой про теплоход не забудь!..»
Второе письмо Ники было какое-то странное. Написано вкривь и вкось, видимо, наспех. В нем сообщалось, что все в порядке и чтобы Натка не беспокоилась.
О времени приезда Ника не сообщал.
При других обстоятельствах Ната, вероятно, все-таки слегка бы забеспокоилась, — ведь время шло, скоро следовало подумать о покупке билета на теплоход, а Ника о нем — ни слова. Но Нате некогда об этом всерьез задуматься. Она погрузилась в селекцию. Вечерами посвящает и меня в эту работу.
Прививки европейской лозы на американскую спасли виноградарство Франции от гибели.
Но прививки — очень сложное дело, да и не всякая лоза растет в нашем климате, на наших почвах.
Нельзя ли выбрать другой путь, чтобы получить сорта винограда, устойчивые против филлоксеры? {79}
 |
Дикий виноград. |
Велико семейство винограда. Одиннадцать родов, — до шестисот видов.
Но из этого богатства совсем еще мало использовал человек, главным образом, один вид «витис винифера». Правда, семья у «витис винифера» преогромная — до 5000 всевозможных сортов. Все же непременно следует привлечь к созданию нового сорта еще неиспользованные богатства природы!
Среди дикорастущих встречаются такие, у которых на кончиках усов — подушечки с присосками. С их помощью может лоза взбираться не только на деревья, она карабкается на стену, на столбы, взбирается на крыши домов, — чем не верхолаз? Есть один вид, который совершенно не поражается филлоксерой.
Вот бы к нему подобраться!
Селекционеры многих стран мечтали создать «идеальные» лозы — с корнями стойкими, как у дикаря, с ягодами, как у лучших европейских сортов.
Сколько было выведено гибридов, сколько сортов скрещивали в разных сочетаниях. Сколько надежд кончалось разочарованиями!
Конец был один: гибридов, устойчивых к филлоксере, с отличным вкусом ягод, никак не удавалось получить. Дикая кровь «американца» побеждала культурные европейские сорта.
Это был тупик. Путь селекции винограда как бы обрывался.
Так говорила история виноградарства. Об этом свидетельствовали труды и записи многих ученых.
И все же Соболь не мог успокоиться. Он не верил тому, что выхода из такого заколдованного круга не было.
Ведь нашел же в себе силы дикий виноград там, в Америке, где присосалась к нему филлоксера, выжить, уцелеть, {80} жить с филлоксерой на корнях и быть здоровым. Так сказать, мирно сосуществовать.
Почему же мы не можем сделать такими же сильными и наши чудесные европейские сорта винограда, научить корень быстро заделывать пробоины-уколы пробковыми щитами?
Каким же способом можно это сделать? Как передать «европейцу» умение дикого сородича так отлично себя защищать! Эх, шепнул бы на ухо сам виноградный куст, как ему помочь! Жаль, не умеет он говорить.
Впрочем, почему не умеет? Разве всем своим видом, поведением, ростом, цветом листьев, величиной кистей, не говорит он с человеком? Он говорит: «Всмотрись в меня внимательно, неужели ты не понимаешь, что мне нужно, чего недостает. Ведь ты же человек! Помоги же мне!»
Да, надо было научиться лучше понимать молчаливый этот язык. Ведь понимал же его И. В. Мичурин. И какие пути открыл он, создавая новые сорта растений, обогащая зеленый мир!
Знал Мичурин и о жестоком враге винограда — филлоксере — и был уверен, что самый верный способ добиться победы над этим врагом — селекция, выведение новых сортов, которые смогут устоять перед филлоксерой.
Если люди попали в тупик, — значит, где-то, в чем-то они ошиблись, свернули с правильного пути. А может быть, чего-то не заметили, не поняли, до чего-то еще не додумались.
Кропотливо, шаг за шагом проверял Соболь работу селекционеров за многие десятилетия. Как бы мысленно прошел с ними весь их путь. Путь, приведший в тупик.
Что же делали селекционеры?
Они опыляли один из видов стойких к филлоксере американских лоз европейским сортом. Затем высеивали семена. Из семян выращивали сеянцы-гибриды. Это были дети американской и европейской лозы. Такой гибрид начинал приносить плоды на пятый — седьмой год, как дикий куст. Сильна была в нем кровь дикаря. И ягоды, конечно, при этом были «дикарского» вкуса — мелкие, кислые, с «лисьим» привкусом.
Чтобы улучшить вкус ягод, выбирали из массы молодых гибридов самые хорошие, сильные растения и скрещивали {81} опять с европейским сортом. Получались новые гибриды. Ягоды были у них вкуснее, но незначительно.
Тогда новые эти гибриды скрещивали уже между собой, отбирая опять же самых достойных. Что же! Ягоды еще немного улучшались, делались крупнее, слаще. И все-таки далеко им было до тех европейских сортов, которые выводились веками и заслужили мировую славу. К тому же и устойчивость новых гибридов к филлоксере начинала теряться.
Получалось так: чем устойчивее к филлоксере был куст, тем ягоды были хуже; чем вкуснее становились ягоды, тем больше страдал виноград от филлоксеры.
Как говорит народная поговорка: «Нос вытащишь — хвост увязнет; хвост вытащишь — нос увязнет».
Создалось безвыходное положение, несмотря на то, что один из крупных немецких селекционеров, а за ним и его последователи, высевали и выращивали сотни тысяч и даже миллионы сеянцев-гибридов. Ведь наука уже знала, что среди гибридов могут появляться растения с разной формой листьев, различным вкусом ягод, растения с разной устойчивостью к вредителям и морозам.
«Неужели, — думали селекционеры, — среди этих сотен тысяч и миллионов нельзя будет отобрать хотя бы десяток, ну пускай не десяток даже, а два-три таких растения, у которых будут отличные ягоды, а корень устойчив против филлоксеры. Из этих растений можно будет вывести тот идеальный сорт, о котором мечтают все виноградари».
Но не три, не два — ни одного растения не удалось отобрать из этих миллионов. «Почему же?» — думали зарубежные селекционеры.
«Почему?» — думал Соболь, склоняясь над книгами, проходя по виноградникам, по питомнику и внимательно вглядываясь в виноградные кусты. Почему? Вероятно, оттого, что эти ученые шли неверным путем.
В чем же они ошибались?
Очевидно, все-таки в том, что не умели развить в сеянцах нужных качеств. И дети американской и европейской лозы вырастали такими же дикарями, как американские предки. {82}
Это было видно и по их листьям, и по мелким, кислым ягодам, и по тому, что только через 5–7, иногда только через 12 лет, приносили они первые гроздья. В общем, вели себя как дикари.
И то, что их не воспитывали в необходимых условиях, было первой ошибкой селекционеров.
Но была у них и вторая ошибка. И Соболь считал ее не менее важной. Они скрещивали между собой самые сильные растения. И дикие, с древних времен боровшиеся за свою жизнь лозы, оказывались сильнее европейских, побеждали, как бы поглощали их, и передавали по наследству свои веками выработанные качества.
Что же сделать, чтобы избежать этих ошибок? Как ослабить дикую наследственность? И что вообще значит «воспитывать» растения? Не в школу же посылать, как ребят? Вот именно, в школу, в свою зеленую школку — питомник.
Виноградная школка находилась тут же, на опытном участке станции. И мне, конечно, очень захотелось побывать там, посмотреть на маленькие растения, узнать, как же их воспитывают, чему учат. Полюбоваться выросшими уже гибридными лозами, на которых красовались созревающие виноградные грозди.
Я хотела увидеть и понять, как наши советские ученые ищут выхода из тупика, в который зашли селекционеры всех стран. Многое хочется мне узнать. Но лучше всего, конечно, выяснить все это у самого Соболя, а он очень занят, заканчивает научный труд — о том, как выводит свои гибриды. Просто совестно отрывать его от такого дела.
Ну что же, придется подождать, потерпеть. А пека можно здесь узнать еще много интересного.
Нет, пожалуй, ни одной лаборатории на противофиллоксерной станции, где бы не было сделано еще так мало для победы над филлоксерой, и где бы не высказывались такие большие надежды, где бы так не мечтали, как здесь.
И это понятно. Лаборатория еще очень молода. Она называется биофизической. Две науки — биология и физика — дружески объединились, чтобы помогать людям.
Говорят, ум хорошо, а два лучше. Мы с полным правом {83} можем добавить: наука хорошо, две науки вместе еще лучше. Объединившись, они становятся сильнее не вдвое, а во много раз.
А ведь к ним могут присоединиться и зоология, и химия, и другие науки.
Несколько лет тому назад мне пришлось побывать в Москве на Всесоюзной выставке народного хозяйства.
Много павильонов на выставке. Один, большой, красивый, называется атомным. Там можно познакомиться с добрым атомом, узнать, как используют ученые его силу — атомную энергию — в мирных целях, для облегчения человеческого труда.
В одной из комнат этого павильона, среди приборов и механизмов, я заметила на столе цветы — скромные герани в глиняных горшочках. Я думала, герань поставили просто для украшения. Оказалось, однако, она была тоже экспонатом выставки.
У экскурсовода был в руках небольшой прибор — счетчик. Там все время раздавалось легкое потрескивание. Счетчик улавливал самые слабые радиоизлучения, а в этом павильоне они были всюду.
Экскурсовод поднес счетчик к одной герани, к другой... Счетчик продолжал мирно потрескивать. Но стоило руке со счетчиком приблизиться к третьему цветку, в счетчике начинался настоящий барабанный бой, — прибор просто захлебывался от треска.
Оказывается, этот третий цветок был полит удобрением — раствором фосфора; только фосфор был не простой, а радиоактивный. Полили совсем недавно, но корки уже успели «выпить», всосать этот раствор, он перешел и в стебель, и в листья, и в цветы. И отовсюду, где радиоактивный фосфор находился, давал он о себе знать, испуская лучи. Их-то и улавливал счетчик.
Так, проведя руку со счетчиком вдоль растения, можно было узнать, как использует герань удобрения. Где фосфора с мечеными атомами накопилось больше, — там и счетчик тарахтел быстрее и громче.
А нельзя ли прибавить меченый ядохимикат к раствору, которым поливают виноградные кусты, зараженные филлоксерой? Тогда они «расскажут» при помощи счетчика, как всасывается яд, как проходит он через корни и листья, попадает ли в виноградные ягоды. Ведь это может ухудшить {84} их вкус; а если накопится много ядовитого раствора, то может оказаться и не безвредным.
Все это помогут выяснить меченые атомы.
Вот бы еще научиться распознавать, нет ли в земле тайного врага — филлоксеры, не разрывая почвы, не вынимая корней, — узнать по соку растений. Это помогло бы захватить беду в самом начале. И как бы это облегчило работу обследователей и карантинных инспекторов!
Еще хорошо бы по соку совсем молодых растений заранее предвидеть, вырастут ли лозы устойчивыми к филлоксере.
О многом думают, мечтают в этой лаборатории.
Вот, например, оказалось, что радиоактивный фосфор может быть не только разведчиком, рассказывающим о том, что творится в организме растения.
Попробовали подкормить виноградный куст таким фосфором с мечеными атомами. Что тут получилось! Семена этого виноградного куста взошли быстрее, растения и потом опережали всех своих соседей, и листья у них были темнее.
И тут непочатый край работы.
А наука движется все вперед и вперед и делает людей умнее и сильнее...
Вот почему и хочется назвать эту лабораторию «Лабораторией завтрашнего дня».
| {85} |
И вот Ната протягивает мне только что полученное от Ники третье письмо.
«Не могу я, Ната, приехать. Понимаешь, какое дело. Простыл, ангина. Но ты не беспокойся, я уже вроде ничего. Только знакомый доктор не позволяет все же на теплоходе ехать, — ветер на море, все-таки. Опять может налет вскочить. Так что с билетами не торопись. Ну и не ругайся, пожалуйста. Мне и так не весело. Не хочу я, что ли, на теплоходе ехать. Да? Но если нельзя, понимаешь, нельзя! Пока...
Ника».
— Странное письмо, — сказала задумчиво Ната. Обманывает про ангину, не пойму ничего. Напишу-ка я бабушке Кате.
Ответ от бабушки Кати пришел быстро.
«Милая внучка Ната! Твое письмо меня ох как встревожило. Как это выходит? У Ники ангина, а я и не знала. Теперь я понимаю, конечно, что он болен. Все эти дни красный ходит, встрепанный. Видно, жар у него. А вроде не жаловался на горло. Все же думаю, он не слишком болен, кушает преотлично, только подставляй». {86}
— Нет, — сказала Ната, — странная ангина у Ники! Уж если он от теплохода отказывается, да еще на подводных крыльях... Всю зиму мечтал. Беда с этим мальчишкой. Сама, кажется, туда бы поехала. Но разве сейчас можно! Мне Тимофей Матвеич группу малышей-гибридов доверил, разве их бросишь!
Да, уехать отсюда было трудно. Ната невидимыми, но крепкими нитями уже была привязана к работе и к людям.
Но что же все-таки творится там, в Геленджике? Что с Никой? Вон он сидит на земле, среди виноградных кустов. Что он там делает? Лакомится созревающими ягодами? Нет. Вид у Ники на самом деле больной, взъерошенный. Он поджидает Лешку, который выполняет какое-то домашнее поручение. Мать у Лешки деловая. Что велит сделать — не отвертишься.
Ника стругает ножом палочку. Это будет колышек. Надо отметить один куст.
Ника стругает, а мысли бегут и бегут, обгоняя друг друга.
Как неожиданно все случилось! Сперва так было славно, просто здорово. Море, купанье, дружба с веселым Лешкой, мечты о теплоходе. И вдруг...
Все началось с того, что у соседей праздновали день рождения какой-то девчонки, он даже имени ее не знает. Ну, наготовили всякой всячины и целого барашка зажарили. И, понятное дело, Рексу кучу костей вывалили. Своя-то собачонка у них махонькая, где ей погрызть. Но и Рекс, хоть и здоровущий пес, одолеть не смог. Решил про запас припрятать косточку. И надо же! Принесло его на виноградник. Видно, здесь земля помягче,
Они с Лешкой как раз на этом же месте сидели, в камушки играли.
«Прибежал Рекс с костью в зубах и давай землю рыть. Лапы у него огромные, когтистые; мы оглянуться не успели, уже яма под кустом.
— Что ты делаешь, пошел, ну! — закричал Лешка. {87}
Но Рекс хоть бы что.
Мы вскочили, а он кость рядом кинул — и носом в яму. Нюхал, нюхал, после фыркнул и еще сильнее заработал; комья земли, камушки так и летят у него из-под лап. Роет и нюхает, роет и нюхает. И про кость забыл. Вот уж вся морда Рекса в землю ушла, уже уши-лопухи спрятались.
— Пошел! Я тебя! — закричал Лешка и замахнулся на Рекса палкой; а я его за руку:
— Погоди, он зверя какого-то учуял, может, крот, интересно же!
— Интересно ему! — тоненько закричал Лешка. — Тебе-то что, виноград не твой. Гляди, как он корни подрыл!
И правда, корни куста обнажились. Тут мы вместе стали прогонять Рекса. Это было не так-то просто. Он бегал вокруг нас и так и рвался к яме.
Наконец Лешка, озлившись, швырнул в него камнем. Рекс взвизгнул и убежал.
Мы заглянули в яму. Ох, и ямищу вырыл пес! Но никакого подземного хода под кустом не было. Тогда мы ногами стали засыпать яму. Но камни сразу набрались в тапки, и стало больно.
— Погоди, за лопатой сбегаю, — сказал Лешка.
Пока он бегал за лопатой, я присел и стал яму разглядывать. Может, есть там все-таки какой-нибудь ход или кора. Нет, не видно. А корней сколько: желтые, бурые, и толстые, и тонюсенькие.
И тут на кончиках корешков я заметил утолщения, какие-то узелки. Пригляделся. Даже в жар меня бросило. Да ведь это клювики. Насмотрелся на них на филлоксерной станции.
Что же делать теперь?
Лешка прибежал с лопатой, я ему показал узелки и все рассказал. Он страшно огорчился, когда узнал, что весь виноградник может погибнуть от филлоксеры, но я его утешил, что не все еще потеряно. Надо только уничтожить обнаруженную филлоксеру. Уничтожить самим, пока никто не знает, потому что иначе...
Тайна, тайна.
Но чем ее убить? Я стал вспоминать, что говорила Нина Михайловна. {88}
— Дуст есть у вас? А известь? Ничего у них не было.
— Погоди, — сказал Лешка, — а если керосин?
— Правильно! — закричал я. — Тащи сюда керосин!
С чего же начать? Прежде всего надо было продезинфицировать Рекса. Ведь он мог разнести филлоксеру на лапах.
Мы подозвали Рекса и, несмотря на его сопротивление, обтерли ему морду и лапы керосином.
Потом мы облили корни с узелками, старательно зарыли яму и полили остатком керосина землю вокруг куста, потом пошли мыться».
Казалось, что на этом вся история с филлоксерой благополучно закончилась, но, проснувшись утром на другой день, Ника вдруг подумал, что ведь филька убита только на корнях, которые подрыл Рекс. А что, если она была и на других кустах?
Нет, эта скверная история вовсе не была кончена, она, видно, только начиналась, и что-то надо было предпринять.
Но день шел за днем — ничего не придумывалось. Между тем пора было возвращаться, чтобы ехать на теплоходе. А Ника все оттягивал отъезд.
Наконец наступил крайний срок — пятница. Дольше медлить нельзя. Если он не уедет в субботу вечером, времени на теплоход не останется.
Палочка, которую стругал Ника, хрустнула и сломалась. Который это раз! Нож тупой, что ли! И Лешка не идет! И снова мысли — незваные, непрошеные...
Нике вспомнился тот вечер. Он не мог уснуть. Мысли, как и сейчас, толпились и путались.
И все из-за соседской девчонки, надо же ей было родиться 10 августа! Не праздновали бы ее рождения, не жарили бы барашка, и Рекс не притащил бы к винограднику эту дурацкую кость.
Впрочем, даже еще и тут могло ничего не случиться. {89} Незачем было ему соваться в эту яму, и очень было нужно разглядывать корни винограда! В конце концов, он мог даже не заметить клювиков на корнях. А если даже и заметил, мог не знать, что это филька. Ну, конечно, мог не знать. Это просто даже ненормально, что он знал. Сотни мальчишек на его месте ничего бы не поняли. Что он, особенный какой-то, что ли!
Филька! Подумаешь! Без него разберутся. Никто же не знает их секрета. Дурак Лешка, что ли, чтобы выболтать. Рекс тоже не расскажет. И нечего голову ломать. И все.
Ника повернулся на другой бок, вздохнул. Все? Нет, не все. Почему это дело кто-то другой должен расхлебывать?
Но тут, вытесняя и отбрасывая в сторону все мысли, перед Никой предстал теплоход на подводных крыльях, который мчался, чуть касаясь поверхности волн. Белая пена кипела вокруг. Брызги сверкали на солнце. А он, Ника, стоял на носу, от ветра захватывало дыхание...
— Еду! Завтра же еду!
Он облегченно вздохнул, улыбнулся и мгновенно заснул.
Утром Ника сообщил о своем решении бабушке и, наскоро выпив чаю, помчался на вокзал покупать билет.
Прямо с вокзала Ника поспешил к Леше.
— Еду! — крикнул он ему с ходу.
— Да ну, когда? — недоверчиво спросил Лешка.
— Сегодня вечером, видал билет?
— Вот жалко-то! — воскликнул Лешка таким голосом, как будто кричал: «Вот здорово!»
— Обрадовался, — помрачнел Ника.
— Вот еще, чему радоваться?
— Ты тут позабудешь, чего я тебе говорил?
— А вот не забуду, вот хочешь все кусты кругом керосином оболью. Вот сбегаю, полный бидон куплю и полью, не веришь? Вот честное. И второй бидон вылью, достану. Я маме скажу: упал, керосин разлил. Большое дело! И еще куплю. Все сделаю! — Леша заглядывал в глаза Нике. — Ты не беспокойся, не беспокойся.
Но чем больше суетился Лешка, тем больше Ника мрачнел. {90}
— Ладно, — сказал он вдруг грубо, — хватит. Ишь запрыгал, как блоха. Завтра поговорим, чего делать.
— Завтра? — Леша даже не обиделся на блоху. — Ты же едешь сегодня!
— Никуда не еду.
— А билет? — Лешка даже рот разинул.
— Пошутил я. Это старый билет — понятно? Всё. Ника сам не знал, как и почему вырвались у него слова «никуда не еду!» Да и он ли их сказал? Но, произнесенные его голосом, они еще звенели в ушах.
И, не слушая Лешку, который что-то бормотал, чувствуя, что какой-то комок сжимает ему горло, Ника без оглядки пустился бежать на вокзал. Ему удалось сдать обратно в кассу билет.
— Не достал билета, — сказал он бабушке. — Народу — тьма!
— Раньше надо было думать. Оголтелый ты какой-то! Но видно было, что бабушка рада.
Он попросил чернил, бумаги, конверт и написал то самое письмо, которое так взволновало Нату. Запечатал конверт, кое-как наклеил марку и опустил в ближайший почтовый ящик.
Теперь все пути отступления отрезаны. Он не уехал, не попадет на теплоход, но иначе поступить он не мог. Почему не мог, он и сам еще не понимал. Ника перевел дух. Только теперь он почувствовал, что ужасно устал. И странно было на душе — и грустно, и досадно, и почему-то радостно, как будто с кем-то он долго и трудно дрался и все-таки победил,
Сейчас, на винограднике, вспоминая все события этих дней, Ника сам удивлялся неожиданному своему решению.
«Ишь обрадовался, — сердито думал он про Лешку. — Я, значит, уеду, а про фильку так никто и не узнает. Как будто ничего не было. Чепуха какая!» И вдруг он вспомнил, что и сам было уговаривал себя, что ничего этого могло и не случиться. Могло, конечно, но случилось все-таки, и он знал, что там, в земле, тлеет опасная зараза. И нечего притворяться, что ничего не знал. Отлично знал, а хотел все-таки уехать. {91}
Чего же он на Лешку разозлился! Сам-то не лучше. Пусть кто-то другой разбирается! А почему не он и не Лешка?
Так думал Ника, стругая очередной колышек, чтобы отметить больной куст.
Трах! — опять сломался! — Ишь, сколько насорил, — смеется, подходя, Леша. — Ты чего это делаешь?
— Садись. — Сурово говорит Ника. — Надо дело обсудить.
— Ну? — Лешка усаживается, обхватывая руками голые коленки, и тревожно смотрит на Нику.
— Так что же будем делать?
— Истреблять эту самую филюксеру, — неуверенно произносит Лешка.
— Да пойми ты, если бы это был какой-нибудь простецкий зудень,— пустое дело. Че-пе. По цепочке собрали бы ребят, все бы очистили...
— Да, — говорит Лешка, — мы тоже ходили, когда виноград плакал.
— Чего мелешь? Кто плакал?
— Виноград. Это когда срезают лозы весной, сок течет; а мы ранки смазывали суриком.
— Утешили, значит, виноград. Но это пустое...
— Как же пустое, — обижается Лешка. — Сколько сока сохранили, он же драгоценный, сок, как кровь у человека. Нам, знаешь, какую благодарность совхоз записал!
— Все равно пустое. Ну, поплакал бы ваш виноград больше, а тут филлоксера, понимаешь, тут слезами не отделаться.
— И зачем ты все это затеял, — жалобно тянет Лешка.
— Ох, ну и дуралей. Тебе что, велосипеда жалко, да?
— Жалко. Тебе бы небось не жалко было?
— Подумаешь, велосипед! Мне вот на теплоходе ехать охота. Я блокнот приобрел — записи вести, а что? Еду? Разве могу я тебя тут оставить этакого... Жалко ему! Ну и ладно, я поеду на теплоходе, а ты как хочешь. Виноградом торгуйте с мамашей. Велосипеды покупайте. А филлоксера зевать не будет; где ползком, где лётом, глядишь — и ваши виноградники пропали, и кругом все посохнет. {92} И вот — приказ: двинуть войска на филлоксеру. Танки грохочут. Самолеты гудят. Конница мчится. Главнокомандующий спрашивает: «Кто виноват? Кто филлоксеру пригрел?» — «Вот этот Лешка, этот слюнтяй, он за велосипед все виноградники променял!..» Да ты что, никак скис! Ну и никудышный ты человек.
— А вот кудышный, — бормочет Лешка, вытирая нос кулаком.
— Ладно, — кивает Ника, — поглядим. Знаешь, может, скажем твоей матери?
— А тайна?
— Тайна, тайна... А дальше что? Скажем матери все-таки?
— Боюсь... Заругает...
— Оказия, — говорит задумчиво Ника.
— Слушай, — шепчет Лешка, — а может, он сам ее поборет? Вон какие грозди у него. Поболеет и поборет, а?
— Нет, не поборет, — решительно говорит Ника. — Это уж я знаю. Придется, видно, карантинному инспектору сказать.
— Не смеешь. Не твой виноград.
— Ну, сам скажешь.
— А он что сделает?
— Ясно, спалит всё.
— Ой, — даже задохнулся Лешка. — Так мамка же меня из дому выгонит!
— Вот ведь... Что же делать?
Да, в затруднительном положении наши мальчики, что-то они придумают?
От Ники долго нет вестей. Ната беспокоится. Бабушке писать больше не хотелось. Ах, этот скверный мальчишка!
Как-то я при встрече с Ниной Михайловной заговорила о Нике, о его странной болезни, загадочных письмах.
Чуть заметная улыбка тронула ее губы. Или мне показалось?
— Вы что-то знаете?
— Что я могу знать! Думаю, уверена, что с Никой ничего но случилось. Все будет в порядке. {93}
— Отчего же вы так уверены? Нет, вы что-то скрываете, я вижу.
— Ладно, — сказала Нина Михайловна, — вас не обмануть. Только строго секретно. Он мне написал письмо. Вот я и надеюсь, что все будет в порядке.
— Вам письмо?
— Удивляетесь?
— Удивляюсь. Почему именно вам?
— Да уж так. Значит, договорились. Никому ни слова. И успокойте как-нибудь Нату.
Но успокаивать Нату не пришлось. Она только спросила, нет ли вестей от Ники (ее почту приносят ко мне), махнула рукой и быстро заговорила:
— Нет, удивительный все же человек этот Соболь! Ната чуть ли не всегда начинает говорить со слова
«нет». Как будто кому-то возражает. Такой уж у нее характер.
— Чем же он удивительный, Соболь?
— Нет, даже непонятный какой-то. Возится со своим виноградом, ни на что внимания не обращает. Ну, дело сложное, конечно, многое сразу не получается. Я спросила его: «Здорово вам трудно бывает? Работаешь, работаешь, и вдруг не вышло, как хотелось! Обидно!» А он: «Бывает трудно — да, но не обидно, скорее досадно. На виноград, вообще на любое растение, нечего обижаться. Оно никогда не обманывает. Если не вышло так, как задумал, — сам виноват. Не подглядел его жизни, не понял, не сумел к нему правильно подойти. А вот с людьми — много тяжелее...»
Знаете, это он про что? Тут все почти на станции очень его работой интересуются и хотят, конечно, чтобы получилось. Но есть некоторые — не верят. Ну, не веришь — так молчи, не мешай хоть, я так думаю. А они ходят и подковыривают.
Дядя Яша — помощник Соболя — сам слышал: подошел тут один такой, спрашивает Тимофея Матвеевича: «Вы что, миллионы заработать хотите? — Это он, верно, про те деньги, что в Париже сто лет лежат, назначены за победу над {94} филлоксерой. — Только вряд ли у вас что получится!» А Тимофей Матвеевич на него посмотрел и говорит: «Зачем мне большие деньги? Мне много лет, я прожил долгую жизнь и хочу после себя оставить хорошую память, полезное дело сделать. Или хотя бы начать. Другие продолжат. А получится или нет — время покажет. Я верю, что получится».
Спокойно так он это сказал и пошел в питомник. «И я,— это дядя Яша все рассказывал, — я, хоть и загорелось у меня сердце обидой, молча пошел за ним. Да, — продолжал дядя Яша, — ответил-то он спокойно про миллионы, а работаем мы — вижу, руки у него дрожат. Переживает. Тут я не смолчал. «Знаете, — говорю, — Тимофей Матвеевич, что бы я этому человеку ответил?» А он: «Ладно, дядя Яша, расскажите-ка мне лучше о ваших сегодняшних наблюдениях».
— Вот видите, — закончила Ната, — какой он, Соболь! А тот-то, что про миллионы говорил, ну к чему это! Он же сам тоже работает, чтобы виноград защитить. Как же он мог сказать такое! Уж не завидует ли он Тимофею Матвеичу? Так прямо я и сказала дяде Яше. Он усмехнулся: «А вы у него и спросите».
И вот пришло от Ники четвертое письмо. Оно было самым коротким:
«Ура! Порядок! В среду приезжаю поездом. Все расскажу. Писать — долго. Главное, — все оказалось проще, чем я думал. И зря переживал.
Ника».
Надо ли говорить, что за полчаса до прихода поезда мы с Натой были на вокзале. Уже показался паровозный дымок, как вдруг к нам подошла Нина Михайловна. Я не очень удивилась ее появлению, но Ната посмотрела на нее с недоумением.
— Кого-нибудь встречаете?
— А вы? — ответила вопросом Нина Михайловна.
— Нет... Николай приезжает. {95}
— Вот и отлично. Поезд уже подходил.
— Вон он, вон! — закричала Ната. — Да не прыгай, не прыгай же на ходу!
Через минуту веселый, возбужденный Ника уже подбегал к нам.
— Ну и чего ты беспокоилась! — Ника торопливо клюнул сестру в щеку. — Пишет, пишет... — Он наспех пожал мне руку и ринулся к Нине Михайловне. — Какой вы молодец! — завопил он так, что худенькая старушка, обвешанная узелками, испуганно шарахнулась от него. — Здорово придумали! Вы знаете...
— Все знаю. Даже больше, чем ты думаешь, — усмехнулась Нина Михайловна.
— Ничего не понимаю, — обиженно сказала Ната.
— Пошли все ко мне, — предложила Нина Михайловна. — Я же тут рядом живу.
Допивая третий стакан чаю, Ника говорил:
— Вы понимаете, какая получилась оказия. Лабиринт какой-то! Филлоксера обнаружилась. У Леши на винограднике. Что делать? Немедленно инспектору заявить? А Леша мне не позволяет. И сам не хочет открыть. Никак его не уговоришь. Тут тебе и велосипед, и матери он боится. И огорчить ее не хочет. Ну и винограда жалко, конечно. И Лешка мне друг...
— Тут-то ты и написал мне, — сказала Нина Михайловна. Ната недоуменно вскинула брови.
— Ага, — сказал Ника, прожевывая булку, — написал. А чего я мог еще! Одного не пойму, как это так скоро инспектор всех собрал. Вы ему писали?
— Есть на свете и телефон.
— Верно! И я вам мог позвонить?
— Ну конечно.
— Не догадался. Ну вот, так он, инспектор, всех собрал. Ну, у кого виноградники. И Ольга Петровна, мать Лешкина, пошла, и мы с Лешей тоже. Много народу набилось в клуб. А он стал про филлоксеру рассказывать и показал даже, какая она, и какая вредная, может все виноградники {96} погубить. «Сигнал, — говорит, — я получил, что и у нас не все благополучно. И надо ее отыскать. Быстро». И все заахали, и мы с Лешей тоже, будто ничего не знаем.
Инспектор говорит: «Мне ведь одному не справиться. Поможете?» — «А как? — спрашивают люди. — Как найдешь ее, если она невидимая?» — «Найдем мы ее и сами,— говорит, — а вы лучше меня знаете, откуда у кого виноград выписан и какой. У кого гибриды — это тоже опасное дело. Там филлоксера и на листьях заводится. Я вам галлы показывал. А может, кто забыл, откуда у него виноградные лозы выписаны, так вы друг другу напомните».
После он так, будто между прочим, добавил: «За уничтоженные кусты государство заплатит по таксе. А кто первый сообщит о подозрительных кустах, тому еще и денежное поощрение будет. Если же я со своими людьми пойду искать и найду, тому, сами понимаете, никаких денег!»
Что тут началось! Зашумели все. Одна говорит: «Надо скорее мужа спросить, откуда он корни выписывал». Другая: «У меня-то кусты из госпитомника, проверенные, а вот у Филипповны выписаны издалека...»
Пошли мы домой. Идет Ольга Петровна и вздыхает: «Вот не было печали...» И прямо на виноградник. Мы, конечно, с ней увязались. И сразу, конечно, филлоксеру и нашли, мы-то знали, где она, колышками те кусты отметили. Подкопали рядом, а она тут как тут.
«Что же это, батюшки! — ужаснулась Ольга Петровна. — Неужто такие кусты губить! Хоть бы месяц постояли, урожай снять. Я же тебе, Леша, велосипед хотела купить...» Я посмотрел на Лешу. У него губы дрожат. «Нельзя, мама, с больных кустов виноград продавать». — «А кто узнает?» — говорит она. «А если соседи скажут?» — нерешительно говорит Леша. Я Лешку поддержал! «Слышал, — говорю,— какая-то женщина указывала. Надо у Ольги Петровны проверить, у них виноград выписанный». — «Какая женщина, высокая, худая? — спрашивает Ольга Петровна. — И правда, уж самой пойти сказать, что я, хуже других?»
Пошла она было, остановилась, вернулась, кусты руками обнимает. Да как заплачет! А Лешка говорит: «Да ну, мама, не надо... Иди скорей. Может, ты первая будешь, поощрение дадут».
И, знаете, дали! И за уничтоженные кусты заплатили. Подсчитала Ольга Петровна деньги, улыбнулась невесело и {97} говорит: «Вот, Лешенька, хотела я тебе велосипед купить, а тут, наверное, только на одно колесо хватит». А я говорю: «Ничего, Лешка, где есть одно колесо, там и два будет. Вот мой теплоход, будь здоров, кланялся!» — «Какой теплоход?» — подозрительно посмотрела на нас Ольга Петровна. «Да нет, — говорю, — это я вспомнил, как в прошлом году ангиной заболел и пропала у меня поездка на теплоходе».
— Да уж, пропала твоя поездка, в школу пора. И все из-за этой противной ангины, — щурится Ната. — Она ласково взбивает чуб на Никиной давно не стриженной голове. — Ах ты, обманщик!
— Да ну, — выскальзывает Ника из пальцев сестры. Они смотрят друг на друга и хохочут.
| {98} |
Наконец-то я встречаюсь с Соболем. Он ведет меня в школку.
Мы — среди самых маленьких. Это еще, пожалуй, и не школка, а детский садик. Здесь малыши; их высадили из теплиц совсем недавно, им по два с половиной месяца от роду.
И вот что удивительно. В почве под ногами кишмя-кишит филлоксера. Нет, вы только представьте себе: так в эту зараженную почву и высадили из вазончиков этих крошек, чуть видных от земли. И уж, конечно, набросилась филлоксера на нежные их корешки.
Что же! Не могли разве посадить их на обезвреженное, чистое от филлоксеры, место? Могли, конечно. Но не сделали этого нарочно. Пусть с малых лет приучаются защищаться сами. А чтобы больше было у них сил, посадили их на хорошем солнечном месте, в почву внесли всевозможные удобрения. Если сухо — польют, — ешь, пей вволю, борись за свою жизнь! Ведь в этих крошках-гибридах течет кровь и диких, сильных, закаленных в борьбе с филлоксерой американских сортов.
Я вглядываюсь: все они очень похожи друг на друга. Но это мне они кажутся одинаковыми. А опытный глаз селекционера замечает разницу: одни растеньица уже чуть {99} опередили своих сверстников и на вид крепче, здоровее. Впрочем, по-настоящему о них можно будет судить, когда они подрастут.
И мы переходим в «старшие классы» школки. Здесь сеянцы-годовички. Все они высажены сюда в одно время, на одинаковую почву. Посажены, как тут говорят, «на выживание».
Ну, тут уже сразу заметишь, какие они разные! У этого — блестящие листики, у другого — матовые, с белым пушком — подкладкой. И форма листочков разная — овальная, рассеченная чуть-чуть и сильно; различный и цвет стеблей. Но главное, уже ясно видно, кто хорошо себя чувствует, а кто худо.
Вот совсем слабенький, низкорослый, а куст рядом и вовсе сдается, гибнет, засыхает; листики у него сморщились, побурели. А вон какой молодец вымахал — всех обогнал!
И подумать только! На корнях этих сеянцев, у всех без исключения, полно филлоксеры.
«Мы создаем тебе самые лучшие условия для развития. Воспользуйся ими, собери все свои силы, сумей устоять, покажи, на что ты способен, научись защищаться от филлоксеры», — так мысленно обращался Соболь к своим воспитанникам.
Кстати, это воспитание началось еще с дошкольного возраста, с самого рождения сеянцев. Обычно семена всходят лучше всего при 20–24° тепла. Здесь, в теплице, где их выращивали, их делили на группы. Одних приучали испытывать холод — температуру +6° и даже меньше, — другим создавали тропическую жару, устраивали и укороченный день. И вот они подрастают. Некоторые сдаются, но те, что выдерживают, уже готовы ко многим жизненным испытаниям. И что очень важно: они приобрели устойчивость к филлоксере.
Не все одинаковую, конечно. Их способность сопротивляться уколам этих маленьких кровопийц даже отметками оценивалась. Некоторые оказались «неуспевающими», получили единицы, двойки и тройки. Три — здесь неудовлетворительная отметка, так как высшим баллом считается не пять, а десять. И группа сеянцев-гибридов заслужила эту высокую оценку.
Как видно, не зря их выращивали и воспитывали на зараженной филлоксерой почве!
| {100} |
Как радовался селекционер, когда на третий, некоторые молодые лозы даже на второй, год зацвели. Завязались ягоды.
Но виноград созрел, и Соболь увидел, что радоваться рано. Ягоды были по-прежнему невкусные, кислые, с самым настоящим «дикарским» привкусом. «Дикарь» снова показывал себя.
Что же, в конце концов, это было понятно. Такова сила наследственности дикаря!
Нельзя ли как-нибудь ослабить эту вековую силу наследственности?
Можно и нужно. И способ для этого есть. Самоопыление. Вот что ослабляет растение.
И Соболь заставляет опыляться своей же пыльцой гибридные растения. Для этого он надевает на соцветия пергаментные мешочки-изоляторы. Осенью собирает семена. Высевает их.
Проходит три года. Молодой гибрид, воспитанный в специальном питомнике, зацветает. Теперь Соболь опыляет цветы этого гибрида, ослабленного самоопылением. Он опыляет его пыльцой лучшего сорта европейского винограда.
Ну-ка, какое теперь получится потомство?
Соболь знает, он уверен, оно должно быть очень разнообразным, но теперь наследственность «дикаря» ослаблена. Она не сможет уже полностью поглотить европейский сорт. Соболь знает, предугадывает, что так должно быть.
Но как трудно ждать результатов! Ждать, пока вырастут растения, созданные по плану, задуманному человеком.
И вот мы ходим по питомнику, где подрастают новые молодые гибриды. Какие они разные!
— Из этого, кажется, может получиться толк, — говорит Соболь. — Филлоксера, поселившаяся на его корнях, не мешает ему расти и пышно развиваться. Впрочем, надо дождаться первых ягод. Только тогда гибрид может показать, на что он способен. А пока можно только ждать, верить, надеяться и работать, работать...
К виноградному молодняку то и дело приходят люди, и не только сотрудники станции.
— О, смотрите, у них уже грозди висят. Да какие! {101}
— Что же это за гибриды? — спрашивают посетители:
— Пробуйте ягоды, прошу, — гостеприимно предлагает Тимофей Матвеевич. — Разобрали вкус? Вот и догадайтесь. Чтобы еще яснее стало, на листья посмотрите. Вот, к примеру, у этого куста лист близок к «дикарю», а грозди, как видите, уже больше, похожи на «европейца».
— Понятно, понятно, — кивают посетители. — Но кто же все-таки у этого куста отец, кто мать?
— Уточнять пока не будем, — чуть улыбаясь, говорит Соболь. — Я еще, того гляди, что-нибудь перепутаю, вон их у меня сколько!
Он перепутает... Смешно! Его ночью разбуди, расскажет, когда опылял этот гибрид и кто его родители. Сколько часов провели они с дядей Яшей, совещаясь, обдумывая, прикидывая, как лучше создать новое растение!
Но пока это их маленький секрет. Маленький, но заполняющий всю жизнь. Секрет не потому, что они хотят что-то утаить от товарищей. Нет, они с радостью все потом расскажут, не для себя же они трудятся. Но им еще надо много проверить, выяснить.
И так оскорбляют порой слова равнодушия и недоверия.
А такие слова еще можно услышать.
— Чудите все, — говорят недоверчивые. — Сто лет ничего не выходило, миллионы гибридов селекционеры выращивали. Что может у вас получиться? Чудите, время зря тратите!
— Ну и пусть! — негодует дядя Яша, когда они с Соболем остаются одни. — Ну и пусть говорят, а мы не будем слушать, ни на что внимания не будем обращать. О, погодите, выведем мы с вами, Тимофей Матвеевич, такой сорт, такой! Будем мы с вами королями мира?
— Насчет королей, ты, брат, того, загнул, — усмехается Соболь. — Короли нынче не в почете, хотя, что касается растений, — применимое понятие. — И погрустневшие было его глаза веселеют.
Но единственный ли это способ получения стойких гибридов? Теперь, когда многое стало понятным, можно попробовать, получить «идеальную» лозу еще и другими способами.
| {102} |
Лаборатория наполнена ароматом резеды. Повсюду на столах — кучки цветущих виноградных кистей. Самых разнообразных, самых ценных сортов. Здесь составляют разные смеси пыльцы. И в каждой смеси европейских сортов непременно пыльца одного — двух видов «дикаря».
Такой смесью Соболь опыляет цветы гибридов, полученных от скрещивания европейских сортов. Пусть само растение выберет то, что ему поможет лучше бороться за свою жизнь.
Пробовал Соболь и прививать на «дикаря» гибрид, дитя двух европейских сортов винограда. Это делали и французские селекционеры. Но они прививали глазки уже взрослого растения. Соболь стал прививать молодые растения и воспитывать их в питомнике.
И здесь удалось получить виноградные лозы, устойчивые к филлоксере, с вкусными ягодами.
 |
Виноград гибридный. |
И еще пробовал Тимофей Матвеевич вывести гибриды, скрещивая только лучшие европейские сорта, воспитывая их на зараженном филлоксерой фоне, отбирая лучшие, снова их скрещивая. Второе поколение таких гибридов дало уже совершенно новые формы виноградных растений, более стойкие к филлоксере, с кистью до 900 граммов весом, с ягодами прекрасного вкуса.
И тут были созданы новые растения при помощи непрерывного обновления и воспитания.
И вот они, долгожданные! Сколько раз в мечтах или ночью, закрыв глаза, он их видел. Такие они? Может быть, и не совсем такие. И, конечно, даже не {103} такие. Но хороши. Какое разнообразие! Есть из чего выбирать.
Люди любуются кустами, пробуют ягоды, удивляются, радуются.
Это еще не сорта, это формы, «подающие надежду». У них еще нет имени, вместо этого номера.
Их немало. У каждого свои хорошие качества: вкус и аромат ягод, величина и красота грозди, урожайность...
Вот, к примеру, № 156. Его крупные овальные ягоды вкусом похожи на грушу. У № 518 ягоды с мускатно-изабелльным тоном, с золотистым загаром. Очень вкусные ягоды и у № 568 — зеленые, мясистые, с тонкой прозрачной кожицей, с чудесным яблочным ароматом.
Есть уже и такие, что успешно проходят испытание на полях совхозов и колхозов.
Много работы впереди. Соболь твердо уверен: чтобы была стойкость у виноградного куста, надо изменить его природу. Создать растение, которое сможет сопротивляться вредным грибкам и бактериям, проникающим в рану от укола филлоксеры.
В свободные часы дядя Яша мечтает. Он мечтает о великолепных сортах новых гибридов, которым нипочем будет зловредная тля. И заменят эти роскошные кусты на собственных корнях тех своих собратьев, которые так страдают сейчас от филлоксеры.
Кто бы не хотел этого! Но как много еще надо проверить, узнать, сделать.
Да, пусть это только начало, и не все еще ясно. И пусть будет еще много поисков, ошибок и неудач, Соболь верит, убежден, что это правильный путь.
Все это я узнала, увидела своими глазами, проходя по виноградным плантациям, склоняясь над крошечными «детками» в школке, путаясь в распластанных по земле лианах, джунглях американских лоз.
Мне рассказывал о своей работе сам Тимофей Матвеевич, рассказывал спокойно, сдержанно и скромно.
Страстно и горячо говорил, жестикулируя, дядя Яша — «виноградарь до мозга костей». Многое узнала я из взволнованных {104} рассказов Наты. Говорила о гибридах Соболя и со многими сотрудниками. Почти все искренне хотели, чтобы работа Соболя удалась, и верили, что так будет. Но были и такие, которые говорили о поисках Соболя хоть и сочувственно, но с каким-то холодком, с опаской. Кто его знает, надолго ли удержат гибриды свои новые свойства?
— А если даже не удержат, на самый худой конец, если не удержат, так что? — горячился дядя Яша. — Ведь сколько лет они будут давать урожай, да каких ягод — в рот возьмешь, целый день чуешь. Разве они себя не оправдают?
Со многими говорила я. Не встречалась лишь с теми, кто не верил и охлаждал «рабочий пыл» Соболя. Но Соболь не смущался, не охладел и шел по намеченному пути, не обращая внимания на эти голоса.
Я не искала встречи с этими людьми. Что они мне могли сказать?
Но им мне все же хочется сказать кое-что.
Собственно говоря, Ната внушила мне эту мысль. Я поняла, что просто молча пройти мимо них, как шел Соболь, я не могу, не имею права.
Ведь такие люди есть не только на этой станции, и они многим мешают работать.
— Так что же мы скажем им, Ната? — обратилась я к девушке в один из наших душевных вечеров. — Что бы ты хотела сказать им? Наверно, побраниться охота?
— Нет, это не то, — задумчиво сказала Ната. — Я просто не понимаю и хотела бы их спросить, как это получается. Да и вообще разве можно только для себя работать, особенно в нашей стране! Ведь мы, советские люди, должны быть самыми передовыми на земле. Разве это не правда? Значит, все должны делать, — сколько есть сил и умения... И другим помогать, и радоваться успехам других, как своим. А тут зависть, разговорчики какие-то... Я вот, в школе когда училась, ужасно завистливая была. Хотела быть во всем самой-самой первой. А скажите, разве это плохо — все делать хорошо, быть везде первой?
Что ответить Нате?
— Мне кажется, — говорю осторожно, — делать все отлично — это совсем не плохо, а вот насчет самой-самой первой, — тут уже что-то опасное, тут где-то близко бродит...
— Вот, вот, — подхватила Ната, — зависть! Я ужасно {105} была завистливая. Даже близкой подруге завидовала. И хоть вида старалась не показать, но радовалась даже, когда она получала по русскому «три», а я «пять». Я о себе только думала. А теперь мне ужасно стыдно вспомнить про это, и когда я вижу такое, похожее, обидно даже. Ведь мы же девчонками были, а тут, как говорится, взрослые дяди... Так что не придумаю даже, что им сказать. — А ты, по-моему, уже сказала.
| {106} |
У Ники после возвращения из Геленджика деятельное настроение. Конечно, может быть, и скребут у него на душе кошки, и вздыхает он потихоньку о теплоходе, но виду не показывает. Он всем интересуется и, конечно, когда съезжаются на станцию агрономы и контролеры из Крыма и Молдавии, из Краснодарского края, из Ростовской и других областей на совещание по борьбе с филлоксерой, — Ника тут как тут. И на экскурсиях, и на занятиях.
Тема одной из последних лекций была «карантин». Карантин — это как бы застава, не пропускающая вредителей. Карантинные правила — это закон борьбы, закон нападения, закон защиты. Не только от филлоксеры, конечно.
Каких только зловредных существ не водится на свете! И каким только путем не проникают они из страны в страну!
Невольно вспоминаются любопытные факты и случаи, записанные энтомологами и расказанные карантинными инспекторами. Вот некоторые из них.
Один путешественник вернулся в Англию из Египта. Он остановился на ночь в отеле. Путешественник скинул рубаху, повесил ее на стул, облачился в пижаму. Ему очень хотелось спать. Все же он решил просмотреть газету. {107}
Случайно взгляд его скользнул по рубахе, висевшей рядом. Брови англичанина поднялись: верхняя пуговица на рубахе шевелилась.
Что такое? Показалось ему, что ли?
Он отложил газету, нагнулся к рубахе, вгляделся. Пуговицы как пуговицы. Они были сделаны из скорлупы плодов одной из египетских пальм. Твердые, выпуклые, темно-коричневые — отличные пуговицы.
Но тут зашевелилась и соседняя пуговица. Она покачалась, потом треснула, и оттуда высунулись крошечные черные усики, затем появилась блестящая круглая головка.
— Нет уж, вы, пожалуйста, оставьте ваши шуточки, — сердито пробормотал путешественник, протирая глаза.
Но, как бы не обращая внимания на его слова, из второй пуговицы тоже карабкалась какая-то букашка. А из верхней вылез уже полностью жучок. Он как бы с насмешкой глядел прямо в вытаращенные глаза англичанина. Казалось, он вот-вот заговорит тоненьким жучьим голоском. И тут-то и начнется сказка.
— Этого еще недоставало! — закричал, вскакивая со стула, путешественник.
Сон окончательно слетел с него. Он торопливо раскрыл чемодан, выхватил ножницы, прямо «с мясом» отрезал все пуговицы на рубашке и кинул их в камин на тлеющие угли. Раздался легкий треск, вспыхнули голубые язычки, и все было кончено. Так сгорела нерассказанная сказка.
Сказка не состоялась. И хорошо, что не состоялась. Кто знает, что за жучки вылезали из пуговиц. Судя по тому, что обитали они в дереве, это, возможно, были представители короедов — вредителей древесины. Их насчитывается не одна сотня видов. Короеды — жучки прожорливые. Живут они в стволах деревьев, прогрызая в коре или в глубине древесины целые городки с улицами и переулками.
Интересно, что каждый вид жучка строит ходы-улицы по своему определенному плану. Так что опытный энтомолог, отыскав даже пустое жилье такого короеда, по узору улиц сразу определит, кто здесь хозяйничал.
Неведомые жучки, вылезавшие из пуговиц, могли бы тоже натворить немало бед.
| {108} |
 |
Шелкопряд непарный. |
Кто не знает трагическую историю с гусеницами непарного шелкопряда, которых профессор Трувело привез в Америку из Франции. У Трувело были самые добрые намерения. Он хотел скрестить непарного шелкопряда с тутовым, вывести такого, которого можно бы выкармливать не только листьями шелковицы, но и других деревьев. Он надеялся также, что новый шелкопряд сможет лучше переносить холод. Все это было бы очень полезно для шелководства в Америке.
Трувело отлично знал, что шелкопряд во Франции и других странах Европы приносит вред лесам. Профессор принял меры предосторожности. И все же несколько молодых, только что родившихся гусениц ускользнули из его лаборатории. А лет через двадцать началось нашествие непарного шелкопряда. Не только в городе, где жил Трувело, но во всех ближайших лесах и садах деревья стояли голые. Опустошительная деятельность гусениц вышла далеко за пределы штата. Шелкопряд расселился на огромных пространствах Северо-Восточной Америки.
И все началось с нескольких гусениц!
А ведь порой не сразу разберешь, кто чем особенно опасен, какой может принести вред.
Вот, например, цикада. Давно заметили, что она присасывается к растениям. Но она им особенно не вредит, — {109}
 |
Цикада ясеневая. |
Никому нельзя верить с первого взгляда. Ведь даже среди самых верных наших шестиногих друзей могут неожиданно оказаться и враги.
Существует до двухсот видов божьих коровок. Некоторые истребляют тлей, да только таких, которые живут на елях. Другие питаются тлями, ползающими по ольхе. Третьи едят паутинных клещиков. Специализировались!
Нашли и таких божьих коровок, личинки которых живут под землей и уничтожают розового червеца.
Но есть божьи коровки вегетарианцы — и они нам вредят. В Средней Азии на бахчах коровка питается арбузами и тыквами. А на Дальнем Востоке картофельная коровка причиняет большой вред.
И среди жужелиц, которые так энергично расправляются со всякими личинками и улитками, тоже встречаются вредители, питающиеся растениями, например хлебная жужелица.
А случается и так, что какая-нибудь муха, блошка или другое насекомое, повадки которого нам как будто хорошо известны, преподнесут нам неприятный сюрприз.
Растет в Швейцарии на горах чудесное дерево — европейская лиственница. Называется она европейской в отличие от нашей сибирской, занимающей огромные пространства в северной Сибири. На этой европейской лиственнице в Швейцарии жил, да и сейчас живет, жук-усач. Жили они вполне мирно. Усач выкармливал на лиственнице свои личинки, была она ему родным домом, А могучая лиственница ничуть от этого не страдала. {110}
Но вот лиственницы начали разводить в соседней стране — в Германии. На молодой лиственнице появились жуки-усачи. На них никто не обратил внимания. Знали, что в Швейцарии лиственницы прекрасно уживаются с ними. Но неожиданно усачей развелось огромное количество и лиственницы стали болеть и чахнуть.
 |
Жук-усач на лиственнице. |
Что же случилось? Почему усачи стали в Германии вредить лиственницам? «Характер», что ли, изменили жуки? Или дерево, выращенное искусственно, оказалось слабее своих швейцарских собратьев? Во всяком случае, усача пришлось причислить к врагам лиственницы и объявить ему войну.
Усачи, вероятно, спокойно переселились в Германию на саженцах своих любимых лиственниц.
Филлоксера невидимо прибыла во Францию из США на корнях винограда. Так же незаметно перебрался через океан и другой опасный вредитель — американская белая бабочка. Завезли из Америки пароходами и колорадского жука.
Один ученый-энтомолог сказал: «Как торговцы следуют за завоевателями, так за растениями следуют животные, насекомые». {111}
В 1916 году в Америку, в питомник города Нью-Джерси, привезли из Японии азалии и чудесные, крупные бархатистые ирисы. А вскоре в этом питомнике обнаружили несколько странных майских жуков. Они сильно отличались от местных. Их назвали японскими жуками, так как, очевидно, прибыли они из Японии с цветами.
Найденных жуков уничтожили, но, видно, не всех. И десяти лет не прошло, как японский жук расселился чуть ли не по всей Америке.
Прибыли эти жуки в бархатистых цветочных каретах, а оказались заправскими вредителями. Их личинки жрали и сою и клевер, обгладывали листву всевозможных деревьев. Особенно нападали они на яблони, груши и персики. В некоторых садах их было столько, что один человек за день собирал руками до 20 тысяч штук.
Все больше развивается мировая торговля. Тяжело груженные составы поездов везут из страны в страну зерно и ткани, шерсть и фрукты, машины, всевозможные изделия. Плывут сотни и тысячи пароходов. Прорезают небо самолеты.
И всюду скрывается масса крошечных безбилетных путешественников, которых сразу-то и не заметишь. Среди таких «зайцев» могут быть опасные, еще неизвестные вредители.
Один ученый, находясь на судне, перевозившем рис, стал подсчитывать этих безбилетников. Насчитал сорок один вид, начиная от тараканов до рисовых долгоносиков, блох, всевозможных жуков и других насекомых. В собственном чемодане, уже в гостинице, он обнаружил несколько жуков — вредителей муки и зерна.
Вот почему на пограничных железнодорожных станциях, где перегружают товары, в аэро- и морских портах всегда на посту работники карантинной службы — зоркие пограничники, охраняющие наши поля, сады, леса от непрошеного вторжения. Их оружие — лупа, пинцет, микроскоп, всевозможные ядовитые вещества.
А иногда такие границы проходят даже внутри страны, чтобы не пустить врага из зараженного района на свободные от вредителей земли.
И тут надо держать ухо востро. Ведь путешествуют эти опасные существа всевозможными способами. Оки могут прибыть не только поездом, пароходом, самолетом, — они {112} цепляются и за автомашины, и за колеса телег, могут приклеиться к сапогам, к пальто, могут забраться и в корзины крестьян, несущих товар на рынок.
Крылатые летят сами, но есть и бескрылые летуны. Вот, например, новорожденная гусеница непарного шелкопряда. Ее маленькое тельце покрыто длинными волосками, они, как крылья планера, удерживают гусеницу в воздухе. Кроме того, эта и некоторые другие гусеницы могут выпускать паутинки, и ветер несет их через границы, заставы, леса, поля и реки.
Несколько лет назад в Калининградской области произошел такой случай. С вечера разыгрался сильный ветер. Море бушевало, волны захлестывали берег. К утру ветер утих, море отступило, берег, залитый водой, обнажился.
Люди, которые пришли к морю, с удивлением заметили, что цвет берега изменился. Вместо желтоватого, он стал каким-то черно-бурым. Мало этого — берег шевелился. Он был весь усеян коричневыми и черными жуками. Их мокрые панцири блестели на солнце. Некоторые лежали на спине, беспомощно шевеля лапками, другие ползали.
Незваные гости оказались опаснейшими вредителями — колорадскими жуком и хрущом (майский жук). Жуков были миллионы. Никто не знал, откуда прибыли эти мореплаватели.
Как же надо быть начеку карантинным инспекторам! И все-таки, какие бы зоркие глаза у них ни были, им нужна помощь. Помощь тысяч и миллионов других зорких глаз и ловких рук, чтобы вовремя заметить и обезвредить врага.
Для разных вредителей и карантинные правила разные.
Закон борьбы с филлоксерой должны соблюдать не только работники карантинной инспекции и виноградари, — все должны подчиняться этим правилам, выполнять их.
Ведь надо не только бороться с филлоксерой там, где она завелась, у нас есть области и края, свободные от этого зла. Там растут лучшие сорта винограда.
Филлоксера угрожает многим районам виноградарства. {113} Она обнаружена на пороге Крыма, третий раз грозит его виноградникам. А сколько будет посажено новых! Их надо уберечь.
В районы, где нет филлоксеры, запрещено без разрешения карантинных инспекторов ввозить и пересылать любыми путями виноградные саженцы и черенки.
Весь посадочный материал должен быть обеззаражен два раза: перед отправкой на новое место и при посадке.
Их много — карантинных правил, — но эти два основных должны знать все.
А выполняют ли их?
Время занятий истекло, но никто не уходит.
Перебивая друг друга, рассказывают взволнованные агрономы и карантинные инспекторы о бездумном, небрежном, даже преступном иной раз отношении некоторых людей к карантинным правилам.
Слушая эти воспоминания о тайных перевозках запретных саженцев в чемоданах, о продаже их на рынках «из-под полы» и прочих нарушениях закона, горестно кивали головой карантинщики и агрономы, повторяя: «Знаем, видели. И у нас такое бывает...»
А один сотрудник противофиллоксерной станции рассказал историю, пожалуй, несколько необычную. Ее можно назвать двумя буквами: ЧП.
— Примерно год тому назад вот что случилось. Организовали мы здесь такие же курсы, как сейчас. Съехались агрономы, директора совхозов, контролеры. Были и бригадиры-виноградари.
Мы им, как и вам, толковали о вреде филлоксеры, знакомили с тем, как с ней бороться, ездили «на раскопки».
Уезжая, они увезли с собой стеклянные пробирки, в которых были виноградные листья, покрытые галлами, и кусочки корней с колониями филлоксеры. Все это в заспиртованном виде, конечно.
Вы тоже получите такие пробирки.
Разъехались наши гости.
Устали мы за время курсов, да и свои дела запустили, — хотелось побольше внимания уделить приезжим. {114}
Ну, думаем, теперь жизнь у нас на станции, как говорят, войдет в свою колею.
Не тут-то было!
Прошло совсем немного времени, дня 3–4 примерно.
Я, помню, собрался как раз в поле на колхозные опытные виноградники.
Уже открыли ворота перед нашей машиной, вдруг слышу, окликают меня, сотрудница наша подбегает:
— Ой, чуть не уехали, еле вас поймала! Директор вас просит.
Вхожу в директорский кабинет. А там почти все сотрудники собрались. Все взволнованы. Директор меня увидел и говорит:
— Вот хорошо, что вы еще не уехали, придется вам сейчас вылетать.
— Куда?
— В Крым. В Ялту. Там в совхозе филлоксеру обнаружили.
— Филлоксеру? В Крыму? Кто обнаружил?
— На месте все узнаете. Собирайтесь. Через пятьдесят минут самолет отправляется.
Да что же это?
Сколько мы обсуждали и спорили на курсах, какие меры принять, как уберечь от филлоксеры Крым, а она снова уже там.
Как же она опять туда попала?
Но размышлять было некогда. Быстро я собрался в путь.
Самолет... Автобус... Совхозная машина, которая уже меня поджидала, — и вот я уже в кабинете директора совхоза. Здесь много знакомых: начальник карантинной инспекции, агрономы из районного и областного отделов сельского хозяйства.
— Где нашли филлоксеру? — спрашиваю, здороваясь.
— На старом винограднике. Там, говорят, были когда-то очаги заражения.
— Кто обнаружил?
— Да один наш обследователь — Зубов Герман. Он у вас на курсах был. Вернулся, стал искать — и вот — будьте здоровы!
— Боевой парень; премию получит, — сказал агроном.
— Какую премию? {115}
— Да вот товарищ директор еще летом внес предложение: в случае обнаружения филлоксеры... Поощрение, так сказать...
Я только рукой махнул. До премий ли сейчас!
— Мы, не дожидаясь вашего приезда, приступили к обследованию всех кустов на зараженном участке, — сказал агроном. — Сейчас я снова туда еду, подкину вас.
— Покажите филлоксеру.
— Кусок корня с филлоксерой мы в лабораторию отправили. Но, наверное, на винограднике еще нашли, там люди работают. Едем же.
Приехали. На винограднике полно людей с лопатами, ломами. Почва каменистая.
Агроном подводит меня к мужчине в белой рубахе. Он старается, копает, рубаха промокла вся. Поднял голову. Знакомое лицо. Ну конечно, один из наших курсантов. Помню, он еще вторую пробирку просил — товарищу дать, да у нас лишних не было.
— Вот он нашел, Герман, — говорит агроном. — Это вы его научили.
— Здравствуйте, — говорю, — где вы филлоксеру обнаружили?
— Вон под тем кустом.
— А где еще?
— Пока больше не нашли.
— Покажите-ка корни.
Старательно рассмотрел я корни; и верхние и глубинные здоровы. Никаких следов филлоксеры.
Агроном уехал в контору. А я остался. Слежу за работой. Ничего подозрительного по виду кустов не заметно. Берем выборочно пробы, подкапываем и подряд кусты — ничего нет.
А солнце палит. С нас пот градом. Но никто не просит передохнуть.
Вдруг мотоцикл. Остановился на дороге у виноградника. Мотоциклист рупором руку приставил, кричит мне:
— Садитесь, едем в контору. Скорее!
Ладно. Я уже привык, что все сегодня скорей да скорей. Прибыли.
Вижу, все у стола столпились, что-то разглядывают.
— Знакомьтесь, наша лаборантка, — говорит директор. — Софья Ивановна, покажите ему филлоксеру. {116}
— И много ее оказалось? — спрашиваю.
— Много, — говорит она и как-то странно усмехается. — Только филлоксера-то была мертвая. — И лаборантка протягивает мне стеклянную чашечку. В ней кусок корня.
— Мертвая? Вся?
— Безусловно. Вот возьмите лупу. Причем мертвая уже давно. Она — заспиртованная.
— Понимаете, — разводит руками директор. — Как это?
— Интересно, как филлоксера под кустом спирта напилась? — говорит агроном.
Смотрю в увеличительное стекло на корень. Правда, мертвая филлоксера. Темная, законсервированная.
И как это никто не разглядел! С перепугу, что ли...
Директор в недоумении смотрит на лаборантку и на меня.
А я уже все понял. У меня отлегло от сердца и вместе с тем такая злость во мне поднялась...
— А ну-ка, — говорю, — доставьте этого ловкача, которому в бухгалтерии премию выписывают.
Пока мотоциклист ездил в поле, я рассказал о курсах и о пробирках с образцами корней, зараженных филлоксерой, которые мы выдали всем курсантам. Мы закрыли газетой чашечку с корнем и ждали Германа.
И вот он вошел, пыльный, с мокрыми от пота прядями волос, прилипшими ко лбу.
— Ну что, — спрашиваю, — нашли еще филлоксеру?
— Пока больше нет, — говорит, — надо, верно, еще глубже копать.
— А может, больше не стоит? — Я пристально на него посмотрел. — Кстати, принесите, пожалуйста, пробирку с корнем, которую мы вам дали на станции. Тут некоторые товарищи хотят рассмотреть филлоксеру.
И глазом не моргнул парень.
— Я же ее с собой не ношу.
— Так ты ж рядом живешь, — вмешался директор. — Сбегай, да и принеси, раз люди просят.
— Да понимаете, нет ее у меня. Разбилась, понимаете, пробирка. Еще на пароходе разбилась.
— На пароходе разбилась, а под куст попала! — закричал директор, и затылок его начал багроветь. — Ой, не дури! {117}
— Странно, — обиженно вскинул голову Герман, — работаю, работаю, стараюсь изо всех сил, а вы...
Тогда директор сбросил газету со стеклянной чашечки.
— Твоя находка?
— Не знаю. Вероятно. Вы же ее у меня взяли.
— Ну так вот, этот кусок корня с филлоксерой оказался законсервированный. Как случилось, что филлоксера, найденная, как вы говорите, под виноградным кустом, оказалась заспиртованной?
— Чепуха какая-то! — Герман пожал плечами. — Девушка видела, как я выкопал филлоксеру из-под куста, очевидно, в лаборатории перепутали.
— Вон! — закричал директор. — Чтоб духу твоего в совхозе не было! Ишь ты. Перепутали! Вон!!
Когда дверь за этим человеком закрылась, мы вздохнули глубоко, переглянулись и... стали смеяться.
Конечно, каждый понимал, что в общем-то ничего особенно веселого в этой истории не было, но так легко и радостью стало на душе, что невозможно было удержаться от смеха.
— Вот негодяй, — произнес директор, протирая очки, — всех вокруг пальца обвел. А мы-то, мы, народу нагнали — на машинах, самолетах... Че-пе! Ну и ловкач! Вот тебе и чрезвычайное происшествие!
— Ну, а дальше-то что было? — спросил кто-то из курсантов.
— Дальше по домам мы разъехались, конечно.
— А тот, фокусник?
— А тот расчет взял и живо отбыл в неизвестном направлении. Конечно, не следовало его так просто отпускать на все четыре стороны. Ну, да от радости, видно, что все благополучно кончилось, слишком добрыми мы стали.
Все смеются над заспиртованной филлоксерой, но Ника не смеется.
Он мрачнеет, опустил голову. Он сжимает кулаки. Я догадываюсь, о чем он думает. Он радовался, что так удачно все получилось в Геленджике. Думал: теперь не то, что при царе, при бароне Корфе — люди теперь другие, понимают... А сейчас, наверное, думает: выходит, и такое еще бывает.
Бывает, к сожалению, и такое. {118}
Но я вижу, Ника подымает голову. Он сам уже многое понял.
Да, не следует слишком огорчаться, Ника. Жизнь надо принимать такой, как она есть, и бороться за то, чтобы она, чтобы люди стали лучше.
Все идет своим порядком. На станции скромный и вместе с тем значительный праздник. Соболь защитил свой труд, и научное звание, которое он получает, — радость и гордость для дружного коллектива. Среди выступающих на этом празднике и Ната. Волнуясь, она поздравляет юбиляра.
— Я рада, очень рада за вас, но я рада и за себя, — говорит она. — Я не знала, не думала, что можно работать с такой любовью, достоинством и терпением, что можно так верить в свое дело. Спасибо вам за все это.
Я провожаю своих юных друзей. Сама еще задерживаюсь на недельку.
— Ну, Николай, как ты ребятам объяснишь историю с теплоходом? Скажешь, ангина помешала?
— Ну ее, ангину, — хмурится Ника. — Как было, так и скажу. Не поверят или смеяться станут, им же хуже... Странно, а что я мог сделать с этим мокроносым Лешкой?..
— А ты, Ната, — спросила я, крепко пожимая ее тонкую руку, — не жалеешь, что поработала здесь?
— Нет, конечно нет, что вы!
И это, кажется, было ее первое настоящее «нет».
| {119} |
Итак, мои юные спутники уехали. Мне чуть грустно, я привязалась к ним. Однако дел много, скучать некогда.
И тут в жизнь врывается новое событие, отодвигающее другие заботы на задний план. Вскоре после отъезда Наты и Ники я зашла на станцию. По лестнице навстречу мне спускалась группа сотрудников, они куда-то торопились.
— Ну вот, слышите, и дождались, — сказал мне один из них.
— Что случилось?
— Филлоксера в Крыму.
— В Крыму?!
— Телеграммы от агрономов, что были на курсах.
— Да что вы! А может, это как тогда... С заспиртованной филлоксерой?
Никто не засмеялся, даже не улыбнулся.
— Нет, такое не повторяется! И потом, две телеграммы сразу. Завтра эти агрономы будут здесь с образцами.
Теперь им не до меня, да и мне надо собраться с мыслями.
Я иду в виноградник. Сажусь на скамейку в виноградной беседке.
Пряно пахнет виноград. Янтарные и темно-лиловые грозди висят заманчиво прямо над головой. Срываю. Ягоды {120} сладкие, но с острой кислотой; много не съесть, ведь это американский сорт. Хоть один из лучших «американцев», а все же оскомину набьешь. Но запах! Запах!
И только подумать: на корнях этих могучих плодородных кустов уйма филлоксеры, а они вот живут, и плодоносят, и наполняют воздух ни с чем не сравнимым ароматом. А крымские чудесные наши сорта все еще беспомощны перед этой нечистью!
Опять повторяется крымская история. Третий раз! Впервые — в 1880 году, еще в царское время, второй раз — совсем недавно, уже после войны. Тогда нашли и уничтожили несколько филлоксерных очагов.
Казалось, Крым очищен. Но угроза была рядом все эти годы, и, видимо, очаги подземного пожара тлели еще не в одном районе крымской земли.
«Да, история повторяется, — думала я. — Всего каких-нибудь две недели тому назад здесь собирались люди, которые думали, спорили, горячились, обсуждая способы, которые бы лучше всего могли уберечь, спасти Крым от нового нашествия филлоксеры. А она-то, оказывается, была уже там».
В прошлом году с заспиртованной филлоксерой была ложная тревога, а настоящую-то опять проглядели!
Как же попала она снова на крымскую землю?
Я представляю себе. Живет в Крыму где-нибудь на берегу моря скромная семья: отец, мать да двое детей — Петя и Олеся. Старшая дочь — Надюша — уехала работать в Грузию.
И вот она приехала навестить родных и, конечно, привезла подарки. Все разглядывают подарки, хвалят.
— А это что? — спрашивает Олеся. Она заметила какой-то узкий сверток, зашитый в холстину.
Надюша распарывает толстые нитки, с треском расходятся швы. Что там? Вязанка хвороста? Только нет, не хворост. С обеих сторон торчат желтоватые корни.
— Лоза, — разочарованно отворачивается Олеся. Она не раз видела, как сажали виноград.
— Саженцы, с корнями, — уточняет Петя. {121}
— Саженцы-то какие! — говорит, торжествуя, Надя. — Это же лучший сорт — тот самый, что я вам зимой присылала.
— Да ну?
Вспоминают посылку с виноградом. Какие были огромные кисти! Какие сладкие душистые ягоды! Такого винограда здесь ни у кого нет.
Все окружают саженцы, щупают, гладят. Теперь на них смотрят с уважением и любовью.
— Его надо поскорее сажать — самое время, — говорит Надя. — Только это... обеззараживание, ну, дезинфекцию сделайте, а то я спешила, может, у меня что не так получилось...
— Ладно, — говорит отец, — сделаем.
И вот уже выкопаны ямки. Вся семья собралась сажать грузинский виноград, только Наденька побежала к подруге. Несут саженцы.
— А дезинфекция-то? — спохватывается мать.
Она берет глину, которую заготовила обмазать погреб, взвешивает на весах, разбавляет водой, размешивает в ведре, сыплет туда белый вонючий порошок.
— Эх, дуста-то совсем мало, — говорит она. — Еще бы столько надо. У соседей, что ли, дуста спросить...
— Сойдет и так, — машет рукой отец. Он с ребятами уже натаскал чуть не полбочки воды. Мать выливает туда смесь из ведра.
Бочка течет, мутные желтовато-белые струи бегут во все стороны.
— Долей воды, Петро! — кричит отец. И Петя доливает еще ведра два.
Да разве так делают дезинфекцию?
Если бы Надя была здесь, она, может быть, призналась бы, что совсем не дезинфицировала саженцев, захлопоталась. А потом подумала: «Ладно, там мама все сделает как надо...»
Но Нади нет и близко. Она у подружки, болтает с ней, счастлива.
И вся семья счастлива.
«Вот славный виноград вырастет, — думает отец, — доброе вино из него получится. Будет чем гостей на праздник потчевать».
Саженцы вынимают из бочки, отряхивают, бережно {122} опускают в ямки. И никто не замечает, что на тонких корешках кое-где темнеют небольшие клювики...
А ведь скажи этим людям, что они пропустили в свой колхоз, в свой край очень опасного врага, они, пожалуй, обидятся. Они же не знали про филлоксеру!
Будто и не знали? Разве не рассказывала ребятам про тлю-невидимку учительница? Да и взрослые что-то одним ухом вроде и слышали, да не обратили внимания: тля, подумаешь!
Да, вот как могло это быть.
Впрочем, могло быть и не совсем так, и по-другому. По-разному могло случиться. Но в конце концов самые обычные мирные люди и теперь, сегодня, как много лет назад, оказались невольными союзниками вредоносной тли.
Я не могу, не в состоянии сейчас уехать.
Агрономы, из тех, что были на курсах, не ошиблись — привезли корни, зараженные филлоксерой.
Грустные трофеи! Это была настоящая, живая филлоксера, и, видимо, уже не один год злодействовали в Крыму ее полчища.
Чуть не каждый день продолжали поступать сведения о новых очагах заражения. А сколько еще тлеет этих невидимых очагов подземного пожара, готового уничтожить лучшие наши виноградники!
Противофиллоксерная станция готовилась к жарким боям. Но никакой суеты, никакой растерянности.
Недаром директор станции был закаленным бойцом, много лет жизни отдавшим борьбе с этим вредителем. И ближайший его помощник и другие соратники были тоже опытными филлоксеристами.
Готовится наступление.
А в лабораториях продолжается обычная работа.
Трудятся селекционеры над выведением новых, устойчивых к филлоксере сортов. Уже подают надежду те, что проходят испытание. Если бы уже были они распространены в Крыму, не так страшна была бы филлоксера!
Трудятся в биофизической лаборатории.
Хорошо, если бы люди умели уже по соку растений узнавать, {123} не заражены ли лозы филлоксерой. Не пришлось бы тогда раскапывать столько кустов, обследовать столько корней.
И все это будет, всего добьется разум человека, упорный труд. А пока — в бой, с тем оружием, которое в наших руках сейчас.
На экстренном совещании решили продолжать планомерный осмотр — обследование плантаций в подозрительных по филлоксере районах Крыма. Найденные очаги окружить, изолировать от соседних здоровых виноградников. Там, где площадь заражения не велика, лозы уничтожать. Там, где заражено много гектаров, больные кусты лечить.
Снова в Крыму филлоксерный фронт.
Да, история повторяется.
И все-таки не совсем. Все как будто так же, как уже было, и вместе с тем уже по-другому.
Такая же, как и раньше, филлоксера. Но теперь советские ученые — энтомологи, химики, агрономы — уже хорошо знают, как бороться с бедой.
Мощные послушные машины удесятеряют силы для борьбы. И есть еще великая сила, которая поможет быстрее одолеть врага, — это советские люди.
Изменились времена, изменились и люди. Тогда, в восьмидесятые — девяностые годы прошлого века, во времена барона Корфа и писателя Коцюбинского, когда отбивали первые атаки филлоксеры, население оказывало плохую помощь. Неграмотные, темные селяне зачастую даже сопротивлялись тем, кто боролся с этим злом.
Теперь виноградари становятся первыми добровольными помощниками филлоксеристов.
Недаром вспомнила я Коцюбинского. Все события этого лета удивительным образом переплелись между собой. Чуть ли не накануне моего отъезда мне позвонила Нина Михайловна.
— Завтра у нас будет юбилейное заседание, посвященное Коцюбинскому, приезжайте.
— Юбилей Коцюбинского? Михаила Михайловича? Известного украинского писателя? {124}
— Ну да.
— И он отмечается у вас на станции?
— Ну конечно же. Приедете?
— Приеду.
Я медленно кладу трубку. Коцюбинский! Что общего, кажется, между биологией и литературой, между писателем и филлоксерой! Впрочем, ведь Коцюбинский работал филлоксеристом. Он создал чудесный взволнованный рассказ — «Для общего блага», где описал горе молдавских крестьян, у которых уничтожали зараженные виноградники.
И вот я в знакомом зале. Он заполнен до отказа. На этот раз в гостях у работников станции не агрономы, не директора совхозов и энтомологи, не виноградари, а литераторы, журналисты, сотрудники музея.
С воспоминаниями о Коцюбинском выступают писатели, ученые, музейные работники. Выступает и его дочь, Ольга Михайловна.
Оживают далекие страницы прошлого.
1893 год. Знойное лето в Бессарабии, жара. К винограднику, покрывающему склон холма, подходит группа загорелых, запыленных людей. Среди них, тяжело передвигая ноги, шагает человек с небольшой черной бородкой, с грустными задумчивыми глазами. Он опирается на толстую палку. Палка с широким набалдашником. Вот он остановился, из палки высунулись ножки, она превратилась в треногу. Человек устало опускается на нее.
— Здесь начнем, Михаил Михайлыч? — подходит к нему рабочий.
Коцюбинский кивает головой:
— Вон хоть с того куста.
Рабочий начинает подкапывать куст. Вот он уже несет Михаилу Михайловичу целую охапку корней. Коцюбинский вынимает лупу.
Проходит час, другой. Все так же внимательно, до боли в глазах, всматривается он в черные, бурые, светлые корешки, в старые, совсем огрубелые корни, покрытые плесенью.
Однообразная, монотонная работа. Не от этого ли такая усталость и тоска, и тяжесть на сердце? О нет. Прошлым летом работал он напряженнее, чем сейчас, жадно, с увлечением. Ведь он хотел принести как можно больше пользы молдавским крестьянам, спасти их виноградники от врага.
Но то было в прошлом году. Как радостно ехал он тогда {125} на работу, и как неохотно, будто на каторгу, нынче. Больное сердце, малая оплата за кропотливый утомительный труд,— все это можно перенести, преодолеть. Но он ехал, чтобы протянуть руку помощи, а вместо дружеских рукопожатий и улыбок несутся им вслед проклятия.
Вот уже второй год, отыскав филлоксеру, они жгут виноградники, отравляют почву, разоряют людей.
И если бы хоть знать, быть уверенным, что ценой таких жертв они спасают виноградники Молдавии. Но все делается случайно, бессмысленно, а значит, и бесполезно. Денег на планомерную борьбу царское правительство жалеет, едва хватает, чтобы уничтожить найденные очаги заразы. Да разве они могут все обследовать? Сколько еще скрывается филлоксеры в садах и виноградниках!
Выходит, работают они на ощупь, как слепые без поводыря. В одном месте жгут и уничтожают виноградные кусты, а где-то рядом невидимая тля спокойно продолжает свое грозное дело.
«Одной рукой мы ее сдерживаем, — думает Коцюбинский, — другой — распускаем на все четыре стороны. Что это за борьба? И ни копейки денег хозяину за уничтоженный виноградник! Недаром не верят нам люди, смотрят на нас как на врагов, не пускают на виноградники, бунтуют...»
Рабочий приносит новую порцию корешков. Коцюбинский прогоняет тяжелые думы. Снова и снова напряженно вглядывается. В глазах рябит, наплывают радужные круги — зеленые, лиловые... Болит голова от зноя.
Вечер. Сладко похрапывает утомленный товарищ по работе. Михаил Михайлович не спит. Болят натруженные ноги, шумит в голове, горит лицо, сухо во рту.
А перед глазами корешки и корни: бурые, коричневые, с темной, покрытой плесенью, корой. Что там желтеет? Не филлоксера ли? Он встряхивает головой, переворачивает подушку, прижимает разгоряченное лицо к прохладной наволочке.
Корешки исчезают. Но вместо них появляются глаза. Их много — десятки, сотни... Карие, черные, со сдвинутыми бровями, прищуренные, широко раскрытые, наполненные слезами. Они смотрят с укором и горечью, с ненавистью и гневом... Куда от них спрячешься!
Нет, спать, видно, не удастся. Коцюбинский встает, накидывает халат, зажигает лампу. Он тщательно завешивает {126} огонь, чтобы свет не мешал товарищу, садится, придвигает чернильницу, задумывается.
Грустная усмешка трогает распухшие, потрескавшиеся губы. Он начинает писать. Он пишет о тяжелой жизни молдавских крестьян, о «царской помощи». Он пишет, и сердце у него бьется взволнованно и жарко от жалости, любви, от горячего сочувствия к обездоленным людям.
Горький, который хорошо был знаком с Коцюбинским, писал о нем: «Он верил в победную силу добра». Горький вспоминает, как Коцюбинский говорил, что следовало бы ежегодно давать «обзор всего, что сотворено за год человеком в области его заботы о счастье других людей».
Михаил Михайлович Коцюбинский принадлежал к лучшим сынам нашей родины.
Много их, таких людей с горячим сердцем — знаменитых наших ученых, писателей, замечательных революционеров, полководцев, — людей, которые жили и трудились для народа, и нередко отдавали жизнь за его счастье.
И всех их — от самых великих, чьи имена знает весь мир, до скромных, мало кому известных, — объединяла любовь к родной земле, к народу, желание и потребность помочь ему в любой беде. Ведь для таких людей любая беда народная никогда не была чужой, а была и своей бедой, своим кровным делом.
Так было еще в давние времена и в годы, когда царское самодержавие угнетало народ.
Теперь советские люди расправили плечи, они сами хозяева своей судьбы и своей страны.
Пусть же больше будет у нас огоньков, освещающих наш путь к светлому будущему, пусть в сердцах соотечественников наших загораются эти священные огни любви к Родине, желание отдать ей все силы, выручить из любой беды.
И я подумала, что и у юных моих друзей — своенравной Наты и у Ники — уже теплились в сердцах искорки этого огня. И я порадовалась этому.
| {127} |
История почти столетней борьбы с филлоксерой, борьбы, с которой пришлось мне неожиданно познакомиться, заставила меня задуматься. По-новому стала я смотреть на многое, чего раньше не замечала, на что не обращала внимания.
Да, не так-то просто одолеть неисчислимые полчища вредоносных существ, уберечь от них наши поля, сады, леса, виноградники.
Вместе с тем надо уберечь их и от всевозможных болезней, и от сорняков тоже надо их избавить. Ведь сорняки не только отнимают у культурных растений пищу, воду, солнечный свет, — они мешают обработке полей, цепляются корнями за плуг, наматываются на зубья бороны, замедляют ход трактора. Кроме того, многие сорняки выкармливают вредных насекомых, дают им стол и дом.
Со всех сторон тянутся к растениям, которые заботливо выращивает человек, жадные рты, зубы, лапы, клювики, хищные челюсти, хоботки, нити грибниц, корни сорняков...
Сколько их, этих нахлебников! Прочь! Прочь!
Нельзя, невозможно допустить, чтобы столько драгоценного человеческого труда расхищалось безнаказанно. И люди всех стран давно уже борются с этими расхитителями. Но {128} предстоят еще жестокие бои. До полкой победы еще далеко.
Могучим стал человек, многому научился, машины удесятерили его силы. Но, несмотря на могущество, не всегда удача сопутствует ему.
Для борьбы с вредными насекомыми он призывает на помощь своих союзников — маленьких хищников-истребителей. Иногда это приносит удачу, например победа божьей коровки над червецом. Однако случается, что такие помощники, привезенные из других краев, не приживаются на новых местах ил pi плохо «работают» в новых условиях.
Случается и самое неожиданное.
Теленомус, истребитель вредной черепашки, вдруг напал на хищного клопа, которого люди вырастили и выпустили в поход на колорадского жука.
Вот тебе и теленомус! Хорош помощник!
Да, все это не так-то просто. Никогда нельзя быть уверенным, что полезные насекомые всегда будут надежными помощниками.
Ученые изобретают все новые яды, губительные для вредителей. Однако и химия, великолепная химия, — союзник могучий, но опасный. Ох, как осторожно и осмотрительно
 |
Вертолет обрабатывает виноградник. |
| {129} |
надо пускать в ход ядовитые вещества, чтобы, уничтожая врагов, не повредить друзьям.
Кроме того, случается, что насекомые, которых сперва губил новый ядовитый состав или порошок, через некоторое время к нему «привыкают».
Много трудятся селекционеры, чтобы вывести новые сорта растений, которые бы не поддавались болезням и паразитам. Как все радуются, когда выведена, например, пшеница, стойкая к бурой ржавчине, или картофель, которому не страшна опасная болезнь — фитофтора, или крыжовник, который не боится мучнистой росы.
Но проходит несколько лет, и на этих, казалось, стойких растениях вновь появляются те же болезни, те же паразиты: изловчились, приспособились и к этому, казалось стойкому, сорту.
Еще труднее вывести сорта растений, устойчивых к вредоносным насекомым. Но и этого добиваются селекционеры.
Долгое время урожай подсолнечника у нас на юге губили маленькие зловредные гусеницы подсолнечной моли. Они выходили из яичек, отложенных бабочкой моли на цветы подсолнечника, и тотчас же прогрызали оболочку семян, наполнявших корзинку растения.
На подсолнечном поле, зараженном молью, вместо жирных, сладких ядрышек, в семечках была лишь труха да мусор.
Избавиться от этих вредителей не удавалось даже при помощи яда.
И тут помогли селекционеры. Еще в конце прошлого века один садовод-любитель обратил внимание на декоративный подсолнечник: на нем было очень много маленьких корзиночек, напоминающих ромашки. Семена этих «ромашек» моль почему-то не повреждала. Оказалось, что оболочка семян была необычайно крепкой.
Садовод переопылил цветы лучших масличных подсолнечников с этими «ромашками». На некоторых гибридах созрели крупные корзинки семян с толстой кожурой. Моль их не тронула.
Но, к сожалению, в этой толстой, крепкой оболочке лежали совсем маленькие, невкусные ядрышки. Такие семечки никуда не годились!
Никто не заинтересовался в царское время этой работой {130}
 |
Клещик корневой. |
Зато вспомнили о его начинаниях советские селекционеры. И после многих лет упорного труда удалось им вывести подсолнечник, у которого были отличные крупные семена. И запрятаны они были в прочнейшей оболочке.
Как ни старались, не могли прогрызть ее гусеницы подсолнечной моли даже крепкими своими челюстями! Будто в панцирь закованы!
И теперь на полях Украины, Кубани, Приволжья на огромных пространствах подымаются каждое лето, растут, красуются миллионы панцирных подсолнечников. Не страшна им подсолнечная моль.
И другими успехами отмечены за последние годы труды наших ученых. Выведен сорт ячменя, устойчивого к шведской мухе; есть уже пшеница, которая устоит против мухи гессенской.
Трудятся селекционеры над выведением картофеля, которого не сможет уничтожить колорадский жук; хлопчатника, которого не погубит паутинный клещик; моркови, не боящейся морковной мухи; винограда, устойчивого к филлоксере...
Но все это только начало большого дела.. Чтобы создать растения, которым не страшны будут злые нахлебники, надо еще лучше узнать, как питаются всевозможные вредители и как их жизнь связана с жизнью растений, на которых они хищничают.
И вот что любопытно.
В каждой стране много своих вредителей растений, с которыми приходится вести постоянную борьбу. Но нередко самыми опасными оказываются те, которые попадают к нам из других стран. {131}
 |
Совка хлопковая. |
Почему? Почему филлоксера не причиняла такого опустошения у себя на родине, в Америке? Да она там и вредителем не являлась! И белая бабочка не бесчинствовала так у себя на родине. А ее вторжение в европейские страны превратилось в бедствие. Непарный шелкопряд, хоть и был в Европе вредителем, но в Америке разошелся вовсю. До сих пор не могут с ним управиться.
Загадка природы? Да. Но для тех, кто вглядывается и вдумывается в жизнь, сама же природа дает разгадку. Бабочка хлопковой совки откладывает до 2700 яиц. За год может родиться, вырасти и размножиться до пяти поколений. Почти с такой же ошеломляющей быстротой размножается и бабочка озимой совки.
Не надо большого воображения, чтобы представить себе, что творилось бы на земле, если бы эти бабочки могли беспрепятственно размножаться. Через каких-нибудь 5–10 лет вся земля была бы покрыта бабочками и их гусеницами. Все, что они могут сожрать, было бы уничтожено.
Такого, конечно, быть не может. Во-первых, потому что гусеницы, съев все, что возможно, погибли бы от голода. Но и съесть всего им никогда не удастся, потому что у них тьма врагов; они уничтожают огромное количество совки, как бы сдерживают ее распространение.
Другое дело, если вредоносное насекомое попадает в иной край. Вот хоть бы непарный шелкопряд, которого завез Трувело в Америку. Там совсем не водились непарные шелкопряды. Значит, на первых порах и врагов у гусениц шелкопряда почти не было. Даже птицы их не трогали. Быстро, почти беспрепятственно, размножился непарный шелкопряд. Когда американцы спохватились, было уже поздно. В то время невозможно было обработать ядами огромное пространство зараженных лесов и садов. Стали искать природных врагов непарного шелкопряда. Садки с маленькими живыми хищниками поплыли через океан. Даже специальную лабораторию-фабрику устроили, где {132} разводили этих истребителей шелкопряда. И все же окончательно уничтожить его не удалось до сих пор.
А можно ли сказать с уверенностью, что нашествий, подобных описанным в этой книге, больше не будет?
Нет, на это надеяться нельзя.
Долгие зимние холода, жаркое лето, засуха или, напротив, обилие дождей — все это влияет на жизнь животных и насекомых и может их погубить или же дать вспышку, усиленное размножение тех или иных вредителей. Но не меньшими виновниками таких нашествий являются сами люди.
Стоит лишь вспомнить, сколько бед произошло от невежества, оплошности.
Неосторожные поступки отдельных людей вызывали иногда нашествия целых полчищ вредителей, имевшие иной раз трагические последствия для целых краев и даже стран.
Немало вторжений было вызвано и человеческой деятельностью.
В конце прошлого века стали замечать, что в России, особенно в южных ее областях, во многих реках и озерах воды поубавилось, небольшие речушки совсем обмелели. Зимы стали холоднее, летние засухи — чаще. Да и земля хуже стала родить.
Отчего же? Ученые начали искать причины этих бед. Оказалось, что главными виновниками были люди: они вырубили очень много лесов. Рубили, чтобы распахивать новые земли, рубили для постройки железных дорог, кораблей, домов, заводов и фабрик, для растущих городов. Рубили на дрова и для разных изделий. Рубили вокруг городов и в степи, в горах и на берегу рек, валили лес всюду, где было удобнее и выгоднее, не думая о последствиях.
А последствия оказались печальными.
Там, где исчезал лес, исчезали чудесные «копилки», хранившие воду и всю весну и лето испарявшие влагу. Она сгущалась в облака и проливалась на поля благодатным дождем. Оголенную почву, которую раньше удерживали корни деревьев, начали смывать ливни, распылять ветер.
С гор, лишенных растительности, нередко стали обрушиваться на селения, сады и виноградники потоки жидкой {133} грязи и камней; горные реки выходили из берегов, затопляя пашни. А степные реки, лишенные зеленой защиты, начали мелеть.
Вот что происходило. И не только в России, а всюду, где рубили лес как попало. А рубили его уже много веков почти повсюду на земле: в Италии и Англии, в Индии, Китае, в Египте...
Из-за человеческой небрежности и невнимания лес погибал не только от топора, но и от огня.
В конце прошлого и начале нашего века, в Северном Казахстане, в Приуралье, в Западной Сибири от пожаров выгорели многие сотни тысяч квадратных километров тайги, кедровника и других великолепных наших лесов.
В 1825 году в Северной Америке, в Канаде, переселенцы выжигали лес под пашню. От этого начался пожар, уничтоживший почти все леса Канады.
От такого хозяйничания количество леса на земле уменьшилось примерно на 2/3. Во многих странах изменились не только климат и почва, изменился и мир животных.
Меньше стало лесов — меньше лесных обитателей. Чаще стали страдать посевы, сады и огороды от нашествий всевозможных вредителей.
Ведь в лесах и на нераспаханной целине, поросшей травами и кустарником, обитает самое богатое и разнообразное сообщество зверей, птиц, насекомых. Все они борются за свою жизнь и сдерживают непомерное размножение какого-либо одного вида живых существ.
Другое дело — в полях, засеянных хлебом, на плантациях, в огородах... Много беднее здесь животный мир; и уж если заберутся сюда вредители, — тут и человеку бывает иногда не под силу сдержать их натиск. Стоит лишь вспомнить, как разошелся колорадский жук на картофельных полях Америки, а затем и Европы.
Куда ни ступит нога человека, куда бы ни приложил он свои силы, — всегда он вмешивается в жизнь природы, нарушает веками сложившийся порядок ее жизни.
Как же так получается? Ведь сколько замечательного может сделать и делает человек. Он осушает болота, ведет воду в пустыни, прокладывает дороги в горах. Сколько прекрасных городов украшают землю! Сколько развел он садов и парков. Сколько создал новых пород животных, сколько сортов растений, сколько цветов невиданной красоты! {134}
Да, человек может все это. И вместе с тем столько бед натворили люди на земле, что нам всем приходится теперь за это расплачиваться. И не только расплачиваться, но и исправлять их ошибки.
А как исправлять? Не рубить лесов? Не распахивать целины? Не строить заводов? Не ловить рыбы и положить на полки охотничьи ружья?
Нет, нет, ну конечно же нет! Но рубить деревья, вырубать лес надо так, чтобы не обнажались и не мелели реки, не иссушалась почва, не обрушивались скалы. Так рубить, чтобы вместо каждого срубленного дерева подымалось новое, вместо спиленного леса вырастал молодой, еще прекраснее и богаче.
И на целинных землях так вести хозяйство, чтобы земля не распылялась ветром, не истощалась, а увеличивала плодородие.
Надо заботиться о том, чтобы заводы и фабрики, уже существующие и те, что будут выстроены, не заражали копотью воздух, не отравляли ядовитыми отбросами светлых вод наших рек. И, отправляясь на охоту или на рыбную ловлю, человек твердо должен знать и соблюдать правила охоты, законы охраны природы.
Горы и озера нашей Родины, поля и степи, леса и рощи, наполненные птичьим щебетом. — сколько силы, бодрости, здоровья вливаете вы в человека, как радуете нас своей особой, неповторимой красотой!
Берегите же родную природу, друзья мои! Охраняйте и умножайте ее богатства. Вглядывайтесь в нее, постарайтесь понять ее жизнь. Будьте ей другом. И она не обманет вас.
А пока не научатся люди разумно и бережно управлять природой, много будет возникать всевозможных бед на земле, и постоянно надо будет отбиваться от легионов вредителей.
И все-таки наука защиты растений движется вперед, трудной дорогой, но все же дорогой побед.
Много сделано в нашей стране для победы над филлоксерой, над колорадским жуком, над калифорнийской щитовкой. {135}
Наши энтомологи отбили, не пустили в СССР розового червя, или хлопковую моль, а ведь она уже была завезена к нам и угрожала расселиться по полям.
Предполагают, что родина этого опасного вредителя — Австралия, но уже в середине прошлого века он злодействовал в Китае и Индии. Оттуда розовый червь попал в Египет. В Турции, в Греции, в Японии, Индонезии, — всюду, где сеяли хлопок, не удалось отбиться от этого врага.
И вот опасность стояла у границ Советского Союза. В 1929 году из Египта нам прислали семена очень нужного сорта хлопчатника. Среди них оказалось много зараженных. Уничтожить все семена — жалко. Отделить здоровые от больных? Все равно сеять опасно. Что будет, если окажется среди здоровых хоть одно зараженное?..
Неужели нельзя все-таки их обезвредить, уничтожить засевших там вредителей?
— Это невозможно, — говорили американские специалисты. — Всё перепробовали. Нет средств наверняка убить всех гусениц в семенах.
— А мы попробуем новые, — решили наши ученые. Много и напряженно трудились они и в конце концов
нашли надежный способ уничтожения гусениц хлопковой моли.
Так советские энтомологи — работники карантинной службы — не только не пустили к нам розового червя, но и доказали, что можно все-таки его одолеть.
Велика победа советских энтомологов и над «летающим голодом» — саранчой.
Мы знаем теперь все повадки этого опасного врага, знаем, как с ним бороться. И все же саранча еще не уничтожена, она существует и, чтобы не допустить ее на наши поля, надо зорко следить за врагом, быть начеку.
Всегда надо быть наготове, чтобы отразить нападение полчищ вредителей. И конечно, не только саранчи.
Помните, на западе, в Закарпатье, мы отбиваемся от белой бабочки. Колорадский жук то и дело врывается на картофельные поля Украины и Белоруссии.
А ведь опасность грозит не только из-за рубежа. Те или иные наши местные вредители, с которыми давно уже ведется успешная борьба на полях, вдруг начинают размножаться в невероятном количестве.
Так например, опасными вредителями могут сделаться {136}
 |
Совка зерновая. |
Такие вспышки не застанут нас теперь врасплох. В Институте защиты растений есть боевой штаб — лаборатория прогноза. По всей стране ее сторожевые пункты. По многим признакам узнают наблюдатели, благоприятный ли будет год для размножения тех или иных вредителей. Узнают, какие опасности подстерегают нас.
Об этом наблюдатели сообщают в боевой штаб, в лабораторию прогноза.
Еще не всегда можно предотвратить эти вспышки, но уже почти всегда мы знаем наперед, когда, где и от какого врага грозит особая опасность; а если знаем, — значит, можем подготовиться к отпору.
И вот представьте себе: хлопковая совка грозит погубить тысячи гектаров «белого золота». Надо отбить врага.
Зерновая совка наступает. Особенная опасность грозит посевам на целине. Надо уберечь от зерновой совки пшеничные поля.
До распашки целины жила совка на степной траве — топчаке. Не очень-то сытно ей там жилось, еле перебивалась. И вдруг на распаханных землях, рядом, заколосилась великолепная пшеница. Нужно ли удивляться тому, что совка
перемахнула на пшеницу. На усиленном питании началось быстрое размножение вредителя.
Что касается пшеницы, она была здесь новоселом, еще не освоилась на новых землях. Там, на родине, она обжилась, приспособилась, научилась переносить многие {137} невзгоды. А тут все было еще новое, непривычное: и почва другая, и ветры чужие, и даже солнышко будто бы по-другому светило. И мир птиц и насекомых иной... А тут еще эта совка!
Такое растение особенно нуждается в заботе и защите.
Еще далеко до весны, зима в разгаре, а почтальоны доставляют в конторы совхозов и колхозов свежеотпечатанные книжечки: «Рекомендации по защите растений».
«Ожидается высокая вредоносность зерновой совки»,— говорится в книжке. А дальше — советы ученых, как лучше обработать землю, чтобы при этом погибло побольше вредителя. Как, в какое время, какие сорта сеять, чтобы дни, когда пшеница начнет колоситься, не совпали со временем, когда бабочки совки откладывают яйца.
Но одних этих мер недостаточно.
Химия, на помощь!
Стучат телеграфные аппараты, звонят телефоны, радисты принимают сигналы:
«Готовьтесь, готовьтесь отразить врага!»
Химические заводы отгружают на станции железных дорог ядохимикаты. Трактористы, шоферы и бортмеханики проверяют машины и вертолеты.
И вот уже весна на исходе. Отряды юннатов и школьников — юных разведчиков, юных обследователей — выходят на пшеничные поля.
Стучат телеграфные аппараты, звонят телефоны, радисты передают:
«Время не ждет! Время не ждет! Вы готовы, готовы?»
По полевым дорогам мчатся грузовики с цистернами, полными ядовитой жидкости. Вертолеты вылетают на боевые рубежи. Все, все на врага!
Нынче это могут быть совки — хлопковая и зерновая, а завтра, на следующий год может усилиться натиск колорадского жука, филлоксеры, может быть, размножится буйно плодожорка или черепашка, — да разве их перечислишь!
Оплошаем, зазеваемся — и новые тучи вредоносных бабочек замелькают над нашими посевами, огородами, лесами. Гусеницы поползут по цветущим яблоням, заволакивая паутиной их бело-розовый наряд. От слюны вредной черепашки горькими, негодными станут пшеничные зерна. {138} Погибнут от подземного огня — филлоксеры — тысячи и тысячи роскошных виноградных лоз...
Вредители не признают границ. Победить их можно лишь совместными усилиями. И все чаще собираются ученые разных стран, чтобы договориться, как лучше действовать сообща против саранчи, вредной черепашки, колорадского жука, филлоксеры.
Если бы все народы объединили свои силы для борьбы с вредителями растений, приблизился бы день победы над этими расхитителями человеческого труда.
Много дела человеку на земле. И как нам всем нужен мир и дружба с другими народами — нашими земными сожителями, чтобы общим старанием благоустроить и сделать еще прекраснее нашу родную голубую планету.
Но люди смотрят еще и в небо.
Полвека тому назад они смотрели на звезды, как на далекие, недостижимые миры. Сейчас новая пора в жизни человечества — космическая. Человек сумел оторваться от земли и сделал свои первые шаги в космическом пространстве.
Какие открытия ждут нас в этих необъятных просторах вселенной? Где, на каких планетах существует жизнь? Как она там протекает?
Наверное, не совсем так, как у нас на земле. А может быть, и совсем по иным, своим законам.
Наступит время, — все это узнает человек.
Но, дерзко вторгаясь в космические просторы, выведывая тайны жизни вселенной, мы должны быть мудрыми и предусмотрительными, чтобы не завезти на другие планеты наших земных микробов и бактерий, жуков и бабочек. Мы ведь не знаем, как поведут они себя в неземных, космических условиях жизни на Луне, Венере или какой-нибудь другой, далекой или близкой планете.
Не только землю надо оберегать от всевозможных вторжений и нашествий, но и будущее человечества — космос. И наши ученые серьезно озабочены этим.
Да, вот куда занесли нас размышления... Однако не пора ли вернуться из космоса на нашу милую, родную Землю, {139} — вернуться, чтобы подойти к последним строчкам. Ведь мне уже пора домой, сесть за письменный стол и обдумать все, что я узнала и чему была свидетелем в эти летние месяцы. Я должна была раскрыть перед вами мои думы, печали и радости, поделиться тревогами и надеждами.
Пора, пора в путь. Я оглядываюсь на здание станции по борьбе с филлоксерой. Там остались люди, которых я еще недавно не знала и которых полюбила,
Эти люди и сотни им подобных незаметно ведут свою скромную, но очень нужную работу.
Вот склонилась над микроскопом Нина Михайловна. Всю жизнь отдала она, чтобы как можно лучше узнать яростного врага винограда — филлоксеру, понять ее повадки. Что-то горячо доказывает молодому практиканту дядя Яша. Директор пишет. Вот он положил ручку, задумался. О чем? Может быть, обдумывает новый план наступления на шестиногого врага?
Прощайте, прощайте, друзья! Счастья вам и удачи. Удачи и счастья всем, кто трудится на благо людям.
| {140} |
Глава 1. Подземный огонь........... | 3 |
Глава 2. Первое знакомство.......... | 26 |
Глава 3. Помощники, где вы?.......... | 52 |
Глава 4. Гроза филлоксеры.......... | 62 |
72 | |
Глава 6. В чем их ошибка........... | 78 |
Глава 7. Ника болеет............. | 86 |
Глава 8. Выход из тупика........... | 99 |
Глава 9. ЧП................ | 107 |
Глава 10. История повторяется......... | 120 |
Глава 11. Природа и люди ........... | 128 |
| {141} |
Дорогие читатели!
Ваши отзывы о содержании и художественном оформлении книги присылайте по адресу: Ленинград, набережная К у ту-зова, 6. Дом детской книги Детгиза.
Укажите свой точный адрес и возраст.
ДЛЯ СРЕДНЕГО ВОЗРАСТА
Меркульева Ксения Алексеевна. «Нашествия»
Ответственный редактор Г. П. Гроденский. Художник-редактор В. В. Куприянов. Технический редактор З. П. Коренюк. Корректоры
Л. К Малявко и К. Д. Немковская.
Подписано к набору 12/VI 1963 г. Подписано к печати 21/Х 1963 г. Формат
60×841/16. Печ. л. 9. Усл. п. л. 8,22. Уч.-изд. л. 7,29. Тираж 30 000 экз. ТП-1963
№ 558. М-32619. Ленинградское отделение Детгиза. Ленинград, Д-187, наб. Ку-
тузова, 6. Заказ № 123.
2-я фабрика детской книги Детгиза Министерства просвещения РСФСР,
Ленинград, 2-я Советская, 7. Цена 32 коп.
| {142} |
|
ЧИТАЙТЕ ЭТИ КНИГИ, ИЗДАННЫЕ ДЛЯ ВАС ДЕТГИЗОМ БИАНКИ В. КЛУБ КОЛУМБОВ Л., 1959, 128 стр. ДРОЗДОВ Л. СОВЕТЫ ПИОНЕРАМ И ШКОЛЬНИКАМ М., 1962, 160 стр. ГАВЕМАН А. ЛЕС. БЕСЕДЫ ЛЕСОВОДА М., 1959, 157 стр. ЕЛАГИН В. ДРАГОЦЕННЫЙ КЛАД М., 1960, 31 стр. ЕЛАГИН В. ЗАГЛЯНЕМ В ЗАВТРА М., 1962, 206 стр. |