ЖАН-БАТИСТ ЛАМАРК

ИЗБРАННЫЕ

ПРОИЗВЕДЕНИЯ

В ДВУХ ТОМАХ

РЕДАКЦИЯ
И.М.ПОЛЯКОВА И Н.И.НУЖДИНА

ПЕРЕВОД А.В.ЮДИНОЙ

ИЗДАТЕЛЬСТВО АКАДЕМИИ НАУК СССР
МОСКВА 1955

ВСТУПИТЕЛЬНЫЕ

ЛЕКЦИИ К КУРСУ

ЗООЛОГИИ

ВСТУПИТЕЛЬНАЯ ЛЕКЦИЯ,

прочитанная 21 флореаля 8-го года Республики¹

[1800 г.]

Граждане!

Если верно, что для плодотворного изучения естественной истории, даже в тех случаях, когда ставят пред собой задачу углубиться в мельчайшие детали всех ее разделов, необходимо прежде всего охватить воображением обширную совокупность созданий природы и подняться тем самым на достаточную высоту, чтобы овладеть знанием больших групп, из которых эта совокупность, повидимому, состоит, и чтобы иметь возможность сравнивать эти группы между собой и распознавать основные черты, их характеризующие; если, повторяю, эти соображения необходимы, то я должен начать с того, чтобы напомнить вам в сжатой форме о тех существенных различиях, которые природа, вероятно, сама утвердила среди необозримого ряда своих произведений, указать на путь или порядок, которому она, возможно, следовала, создавая их, наконец упомянуть о своеобразной зависимости, установленной ею между большей или меньшей трудностью их размножения, с одной стороны, и особенностями их организации — с другой.

Таким образом, чтобы дать вам ясное и полезное представление о предметах, подлежащих нашему рассмотрению в продолжение настоящего курса, я прежде всего вкратце познакомлю вас с главными  {10}  подразделениями, которые обусловлены различиями, установленными самой природой среди многочисленных ее созданий, укажу, что в них наиболее заслуживает внимания и чем они в основном отличаются друг от друга, наконец определю место, принадлежащее тем природным телам, с которыми я намерен ознакомить вас, в естественном ряде и в том методическом распределении, которое я построил².

Вы знаете, что все создания природы, доступные нашему наблюдению, с давних пор подразделялись натуралистами на три царства: животное, растительное и минеральное. При таком делении природные тела, входящие в состав каждого из этих царств, сопоставляются друг с другом и образуют как бы единый ряд, несмотря на то, что одни из них имеют совершенно иное происхождение, чем другие.

Я счел более уместным воспользоваться другим первичным делением, дающим более правильное общее понятие о телах, которые оно охватывает. Итак, я подразделяю все создания природы, входящие в состав упомянутых мною трех царств, на две главные ветви:

1. Тела организованные, живые.

2. Тела неорганические, неживые.

Существа или тела живые — животные и растения — составляют, таким образом, первую из этих двух ветвей созданий природы, и, как известно, эти тела обладают способностью питаться, развиваться, размножаться, и все они неизбежно обречены на смерть.

Однако не так хорошо известно, что эти существа сами образуют вещество собственного тела благодаря деятельности и способностям их органов, и еще менее известно, что из их остатков образуются все сложные неорганические вещества, наблюдаемые в природе, вещества, различные виды которых с течением времени увеличиваются в числе вследствие претерпеваемых ими изменений, приводящих, в зависимости от обстоятельств, то быстрее, то медленнее, к окончательному их распаду и разрушению, т. е. к полному освобождению составляющих их начал. На обширных пространствах, например в пустынях Африки, где обнаженная на протяжении веков почва  {11}  не знает ни растений, ни животных, тщетно было бы искать что-либо, кроме веществ, почти чисто стекловатых. Минеральное царство низведено здесь до очень небольшого числа тел. Обратное явление имеет место в любой местности, издавна покрытой пышной растительностью и населенной различными животными. Здесь поверхностный слой земли представлен сочной, плодородной почвой растительного или растительно-животного происхождения, а под ним то здесь, то там залегают самые разнообразные минеральные вещества: солевые, смолистые, сернистые, пиритовые, каменистые и т. д. Я привел доказательства этих важных фактов в труде, который был опубликован мною под названием «Memoires de physique et d'histoire naturelle» (см. 7-й мемуар), и т. д.³.

Вот эти различные неорганические, неживые тела, твердые или жидкие, простые или сложные, составляют вторую ветвь созданий природы и образуют главную массу земного шара; большая часть их известна под названием минералов.

Эти тела управляются законами, почти не изученными и сильно отличающимися от законов, которым подчинены живые тела. Можно утверждать, что между телами неорганическими, с одной стороны, и живыми — с другой, существует глубокий разрыв, который не позволяет поместить их в единый ряд и свидетельствует о том, что по своему происхождению эти тела резко отличаются друг от друга.

Среди живых тел, т. е. среди тех, которые составляют первую ветвь созданий природы, растения лишены чувствительности, способности произвольно двигаться и органов пищеварения, чем они сильно отличаются от животных, которые все наделены этими способностями и этими органами. Растения, как вы это знаете, служат предметом изучения той прекрасной и важной части естественной истории, которую называют ботаникой.

Подобно этому среди живых тел все животные наделены чувствительностью, способностью к произвольному движению всего тела или только некоторых частей его, и все имеют органы пищеварения. Они составляют тот большой и интересный отдел естественной истории, который называется зоологией. И вот, поскольку те  {12}  многочисленные существа, о которых мы будем беседовать с вами и которые я намерен вместе с вами исследовать в продолжение настоящего курса, составляют лишь часть зоологии, уместно задержаться здесь, чтобы рассмотреть животных в целом, обозреть всю совокупность этих удивительных существ и, наконец, не только отметить замечательные их способности и их превосходство над всеми прочими живыми существами, но также проследить ту своеобразную и поразительную градацию, которую представляет их совокупность в отношении их устройства или степени сложности их организации, числа и развития их способностей, а также в отношении легкости, быстроты и разнообразия средств, служащих для увеличения их численности.

В продолжение многих лет я отмечал в своих лекциях в Музее, что наличие или отсутствие позвоночного столба в теле животных разделяет все животное царство на два больших, резко отличающихся друг от друга раздела, которые можно в некотором роде рассматривать как два больших семейства первого порядка⁴.

Полагаю, что я первый установил это важное деление, о котором, повидимому, не думал никто из натуралистов. В настоящее время оно принято многими натуралистами; они приводят его в своих трудах, так же как и ряд других моих наблюдений, не ссылаясь, однако, на их источник⁵.

Итак, все известные животные могут быть отчетливо разделены на:

1. Позвоночных животных.

2. Беспозвоночных животных.

Позвоночные животные, действительно, все имеют внутри тела позвоночный столб, почти всегда костный, который придает крепость их телу, служит основой скелета и ограничивает их способность сокращаться. На своем переднем конце этот позвоночный столб несет голову животного, по бокам — ребра, составляющие грудной отдел, и образует по всей своей длине канал, в котором заключен мягкий тяж, называемый спинным мозгом; последний можно рассматривать как множество еще соединенных между собой нервов.  {13} 

Животные, обладающие позвоночным столбом, отличаются, помимо того, красным цветом их крови, точнее — наличием в главных сосудах их тела красной жидкости, называемой кровью и состоящей из трех различных составных частей, полностью смешанных друг с другом. У позвоночных животных никогда не бывает больше четырех конечностей, а многие из них вовсе лишены их.

У позвоночных животных наблюдается, так же как и у других животных, постепенное уменьшение сложности организации и числа присущих им способностей.

Животные, о которых идет речь, не столь многочисленны в природе, как прочие. Они составляют четыре первых класса животного царства, а именно:

Позвоночные животные — наиболее совершенные из всех животных; они обладают наиболее сложной организацией и наибольшим числом способностей и в общем изучены лучше, чем беспозвоночные животные.

Животные, составляющие вторую ветвь животного царства, второе из двух больших семейств, образующих это царство, те, которых я называю беспозвоночными животными и которых мы намерены изучить более подробно, резко отличаются от первых тем, что они  {14}  действительно лишены позвоночного столба, поддерживающего голову и служащего основой расчлененного скелета.

Они имеют мягкое тело, обладающее очень большой сократимостью; а у тех из них, у которых имеются какие-либо твердые части, последние почти всегда представлены покровами или наружными оболочками. Если у некоторых из этих животных и встречаются твердые части внутри тела, то эти части никогда не служат основой настоящего скелета и не образуют футляра для спинного мозга. Поэтому было бы неуместно сравнивать эти твердые части с позвоночным столбом, как это пытались делать.

Число конечностей у тех беспозвоночных животных, которые их имеют, обыкновенно не менее шести, а у некоторых их гораздо больше.

Беспозвоночные животные лишены настоящей крови, т. е. для них не характерно наличие этой неизменно красной, смешанного состава жидкости, состоящей из трех различных частей, образующейся и содержащейся у позвоночных животных преимущественно внутри главных сосудов. У беспозвоночных животных ее заменяет беловатая, изредка окрашенная в красный цвет жидкость [sanie], повидимому представляющая собой не что иное, как питательный флюид, более или менее видоизмененный действием органов.

Именно об этой второй ветви животного царства, об этом большом семействе беспозвоночных животных я намерен беседовать с вами в продолжение настоящего курса. Я постараюсь дать вам общее представление об этих животных, изложить их историю, охарактеризовать их основные отличительные признаки, и вы увидите, что эти животные представляют собой совершенно особый ряд, без сомнения наиболее многочисленный во всем царстве животных.

Этот обширный ряд, который один включает большее число видов, чем все прочие группы животного царства, вместе взятые, в то же время изобилует примерами самых разнообразных чудесных явлений, самых необыкновенных и любопытных черт организации, самых оригинальных и даже удивительных особенностей, касающихся образа жизни, способов самосохранения и размножения  {15}  своеобразных животных, составляющих этот ряд. И в то же время именно беспозвоночные животные еще менее всего исследованы.

Изучение этого замечательного раздела животного царства, без сомнения, представляет много привлекательного и интересного в разных отношениях. Оно дает полезные знания, из которых действительно можно извлечь самые большие преимущества при разнообразных обстоятельствах. К сожалению, своего рода предубеждение заставило слишком долго пренебрегать этой интересной областью естественной истории. Повидимому, крайне малые размеры большинства этих животных и особенно огромная численность их в природе вызывали своего рода презрение или во всяком случае столь обычное безразличие к ним. Между тем невозможно отрицать, что именно эти животные во всех отношениях заслуживают того, чтобы привлечь к себе внимание натуралистов и стать, наравне с прочими созданиями природы, важным объектом их исследований.

Скажу больше: оставляя в стороне пользу их изучения с целью получения практической выгоды из них самих или из доставляемых ими продуктов, или с целью обезопасить себя от тех из них, которые причиняют вред или просто докучают нам, несомненно, что изучение этих своеобразных животных может оказаться плодотворным для науки еще и с другой точки зрения, и я постараюсь вас сейчас в этом убедить. Именно беспозвоночные животные нагляднее, чем другие, раскрывают нам удивительную деградацию организации и постепенное уменьшение присущих животным способностей, что должно так сильно интересовать натуралиста-философа; наконец, эти животные незаметно приводят нас к непонятным истокам зарождения животной жизни, т. е. к тому пределу, где находятся самые несовершенные, самые простые по своей организации животные, те, в отношении которых можно предположить, что они едва одарены признаками животной природы, иными словами — те существа, с которых, быть может, природа начала создавать животных, чтобы затем на протяжении длительного времени и с помощью благоприятствующих тому обстоятельств вызвать к жизни всех прочих⁷.  {16} 

Если представить себе многообразие форм, размеров и свойств, которыми природа наделила свои создания, если учесть разнообразие органов и способностей, которыми она обогатила существа, наделенные ею жизнью, мы невольно должны будем преисполниться восхищением перед безграничными возможностями, которыми она умеет пользоваться для достижения своей цели. Кажется, что в некотором роде все, что только может быть создано нашим воображением, было действительно осуществлено, что все формы, все способности, все способы были исчерпаны в процессе создания и усложнения этого несметного множества существующих ныне произведений природы. Но если внимательно исследовать те средства, которые она, повидимому, употребила для этой цели, то нам станет очевидно, что их могущество и многообразие были достаточны, чтобы привести ко всем тем результатам, которые мы видим.

Можно думать, как я уже говорил, что двумя главными средствами, которыми природа пользуется, чтобы дать бытие всем своим созданиям, являются время и благоприятные обстоятельства. Известно, что время для нее не имеет границ и что поэтому она всегда им располагает.

Что же касается обстоятельств, в которых она нуждалась и которыми она продолжает пользоваться изо дня в день, для того чтобы видоизменять свои создания, то можно сказать, что они в некотором роде неисчерпаемы для нее.

Главные из них возникают под влиянием климата, различной температуры атмосферы и всей окружающей среды, условий места обитания, привычек, движений, действий, наконец образа жизни, способов самосохранения, самозащиты, размножения и т. д. И вот вследствие этих различных влияний способности расширяются и укрепляются благодаря упражнению, становятся более разнообразными благодаря новым, длительно сохраняемым привычкам, и незаметно строение, состав, словом — природа и состояние частей и органов подвергаются всем этим воздействиям, результаты которых сохраняются и передаются путем размножения следующие поколениям⁷.  {17} 

Птица, которую влечет к воде потребность найти добычу, необходимую ей для поддержания жизни, растопыривает пальцы ног, когда хочет грести и двигаться по поверхности воды. Благодаря этому кожа, соединяющая пальцы у их основания, приобретает привычку растягиваться. Так с течением времени образовались те широкие перепонки между пальцами ног, которые мы видим теперь у уток, гусей и т. д.

Но птица, образ жизни которой приучил ее располагаться на деревьях, неминуемо приобретает в конце концов более длинные и иначе устроенные пальцы ног. Ее когти с течением времени удлиняются, заостряются и изгибаются крючком, чтобы обхватывать ветви, на которых она так часто отдыхает.

Известно также, что береговая птица, не любящая плавать, но все же вынужденная отыскивать пищу близ воды, постоянно подвергается опасности погрузиться в ил. И вот, желая избегнуть необходимости окунать тело в воду, птица приобретает привычку вытягивать и удлинять ноги. В результате этого все особи последующих поколений птиц, сохранивших этот образ жизни, будут иметь вид, как будто они стоят на ходулях, так как их длинные голые ноги лишены перьев до бедра, а часто и выше.

Я мог бы дать здесь обзор всех классов, всех отрядов, всех родов и всех видов существующих животных и показать, что строение особей и их частей, их органы, их способности и т. д. являются результатом тех условий, в которые порода каждого вида была поставлена природой.

Я мог бы доказать, что отнюдь не форма тела или его частей обусловливает привычки и образ жизни животных, но что, напротив, привычки, образ жизни и все прочие воздействующие обстоятельства с течением времени создали форму тела и его частей у животных. С новыми формами были приобретены новые способности, и мало-помалу природа достигла того состояния, в котором мы ее видим в настоящее время.

Необходимо уделить величайшее внимание этому важному положению, особенно потому, что порядок, существование которого  {18}  в царстве животных было лишь отмечено мною, порядок, отчетливо, обнаруживающий постепенное уменьшение сложности организации и числа способностей, присущих животным, раскрывает путь, которым шла сама природа, создавая все живые существа.

Таким образом, позвоночные животные и среди них млекопитающие воплощают высший предел как в отношении числа, так и сочетания главных способностей, присущих животным, в то время как беспозвоночные животные, особенно животные последнего класса (полипы), как вы это увидите, представляют низший предел их.

В самом деле, начав с рассмотрения простейшей организации, представленной у животных, и подымаясь постепенно до самой сложной ее формы, например проделав путь от монады, представляющей собой, если можно так выразиться, лишь одаренную жизнью точку, до животных с млечными железами и среди них — до человека, мы можем ясно проследить постепенную градацию, проявляющуюся в возрастании сложности организации животных и в характере всех вытекающих из этого последствий. Эту градацию, перед которой нельзя не преклоняться, мы должны стремиться изучить, определить и до конца понять⁸.

Подобно этому, и среди растений, начиная с byssus pulverulens⁹, начиная с самой простой плесени^* и кончая растением, наиболее сложным по своей организации, наделенным наиболее разнообразными органами, без сомнения существует постепенная градация, до некоторой степени аналогичная той, которая наблюдается у животных¹¹.

Упоминая об этой градации, проявляющейся в постепенном усложнении организации, я отнюдь не имею в виду существования линейного ряда, составленного правильно расположенными видами и родами: подобного ряда не существует, но я говорю о ряде с почти правильной градацией, образуемом главными группами, например крупными семействами¹². Такой ряд, без сомнения, существует  {19}  как среди животных, так и среди растений, но что касается родов и особенно видов, то этот ряд образует во многих местах боковые ветви, крайние точки которых оказываются действительно обособленными^*.

Если живые существа, по крайней мере отличимые среди них большие группы, действительно могут быть представлены в виде ряда, отражающего постепенное усложнение или упрощение организации, то очевидно, что при всяком действительно естественном распределении как животных, так и растений необходимо помещать на противоположных концах ряда существа, наиболее несходные между собой, наиболее далекие друг от друга с точки зрения их отношений, следовательно существа как животной, так и растительной природы с предельно простой или предельно сложной организацией.

Всякое распределение, отклоняющееся от этого принципа, представляется мне ошибочным, ибо оно не отвечает порядку природы.

Это важное соображение позволит нам лучше изучить природу существ, подлежащих нашему рассмотрению в продолжение настоящего курса, даст возможность правильнее оценить их отношения с существующими другими телами, наконец поможет нам более точно определить место, принадлежащее каждому из них в общем ряде живых существ, особенно что касается известных нам животных.

Вы увидите, что полипы, составляющие последний класс беспозвоночных животных, следовательно и всего животного царства,  {20}  в особенности — последние отряды этого класса, представляют собой в некотором роде лишь первые зачатки животной природы; наконец, вы убедитесь в том, что по отношению к другим животным полипы являются тем, чем тайнобрачные растения — для растений прочих классов.

Эта градация, проявляющаяся в упрощении или усложнении организации живых существ,— неоспоримый факт, который я считаю необходимым подчеркнуть, ибо понимание его на самом деле проливает необыкновенно яркий свет на естественный порядок живых существ и в то же время поддерживает и направляет мысль, позволяя ей охватить воображением все живые существа в целом, или, при рассмотрении каждого из них в отдельности определить место каждого, исходя из правильной точки зрения.

К этому в высшей степени интересному положению следует еще добавить другое, которое нас учит, что, по мере того как организация животных усложняется, т. е. приобретает большее число составных частей, соответственно увеличиваются в числе и становятся более разнообразными также способности, присущие животным: последнее является простым и естественным следствием первого. Однако, увеличиваясь в числе, способности, свойственные животным вообще, в некотором роде уменьшаются по своей интенсивности. Иными словами, у животных, имеющих больше всего способностей, те из способностей, которые присущи всем животным, отличаются значительно меньшей интенсивностью и меньшей производительной силой, чем у животных с более простой организацией. Вот чему нас учит наблюдение и что так важно было отметить. Так, например, способность к воспроизведению присуща всем животным, независимо от степени простоты или сложности их организации, между тем способы размножения тем многочисленнее и само оно осуществляется тем легче, чем проще организация животного, и vice versa [наоборот].

Насекомые и еще значительно больше черви в узком смысле слова, [см. стр. 148], а тем более полипы, обладают, действительно, меньшим числом способностей, присущих всем животным, нежели животные первых классов, являющиеся более совершенными; однако эти  {21}  способности выражены здесь значительно сильнее, ибо эти животные в более высокой степени одарены раздражимостью, отличающейся у них большей длительностью действия; они с большей легкостью восстанавливают свои части, а способность размножаться достигает у них значительно больших размеров. Поэтому беспозвоночные животные занимают огромное место в природе, во много раз превышающее место, принадлежащее всем остальным животным, вместе взятым.

Никто не знает, что собой представляет тот конец лестницы животных, где помещаются животные, отличающиеся наиболее простой организацией. Неизвестен также предел наименьших размеров этих животных; однако можно утверждать, что чем ниже мы спускаемся по лестнице животных, тем необъятнее делается число особей каждого вида, ибо соответственным образом возрастают быстрота и легкость, с которой они размножаются. Численность этих животных неизмерима и не имеет иных границ, чем те, которые ей ставит сама природа в виде времени, места и обстоятельств^*.

Легкость, изобилие, наконец быстрота, с которой природа производит, размножает и распространяет животных, обладающих более простой организацией, особенно бросаются в глаза при благоприятных условиях времени и места.

Действительно, земля, особенно на ее поверхности, воды и даже воздух в известные периоды времени и в известном климате населены как бы одаренными жизнью частицами, организация которых, при всей ее простоте, все же делает возможным их существование. Эти мельчайшие животные воспроизводятся и размножаются, особенно при теплой погоде и в жарком климате, с поистине устрашающей плодовитостью, значительно превышающей плодовитость крупных животных, обладающих более сложной организацией. Кажется, что вся материя вокруг оживает, если можно так выразиться: настолько быстро проявляются результаты этот! удивительной  {22}  плодовитости. И если бы в природе не имело места массовое истребление животных, составляющих последние отряды животного царства, то эти животные весьма быстро вытеснили бы и, быть может, и вовсе уничтожили благодаря своей огромной численности более высоко организованных и более совершенных животных первых классов и первых отрядов животного царства — настолько велика разница в средствах и в легкости размножения у тех и у других.

Однако природа предотвратила опасные последствия этой столь широко развитой способности плодиться и множиться. Она предотвратила их, с одной стороны, тем, что значительно ограничила продолжительность жизни наиболее простых по своей организации существ, составляющих последние классы и в особенности последние отряды животного царства, с другой стороны — тем, что обрекла одних из этих животных в жертву другим, что непрерывно уменьшает их число, наконец тем, что ограничила места их обитания благодаря разнообразию климатических условий и даже подчинила положенный им срок жизни определенному времени года, т. е. влиянию различных метеорологических факторов.

Благодаря этим мудрым предосторожностям природы всё пребывает в порядке. Индивидуумы размножаются, распространяются, различным образом истребляют друг друга. Ни один вид не главенствует над другим в такой мере, чтобы это повлекло за собой гибель какого-либо вида, разве только — в первых классах, где размножение особей осуществляется медленным и сложным путем. Отсюда понятно, что вследствие такого положения вещей виды в основном сохраняются.

Тем не менее, благодаря этой плодовитости, возрастающей у живых существ по мере упрощения их организации, беспозвоночные животные должны представлять, и действительно представляют, наиболее многочисленный ряд из всех вообще существующих в природе животных, хотя именно они являются в то же самое время наименее долговечными

Замечательно и то, что среди изменений состава и характера поверхности земли, непрерывно производимых животными и растениями при посредстве продуктов своей жизнедеятельности и своего  {23}  распада, наиболее значительные изменения осуществляются не самыми крупными и совершенными по своей организации животными.

В моих «Memoires de physique et d'histoire naturelle» («N» 490, стр. 342) я пытался доказать, что известняки, в изобилии встречающиеся на поверхности земли, в действительности являются продуктом, который образуют животные.

Но каково будет наше изумление, когда мы узнаем, что преобладающая масса всех существующих в природе известковых веществ, из которых состоят также встречающиеся во всех местах земного шара цепи меловых гор и огромные пласты известняков, лишь в самой незначительной мере обязана своим происхождением животным, снабженным раковиной, но что в основном она представляет собой мел, образованный полипами с полипняком, т. е. особями мадрепор, миллепор и т. д., иначе говоря — существами, едва ли не самыми несовершенными и самыми мелкими из всех животных!

Несмотря на то, что эти животные так малы, так просто устроены, так хрупки и мало живучи, их способность размножаться столь велика, что их огромная плодовитость но своим результатам превосходит во много раз все то, что способны произвести гораздо более крупные животные, обладающие большей продолжительностью жизни.

Таким образом, можно сказать, что то, что природа теряет [у беспозвоночных животных] на каждой особи в отношении размеров, она с избытком восполняет численностью этих животных, их огромной плодовитостью, их удивительной способностью быстро размножаться и увеличивать в короткое время свое быстро появляющееся потомство, наконец скоплением продуктов жизнедеятельности этих многочисленных крохотных существ.

В настоящее время вполне установлен факт, что преобладающая часть всех существующих в природе известняков производится в огромных количествах в морских глубинах коралловыми полипами, т. е. мадрепорами, миллепорами, астреитами, меандритами и другими животными обширного семейства полипов с полипняком¹⁶, за счет выделений, беспрестанно образуемых их телом и благодаря их удивительной численности и способности скоплять в одном месте  {24}  следующие друг за другом поколения. Многочисленные, непрерывно возрастающие в числе и объеме полипняки, произведенные этими животными, образуют в некоторых местностях значительные по размеру острова, загромождают бухты, заливы и даже большие рейды, закрывают вход в гавани и совершенно изменяют характер берегов. Эти колоссальные скопления мадрепор, миллепор и др., нагроможденных друг на друга, перемежающихся с серпулами, устрицами, морскими желудями и различными другими снабженными раковинами животными, образуют неправильной формы подводные рифы почти беспредельной протяженности¹⁷.

Приведенные выше интересные соображения побуждают нас исследовать удивительные способности живых существ, одаренных животной природой. Как я уже об этом упоминал, по мере упрощения организации животных, способности, присущие животным, действительно уменьшаются в числе, но увеличиваются в общем по своей интенсивности.

Причудливые превращения насекомых, регенерация отрезанных частей тела: головы — у слизней, конечностей — у ракообразных, лучей или рук — у морских звезд, всего венца щупалец — у актиний; размножение некоторых червей путем деления тела одной-единственной особи; размножение гидры, или пресноводного полипа, при помощи своего рода почек; способность коралловых полипов, или зоофитов¹⁸, размножаться путем непрерывного почкования, приводящего к ветвлению полипняка, и их способность давать отростки, напоминающие по характеру [ветвления] и внешнему виду ветви растений; наконец, различные способы размножения и распространения всех этих животных, особенно аморфных, или микроскопических полипов, — всё это явления, которых мы не наблюдаем на протяжении всего обширного царства животных, но с которыми мы встречаемся у беспозвоночных животных, несмотря на то, что они проще устроены, чем другие.

По мере того как мы приближаемся к пределу, у которого, как можно допустить, зародилась животная жизнь, следовательно к тому концу лестницы, где находятся первые и самые простые зачатки  {25}  организации, нам становится ясно, что при столь большом упрощении организации размножение при помощи специально приспособленных для этой цели органов не может иметь места, Помимо того, наблюдение показывает, что у животных с очень простой организацией, например у полипов, отсутствуют какие-либо особые органы размножения.

Эти животные, невидимому, совершенно лишены пола: более высоко организованные из них размножаются при помощи почкования, обычно приводящего к ветвлению их тела или образуемого ими полипняка, являющегося их местом обитания. Но самые несовершенные из этих животных, т. е. обладающие наиболее простой и в некотором роде загадочной организацией, размножаются путем особого деления, заключающегося в том, что студенистое тело этих маленьких животных постепенно перешнуровывается в поперечном или в продольном направлении.

Таким образом, у животных, стоящих на самой низкой ступени организации, размножение сводится к обособлению части тела животного, отделяющейся путем естественного деления. У выше организованных животных отделяющаяся часть меньше по размеру, обособлена и уже заранее представляет собой в уменьшенном виде тело, подобное тому, от которого она происходит. Это способ размножения постепенно приводит к обособлению в теле животного специального участка, в котором происходит многократное отделение своего рода внутренних почек, которые природа мало-помалу превращает в яйца, чтобы п конце концов превратить этот участок в организованную плаценту. Тот же способ ведет к образованию специальных органов размножения и вслед за этим устанавливается разделение полов. Вот то, что, повидимому, подтверждается наблюдением. Я не буду продолжать сейчас рассмотрение этих интересных фактов. Скажу лишь, что те чудесные явления, которые мы наблюдаем у большей части беспозвоночных животных как в отношении замечательных особенностей их организации, так и в отношении образуемых ими веществ, наконец в отношении их нравов, привычек и различных способов размножения,— не единственные мотивы, побуждающие нас изучать эти своеобразные существа. Я могу показать, что, помимо  {26}  всего этого, человек чрезвычайно заинтересован в изучении их ради собственной пользы.

В самом деле, известно, что многие моллюски, насекомые, черви и т. д. доставляют бесчисленное множество полезных и зачастую имеющих огромное практическое значение продуктов, применяемых в медицине, различных ремеслах, промышленности и в домашнем хозяйстве Так, например, шелковичный червь¹⁹, мексиканская и польская кошениль²⁰, кермесы²¹, пчелы, орехотворки, образующие чернильные орешки²², червецы, выделяющие гуммилак²³, пиявки, устрицы,раки и т. д. доказывают, что беспозвоночные животные, не менее чем создания природы, относящиеся к другим областям естественной истории, служат нам для промышленных целей и для удовлетворения различных наших потребностей и, следовательно, заслуживают изучения и знакомства с ними.

Но можно еще показать, что, помимо значительной пользы, которую человек может извлечь из большого числа этих животных или из вырабатываемых ими веществ, он чрезвычайно заинтересован в серьезном изучении их, чтобы обезопасить себя от того вреда, который многие из них наносят, словом — от всех причиняемых ими бедствий, от которых не избавлены ни растения, ни животные, ни даже сам человек Огромное количество всевозможных насекомых поедает и выгрызает различные части живых растений; они жалят, пожирают других живых животных, сосут их кровь, либо поселяясь на поверхности их тела, либо внедряясь внутрь его; многие уничтожают предметы животного или растительного происхождения, заготовленные и сохраняемые человеком для практических надобностей, например меха, естественноисторические коллекции и т. д. Наконец, почти все черви в узком смысле слова живут внутри тела живых животных и даже человека, питаются веществами их тела и весьма сильно размножаются там, так что можно сказать, что вред, убытки и опустошения, производимые всеми этими животными, зачастую просто неисчислимы.

Не трудно понять, что, так как многие моллюски, большое число насекомых, большая часть червей и ряд других беспозвоночных  {27}  животных приносят большой вред, человек крайне заинтересован в изучении и детальном ознакомлении со всеми ими, для того чтобы найти средства либо совершенно уничтожить их, либо временно избавиться от них, или по крайней мере обезопасить себя от зла и опустошений, которые они могут причинить.

В самом деле, человек может благодаря своим знаниям и изобретательности значительно уменьшить зло, причиняемое этими животными. Отсюда ясно, что только путем тщательного изучения этих животных, путем исследования условий их места обитания, периодов их развития, их образа жизни и т. д. человек может надеяться приостановить их безудержное размножение, хотя бы в непосредственном своем окружении, и тем самым устранить вред, который они могут ему нанести. (См. Olivier, «Journal d'histoire naturelle», № 1 и 2²⁴).

Таким образом, мы приходим к выводу, что многие важные соображения побуждают нас изучать беспозвоночных животных, и иметь о них такое же отчетливое представление, как обо всех прочих, и что изучение их, в котором к тому же так много занимательного и интересного, не менее полезно для нас, чем изучение других отделов естественной истории.

Вам, без сомнения, достаточно ясна теперь вся важность приведенных здесь соображений; поэтому перехожу к методическому распределению, т. е. к классификации животных, о которых нам предстоит беседовать с вами.

Знаменитый Линией²⁰, а за ним почти все натуралисты вплоть до настоящего времени делили, как я уже указывал вам, всех беспозвоночных животных лишь на два класса, а именно: на насекомых и червей.

Таким образом, всех без исключения животных, которых нельзя было отнести к насекомым, причисляли к классу червей.

Линней помещал класс насекомых после класса рыб, а класс червей — после насекомых. Согласно этому распределению, черви составляли последний класс животного царства.

Однако, анатомические наблюдения над организацией беспозвоночных, особенно наблюдения, сделанные за последние годы,  {28}  не позволяют впредь сохранять деление всего их ряда на насекомых и червей. В настоящее время признано, что многие из этих животных, например моллюски, которых Линней относил к червям, имеют более совершенную, во всяком случае более сложную организацию, чем насекомые, следовательно должны быть помещены до них, т. е. непосредственно после рыб. Между тем прочие беспозвоночные животные, имеющие еще более простую организацию, чем насекомые или даже черви, должны стоять после них. Таким образом, животные, обладающие самой простой организацией, должны действительно заканчивать собой животное царство.

Создалась необходимость отказаться от классификации, установленной Линнеем, и нужно было либо соединить всех этих животных в один класс, либо подразделить их на известное число четко отграниченных друг от друга групп.

С тех пор как я связан с данным учреждением [Музеем естественной истории], я непрерывно занимался этой полезной реформой, и, хотя, по мере расширения моих исследований, мне постепенно приходилось вносить различные изменения в результаты моих трудов в этой области, я полагаю, что в настоящее время могу окончательно установить классификацию беспозвоночных животных и охарактеризовать их следующим образом.

ОПРЕДЕЛЕНИЕ

Беспозвоночные животные — это животные, лишенные позвоночного столба и, следовательно, расчлененного скелета; у них нет настоящей крови, и ее заменяет беловатая обычно жидкость, повидимому представляющая собой род лимфы; тело у них мягкое, обладающее чрезвычайно большой сократимостью. Это те животные, как я уже указывал, у которых способность восстанавливать свои части и способность размножаться достигают наибольшего развития. Беспозвоночные животные составляют ветвь животного царства, не только самую многочисленную по числу известных нам видов, но именно ту его ветвь, крайняя точка которой, без сомнения, никогда не будет установлена вследствие бесконечно малых размеров  {29}  находящихся близ нее видов и несовершенства наших органов чувств, препятствующих тому, чтобы мы могли их увидеть.

Деление беспозвоночных животных

Я подразделяю беспозвоночных животных, как вы это можете видеть по прилагаемой таблице, на семь классов и двадцать отрядов, которые я намерен последовательно представить вашему вниманию. Признаки этих классов установлены мною на основе изучения организации животных, входящих в эти классы, главным образом — на основе устройства трех родов органов, наиболее существенных для жизни животных, а именно: 1) органов дыхания, 2) органов для циркуляции или движения флюидов, 3) органов, обусловливающих способность чувствовать.

Эти поистине важные соображения сближают между собой животных, связанных тесными отношениями, и неизбежно отдаляют друг от друга тех, между которыми не существует таких отношений. Они устанавливают, кроме того, самую строгую постепенность упрощения организации, упрощения, явно возрастающего от одного конца ряда до другого как среди беспозвоночных, так и среди позвоночных животных, и мы видим, что у животных седьмого и последнего класса органы дыхания, циркуляции и органы, обусловливающие способность чувствовать, уже неразличимы и, повидимому, вовсе не существуют.

КЛАССИФИКАЦИЯ

Семь классов, которые я установил среди беспозвоночных животных²⁶, следующие:

1. Моллюски.

2. Ракообразные.

3. Паукообразные.

4. Насекомые.

5. Черви.

6. Лучистые.

7. Полипы.  {30} 

Вступительные лекции к курсу зоологии

Эти семь классов вместе с четырьмя классами, на которые разделяются позвоночные животные, составляют в царстве животных одиннадцать особых, четко отграниченных классов, расположенных в порядке возрастающего упрощения организации животных, составляющих эти классы.

Приведенная мною классификация представляется мне именно той классификацией, которую необходимо принять для беспозвоночных животных. К предложенным мною семи классам нельзя, не внося неудобств, ни прибавить, ни отнять ни одного класса, а тем более нельзя нарушить порядок отношений, установленных самой природой, порядок, отчетливо выявленный наблюдением над организацией [этих животных] и, как я полагаю, вполне сохраненный мною в расположении семи классов, о которых идет речь.

Моллюски, стоящие одной ступенью ниже рыб, поскольку у них уже отсутствует позвоночный столб, а следовательно и расчлененный скелет, а также и потому, что у них нет настоящей крови, являются самыми высокоорганизованными из беспозвоночных животных. Они дышат жабрами подобно рыбам, и все они имеют головной мозг и нервы, одно или несколько мускульных сердец и полную систему циркуляции.

Класс ракообразных, т. е. второй класс беспозвоночных животных, охватывающий животных, которых до сих пор смешивали с насекомыми на том основании, что они, подобно насекомым, имеют членистые конечности и антенны, должен непосредственно стоять после моллюсков. Совершенно недопустимо объединять входящих в него животных с теми, которые действительно заслуживают название насекомых.

В самом деле, как бы велики ни были связи ракообразных с насекомыми, они еще теснее связаны с паукообразными, однако существенно отличаются от тех и других тем, что дышат, подобно моллюскам, жабрами, никогда не имеют ни стигм, ни воздухоносных трахей и все обладают мышечным сердцем для циркуляции их флюидов.  {31} 

Паукообразные, будучи ближе к насекомым, чем к ракообразным, тем не менее должны быть отделены от насекомых и выделены в особый класс, так как все наукообразные развиваются без метаморфоза и уже в самом раннем возрасте имеют глаза на голове и членистые конечности. Но, так как паукообразные имеют многочисленные связи с ракообразными, необходимо поместить их между ракообразными и насекомыми. В этом утверждении нет ничего произвольного.

После паукообразных и непосредственно за ними должен идти класс насекомых, т. е. тот огромный ряд животных, которые претерпевают метаморфоз, всегда имеют во взрослом состоянии шесть членистых ножек, антенны и глаза на голове, стигмы и воздухоносные трахеи для дыхания.

Эти животные, бесконечно интересные благодаря особенностям их организации, их метаморфоза, их своеобразным привычкам, отличаются менее сложной организацией, нежели моллюски и даже ракообразные. И действительно, у насекомых мы уже не находим мышечного сердца, но только спинной сосуд, разделенный незначительными перетяжками на отделы, попеременно сокращающиеся и, повидимому, не образующие концевых разветвлений.

Дыхание, которое у млекопитающих, птиц и рептилий происходит при помощи легких, а в дальнейшем — у рыб, моллюсков и ракообразных осуществляется просто жабрами, в следующих классах — у паукообразных и насекомых совершается при помощи трахей, т. е. воздухоносных трубок, разветвляющихся и распространяющихся по всему телу. Только у личинок насекомых, ведущих водный образ жизни, можно еще встретить жабры, ибо пользование трахеями не отвечает образу жизни этих животных.

Черви составляют пятый класс беспозвоночных животных. По степени сложности своей организации они, без сомнения, должны непосредственно следовать за насекомыми, но отнюдь не предшествовать им; еще менее допустимо помещать их после моллюсков, перед ракообразными, как это предлагал недавно один ученый натуралист.

Подобно насекомым многие черви дышат только трахеями, наружные отверстия которых образуют стигмы. Многие другие черви  {32}  дышат жабрами, подобно личинкам насекомых, ведущим водный образ жизни. В этом отношении, а также в отношении их нервной системы черви напоминают насекомых, поскольку и у них есть узловатый продольный мозг²⁷. Однако черви существенно отличаются от насекомых тем, что никогда не имеют членистых конечностей и ни один из них не претерпевает настоящего метаморфоза.

Так как черви лишены мышечного сердца, их неуместно помещать после моллюсков и до ракообразных. Это настолько очевидно, что доказательства, которые будут приведены мною при описании животных этого класса, в настоящее время излишни.

Наконец, форма тела червей, гораздо более простая, чем у насекомых, заставляет поместить их после насекомых. В самом деле: все тело червя представляет собой как бы сплошное удлиненное брюшко без выделения грудного отдела. Чаще всего у червей нет ни головы, ни органов зрения и т. д.

За червями, бесспорно, должны идти лучистые, составляющие шестой класс беспозвоночных животных.

Эти весьма своеобразные животные еще мало изучены, однако все, что нам известно относительно их организации, ясно определяет место, которое я им отвожу в общем ряде беспозвоночных животных. В самом деле, орган, обусловливающий чувство, этот орган первостепенного значения, существующий у животных всех предшествующих классов и следы которого еще можно обнаружить у червей, здесь уже неразличим. Повидимому, у лучистых действительно нет ни продольного мозга, ни нервов; им присуща лишь простая раздражимость. Не обнаружены у них ни сердце, ни сосуды для циркуляции, а орган дыхания представлен настолько неотчетливо, что приходится принимать за него наблюдаемые у большинства этих животных многочисленные всасывающие сократимые трубочки, через которые вода поступает в разветвленные каналы, где она циркулирует или по крайней мере проводится при посредстве их ко всем точкам внутри тела.

Однако лучистые не составляют еще последнюю ступень того ряда, который представлен царством животных. Необходимо отличать их от полипов, являющихся для нас последним звеном этой интересной цепи.  {33} 

У лучистых, названных мною так потому, что их органы в общем расположены подобно лучам, можно еще обнаружить не только органы, предназначенные, вероятно, для дыхания, но, помимо кишечного канала, у них есть и другие внутренние органы, например яичники различной формы и т. д. Наконец, ротовое отверстие лучистых, невидимому всегда обращенное книзу, в большинстве случаев еще содержит органы, служащие для пережевывания пищи.

Полипы составляют седьмой и последний класс беспозвоночных животных, следовательно и всего животного царства. Они на самом деле являются последней ступенью, которую можно отличить в этом интересном царстве, и, без сомнения, среди них находятся существа, образующие неизвестный нам конец лестницы животных, а именно — те первичные зачатки животной жизни, которые природа создает и умножает с такой легкостью при благоприятных обстоятельствах, но которые она с такой же легкостью и так быстро уничтожает путем простого изменения условий, необходимых для их существования.

Полипы изучены меньше всех других животных, но бесспорно, что это животные, обладающие наиболее простой организацией и, следовательно, наименьшим числом способностей. У них нет ни органа, обусловливающего чувствование, ни органа дыхания, ни органа для циркуляции флюидов. Все их внутренние органы сводятся к простому, более или менее длинному пищеварительному каналу мешковидной формы с единственным отверстием, одновременно служащим ротовым и заднепроходным; в окружности пищеварительного канала, повидимому, помещаются округлые тельца, обладающие поглотительной способностью и содержащие флюиды, поддерживаемые в некотором движении благодаря всасыванию и транспирации.

Мельчайшие животные, которыми заканчивается последний отряд класса полипов, представляют собой лишь одаренные жизнью точки, студенистые тельца простой формы, обладающие сократимостью почти во всех направлениях.

Таков перечень признаков семи классов, которые следует установить для беспозвоночных животных. Я приведу вам последовательный обзор этих классов, а также родов, входящих в эти классы, ограничиваясь  {34}  для каждого рода теми примерами, дать которые мне позволит время.

Хотя беспозвоночные животные на первый взгляд могут показаться менее интересными, чем прочие, вы уже имели возможность убедиться, что они не менее достойны возбудить ваше внимание и вашу любознательность и что причины различного рода должны заставить вас изучить их и хорошо с ними ознакомиться. Помимо того, изучение этих животных обещает много полезных открытий, ибо наши знания в этой области еще очень незначительны.

Так как при делении беспозвоночных животных мы руководствовались главным образом устройством органов дыхания, мне представляется уместным привести здесь краткое описание различного рода органов, повидимому служащих животным для дыхания.

Дыхание осуществляется у животных при помощи органов дыхания четырех различных типов. Иначе говоря, каждое животное, у которого можно отличить органы дыхания, дышит при помощи одного из следующих четырех органов: легких, жабер, воздухоносных трахей и водоносных трахей.

Легкие

У животных, имеющих легкие, последние представляют собой расположенное внутри особой полости тела животного собрание ячеек, являющихся концевым отделом системы более или менее разветвленных трубочек, называемых бронхами. Все эти трубочки собираются в одну общую трубку, которая носит название дыхательного горла и открывается в полость рта у основания языка. Ячейки и бронхи попеременно то наполняются воздухом, то выталкивают его, что происходит в результате попеременного расширения и сжатия полости тела, в которой легкие помещаются.

Стенки ячеек и бронхов оплетены концевыми разветвлениями легочных сосудов, бесконечное множество которых располагается здесь самым причудливым образом. Эти стенки, без сомнения, содержат двоякого рода поры: поглощающие и выделяющие, благодаря которым устанавливается сообщение между воздухом, поступающим  {35}  в легочные ячейки, и кровью, циркулирующей в сосудах легкого (см. мои «Memoires de physique et d'histoire naturelle», стр. 311). Таково устройство органа дыхания у животных первых трех классов.

Жабры

Жабры представляют собой открытый орган дыхания, не имеющий ни ячеек, ни бронхов, ни дыхательного горла.

Сосуды, которые в легких оплетают стенки ячеек и бронхов, подвергаясь там действию воздуха, поступающего через дыхательное горло, в жабрах пронизывают листочки или выросты последних, разветвляются там и образуют бесчисленные извивы, создавая обширную поверхность, воспринимающую действие окружающего флюида.

Животные, имеющие жабры, обычно — водные животные, так что дыхание их обеспечивается самой водой, т. е. для них окружающим флюидом служит вода в жидком состоянии.

Таким образом, у животных, дышащих жабрами, дыхание заключается в том, что их жабры приходят в соприкосновение с непрерывно возобновляющимся током воды. Повидимому, этот орган дыхания обладает способностью отделять от воды воздух, растворенный или постоянно содержащийся в ней в виде примеси, поглощать его и вводить во флюиды животного. Без сомнения, должны существовать также жабры, служащие для дыхания воздухом, т. е. функционирующие не в воде, а в атмосферном воздухе. Примером их могут служить жабры улиток и слизней. Жабры — дыхательный орган, присущий рыбам, моллюскам и ракообразным.

Воздухоносные трахеи

Воздухоносные трахеи являются своего рода легким, лишенным ячеек и бронхов и не имеющим определенных, четко очерченных границ.

Этот орган дыхания состоит из множества воздухоносных трубочек, почти беспредельно ветвящихся, пронизывающих все внутренности животного и проникающих во все части его тела; трубочки эти  {36}  открываются наружу при помощи отверстий или небольших щелей, называемых стигмами.

У животных, дышащих настоящими легкими, воздух поступает в обособленный орган, где он действует на кровь, которая как бы сама притекает к нему навстречу. Напротив, у животных, имеющих воздухоносные трахеи, воздух поступает в орган, распространяющийся по всему телу; следовательно, он сам отправляется на поиски основных флюидов животного, чтобы оказать на них свое действие.

Воздухоносные трахеи служат дыхательным органом паукообразных, насекомых и многих червей.

Водоносные трахеи

Водоносные трахеи находятся в таких же отношениях к жабрам, как воздухоносные трахеи — к легким.

Этот орган, повидимому являющийся органом дыхания, встречается только у водных животных, организация которых настолько проста, что у них нет ни продольного мозга, ни нервов. Он состоит из большего или меньшего числа водоносных сосудов, разветвляющихся и распространяющихся внутри тела животного. Эти сосуды открываются наружу при помощи множества мелких трубочек, обладающих способностью растягиваться и сокращаться и попеременно то поглощающих воду, то выталкивающих ее наружу. Благодаря такому устройству вода непрерывно циркулирует в теле этих животных и разносит повсюду воздух, который этот орган, без сомнения, способен отделять от воды. Такой орган дыхания имеют лучистые, во всяком случае — большинство их.

Животные, у которых не обнаружены никакие органы дыхания, вероятно дышат, поглощая воздух, отделяемый ими от воды, поступающей в их тело через поглощающие поры, расположенные на наружной поверхности либо тела, либо пищеварительного канала. Без сомнения, эти животные лишены каких бы то ни было специальных органов для отделения воздуха от воды. Так обстоит дело у всех полипов.

Конец вступительной лекции

ВСТУПИТЕЛЬНАЯ ЛЕКЦИЯ,

прочитанная 27 флореаля 10-го года Республики [1802 г.] в Музее естественной истории™

Граждане!

Прекрасный раздел царства животных, о котором я намерен беседовать с вами в продолжение настоящего курса, весьма обширен, ибо он один включает большее число видов, чем все прочие части того же царства, вместе взятые. Однако эта сторона вопроса, как вы увидите, должна менее всего нас интересовать.

В самом деле, если стремиться увидеть в этом разделе то, что наиболее заслуживает изучения в нем, то окажется, что это самая интересная часть науки о живых телах, изобилующая замечательными явлениями всякого рода, вызывающая наше удивление прежде всего своеобразием организации относящихся сюда существ, и все же до сих пор именно беспозвоночные животные менее всего рассматривались под этим широким углом зрения.

Многое можно увидеть здесь, помимо бесконечного перечисления относящихся к этой области объектов, помимо многочисленных и не имеющих предела разграничений, к построению которых она побуждает, помимо необъятной номенклатуры, установление которой обусловливается необходимостью детального изучения всех объектов, которые относятся к этой области.  {38} 

Без сомнения, для развития наших знаний в области естественной истории полезно надлежащим образом делить и подразделять, руководствуясь общими и частными признаками, множество наблюдаемых природных тел, чтобы дойти до определения видов, число которых в природе, как можно думать, беспредельно.

Однако не обманывайтесь: вовсе не этим в действительности должны ограничиваться задачи натуралиста. Он не должен расточать свое время, свои силы и даже всю свою жизнь на то, чтобы закрепить в своей памяти многочисленные признаки, названия и синонимы этого бесчисленного множества видов, принадлежащих ко всем родам, отрядам, классам и всем царствам, всех этих видов, которые с неистощимой плодовитостью повсюду раскрывает нам вся поверхность обитаемой нами планеты. Такой крайне односторонний подход привел бы лишь к сужению кругозора того, кто безрассудно отдался бы ему, заглушил бы его способности и лишил бы его чувства удовлетворения в том, что и он содействует прогрессу науки и созданию того верного направления в ней, которое она должна иметь для выполнения своего назначения: быть одновременно и путеводной нитью к познанию природы, и светочем, с пользой озаряющим человеку все то, что может служить его потребностям.

Что вы подумали бы о человеке, который, желая основательно изучить географию, вздумал бы загружать свою память названиями всех селений, деревень, холмов, гор, потоков и ручьев, словом — всевозможными мелкими подробностями, касающимися предметов, могущих встретиться в любой точке земли, и который, из-за сложности своей затеи, не уделил бы внимания прежде всего вопросу о протяженности известных нам частей земного шара, их разграничению, местоположению этих частей, их климату, преимуществам или невыгодам их положения, характеру и направлению больших горных цепей, важнейших рек и их главных притоков и т. д.?

Импульс, данный многими современными натуралистами изучению различных отраслей естественной истории, привел к тому, что большинство зоологов бесплодно тратит свои силы, стараясь изучить все существующие виды насекомых, червей, моллюсков, змей,  {39}  птиц и т. д., ботаники стремятся удержать в своей памяти признаки и наименования всех видов мхов, папоротников, злаков и т. д. Наконец, минералоги стараются определить, обозначить и перечислить все вещества и их сочетания, встречающиеся в природе, а также те, которые могут быть получены путем различных химических процессов. Все это превращает каталоги, в которых перечисляются или упоминаются создания природы, в необъятные и беспредельные собрания материалов, способные подавить мысль исследователя. И вот я сильно опасаюсь, чтобы эта тенденция, иными словами — это возрастающее сужение кругозора натуралиста не уподобило его тому географу, о котором я упоминал.

Но как важно было бы в интересах прогресса и ценности естественных наук, чтобы наши исследования были направлены не только на определение видов, когда для этого создаются подходящие условия, но и на то, чтобы приблизиться к познанию происхождения, взаимоотношений, способа существования всех созданий природы, которые нас со всех сторон окружают.

Мне кажется, что когда хотят посвятить себя изучению чего-либо, особенно изучению той или иной части естественной истории, прежде всего следует составить себе представление о предмете, который собираются изучить, как о чем-то едином и целом; далее, нужно стремиться обнаружить в нем все то, что может представить тот или иной интерес, уделяя в первую очередь внимание сторонам предмета, имеющим наиболее общий и наиболее важный характер. И лишь после этого можно перейти к рассмотрению мельчайших деталей, если собственная склонность и время, которое можно посвятить этому изучению, позволяют сделать это.

Суммируя наблюдения и факты, накопившиеся по вопросу об организации живых тел, и рассматривая их с наиболее существенной их стороны, мне удалось сделать из них некоторые важные выводы, которые я считаю полезным вам сообщить и изложению которых я намерен посвятить сегодняшнюю лекцию .

ИССЛЕДОВАНИЯ
ОБ ОРГАНИЗАЦИИ ЖИВЫХ ТЕЛ

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ

Усложнение организации живых тел
по мере воздействия благоприятствующих этому
обстоятельств

Внимательно и последовательно изучая организацию различных наблюдаемых нами живых тел, различные системы, которыми эта организация представлена в каждом из царств живой природы, наконец те изменения, которые она претерпевает при определенных обстоятельствах, мы в конечном счете убеждаемся в следующем.

1. Сущность органического движения состоит не только в развитии организации, но также и в увеличении числа органов и выполняемых ими функций; помимо того, это органическое движение непрерывно направлено на то, чтобы сделать функции, бывшие вначале общими, т. е. свойственными всем частям тела, функциями, присущими лишь определенным его частям.

2. Результатом питания является не только обеспечение развития организации, которое стремится создать органическое движение, но также постепенное разрушение органов вследствие неизбежного неравенства, существующего между веществами, удерживаемыми телом благодаря ассимиляции, и теми, которые рассеиваются  {41}  в результате потерь ^*; так что в определенный период жизни, по прошествии необходимого жизненного цикла, эта функция неминуемо приводит к смерти.

3. Сущность движения флюидов в податливых частях живых тел, которые их содержат, состоит в том, чтобы проложить себе пути, создать места скопления и выхода, образовать каналы и, следовательно, различные органы, видоизменить эти каналы и эти органы по причине различия либо движений, либо природы флюидов, обусловливающих эти движения, в том, наконец, чтобы увеличить, удлинить, разделить и постепенно уплотнить эти каналы и эти органы за счет веществ, непрерывно образующихся и отделяющихся от флюидов, находящихся в движении, веществ, часть которых ассимилируется и присоединяется к органам, в то время как другая выделяется наружу.

4. Состояние организации каждого живого тела было достигнуто постепенно, благодаря последовательному усилению влияния движения флюидов и благодаря происходящим здесь непрерывным изменениям природы и состояния этих флюидов в результате постоянного чередования потерь и восстановлений.

5. Каждая организация и каждая форма, приобретенные благодаря этому порядку вещей и обстоятельствам, тому способствовавшим, сохранялись и последовательно передавались путем размножения, пока новые изменения каждой такой организации и такой формы не были достигнуты тем же путем под влиянием новых обстоятельств.

6. Наконец, в результате непрерывного совместного действия этих причин или этих законов природы, длительного времени и почти непостижимого разнообразия воздействующих обстоятельств, последовательно образовались живые тела всех существующих порядков.

Эти положения, достаточно необычные, если сравнить их с общераспространенными представлениями о природе и о происхождении живых тел, без сомнения были бы восприняты вами как плод  {42}  воображения, если бы я не поспешил изложить вам наблюдения и факты, не оставляющие никакого сомнения в их истинности.

При современном состоянии наук, основанных на наблюдении, натуралист-философ имеет возможность убедиться, что только среди так называемых последних классов обоих царств органической природы, т. е. среди тех классов, к которым относятся живые тела с наиболее простой организацией, можно собрать самые яркие факты и решающие наблюдения, проливающие свет на вопрос об образовании и воспроизведении живых тел, на причины формирования органов у этих удивительных существ и причины развития этих тел, их разнообразия и их многочисленности, возрастающих благодаря совместному действию размножения, времени и влиянию обстоятельств.

Можно также утверждать, что только среди своеобразных существ, составляющих эти последние классы, главным образом последние отряды их, можно встретить первичные зачатки жизни и важнейших способностей животной и растительной природы.

После того как вы убедитесь, что это мое утверждение опирается на неоспоримые факты, каким бы странным оно вам ни показалось, оно, конечно, остановит на себе внимание тех из вас, кто питает к познанию истины тот интерес, которого это познание заслуживает.

Быть может, мне следовало бы ограничиться общим рассмотрением одних только беспозвоночных животных, т. е. тех животных, которые будут служить предметом нашего изучения в течение настоящего курса, ибо эти животные не меньше, чем другие, позволяют обнаружить удивительную деградацию организации и постепенное уменьшение числа способностей, присущих животным, на что так важно обратить ваше внимание и что так сильно должно интересовать натуралиста.

Но чтобы у вас не оставалось никакого сомнения в отношении тех важных положений, которые я намерен изложить вам, мне казалось необходимым бросить здесь беглый взгляд на все животное царство в целом и наглядно показать вам на примере особенно хорошо изученных фактов, действительно ли организация животных  {43}  представляет непрерывную деградацию от одного конца образуемого ими ряда до другого, при постепенном и соответственном уменьшении числа способностей, присущих живым телам.

Деградация организации от одного конца цепи животных
до другого

Исследуя с сугубым вниманием организацию и способности всех известных нам животных, мы неизбежно бываем поражены одним чрезвычайно странным фактом, который, несмотря на свою очевидность, совершенно не обратил на себя внимания натуралистов.

Мы вынуждены признать, что вся совокупность существующих животных образует ряд, состоящий из групп и образующий настоящую цепь, и что в этой цепи от одного ее конца до другого господствует постепенная деградация организации животных, составляющих эту цепь, при соответственном уменьшении числа способностей, присущих этим животным. Таким образом, если на одном конце этой цепи находятся животные, наиболее совершенные во всех отношениях, то на противоположном конце ее мы неизбежно найдем самых простых и самых несовершенных из всех существующих в природе животных.

Как эта удивительная деградация организации и это постепенное уменьшение способностей, характеризующих животную природу, должны интересовать философа-натуралиста! Они незаметно приводят его к непонятным истокам возникновения животной жизни, т. е. к тому пределу, где помещаются наиболее просто организованные животные, словом — те существа, у которых едва можно предположить животную природу, те первичные, повидимому, зачатки жизни, с которых природа, несомненно, начала создание живых тел, если вообще верно, что на протяжении длительного времени и пользуясь благоприятными обстоятельствами она пришла затем к образованию всех прочих существ.

Но прежде чем делать какие-либо выводы из этого удивительного факта, посмотрим, действительно ли он обоснован и не является ли  {44}  он одной из тех гипотез, которые наряду с многими другими постоянно тормозят развитие науки.

Существует, как я уже сказал, в организации животных своеобразная деградация, господствующая от одного конца цепи животных до другого, и постепенное уменьшение числа способностей этих живых тел: вот на что следует обратить сейчас ваше внимание.

Для этой цели я должен был бы начать с рассмотрения признаков наиболее просто устроенных животных, чтобы постепенно дойти до самых совершенных из них, т. е. я должен был бы следовать порядку, которого природа, по всей вероятности, придерживалась, создавая их. Но так как первые вам гораздо меньше знакомы, чем последние, и так как вообще разумнее идти от известного к неизвестному, нежели начать с того, что мы плохо знаем, я буду следовать порядку, обратному тому, каким шла природа, и прослежу организацию животных в ее непрерывно нарастающем упрощении — от животных наиболее совершенных, наиболее сложно организованных и кончая теми, которые представляют собой лишь еле заметные зачатки животной жизни³¹.

МЛЕКОПИТАЮЩИЕ

Млекопитающие, несомненно, должны находиться на одном из концов цепи животных и должны быть помещены на том ее конце, который представлен наиболее совершенными животными, наиболее щедро наделенными как в отношении своей организации, так и своих способностей, ибо исключительно среди них мы находим животных с наиболее развитым умом.

Не подлежит сомнению, что совершенствование способностей свидетельствует о совершенствовании соответствующих органов. И вот все животные с млечными железами, эти единственные действительно живородящие животные, имеют наиболее совершенную организацию, так как признано, что они обладают большим умом, большими способностями и более совершенным комплексом чувств, чем все остальные.

Таким образом, организация млекопитающих включает: тело, укрепленное во всех своих частях полным скелетом, основой которого  {45}  является позвоночный столб, подвижную голову с глазами, имеющими веки, четыре конечности из сочлененных друг с другом костей, грудобрюшную преграду между грудной и брюшной полостями, сердце с двумя желудочками и теплую кровь, легкие, свободно помещающиеся в груди; наконец, млекопитающие — единственные живородящие животные.

Итак, именно млекопитающим принадлежит первое место в животном царстве по совершенству их организации и наибольшему числу способностей.

Обратите внимание, что у этого конца лестницы животных все главные органы обособлены или имеют обособленные очаги в определенных местах. В дальнейшем вы увидите, что у противоположного конца той же лестницы наблюдается обратное явление ^*.

ПТИЦЫ

Второе место, несомненно, принадлежит птицам, так как, несмотря на то, что эти животные не обладают таким большим числом способностей и столь развитым умом, как животные первого класса это все же единственные животные, имеющие, подобно млекопитающим,  {46}  сердце с двумя желудочками и теплую кровь. Таким образом, птицы имеют с млекопитающими общие и присущие только этим двум классам признаки; следовательно, животные этих классов связаны между собой отношениями, которых нельзя найти ни у одних животных последующих классов.

У птиц совершенно отсутствуют млечные железы — органы, свойственные исключительно животным первого класса и связанные со способом размножения, не встречающимся больше ни у птиц, ни у каких-либо других животных последующих классов.

Грудобрюшная преграда, отделяющая у млекопитающих полностью, хотя и более или менее в косом направлении, грудную полость от брюшной, исчезает здесь и не появляется больше ни у одного из животных последующих классов³³.

Итак, для организации птиц характерны: тело без млечных желез, с явственно обособленной головой и четырьмя расчлененными конечностями, скелет с позвоночным столбом, головной мозг и нервы, сердце с двумя желудочками, теплая кровь, приросшие легкие, служащие для дыхания. Все птицы — яйцеродящие животные. ^*

РЕПТИЛИИ

На третьем месте естественно и необходимо должны стоять рептилии³⁴, ибо в их сердце, имеющем только один желудочек, мы не находим уже строения, присущего исключительно животным первого и второго классов, а их кровь почти так же холодна, как у животных следующих классов.

У рептилий дыхательный орган, представленный еще настоящими легкими, состоит из очень крупных и соответственно этому менее многочисленных ячеек и уже сильно упрощен. У многих видов этот орган отсутствует в раннем возрасте и бывает тогда заменен жабрами — органом дыхания, никогда не встречающимся у животных предшествующих классов. Иногда эти оба рода органов дыхания представлены у одной и той же особи.  {47} 

Наконец, именно начиная с рептилий, почти совершенно исчезают четыре конечности, свойственные всем наиболее высокоорганизованным животным, так как, за исключением одной странной египетской рыбы³⁶, имеющей следы конечностей, ни у одного животного следующих классов мы не найдем ничего аналогичного этим четырем членам, являющимся неотъемлемой принадлежностью организации всех наиболее совершенных животных.

Итак, для организации рептилий характерны: тело без млечных желез, с явственно обособленной головой, четырьмя или только двумя конечностями, а иногда вовсе лишенное их, деградированный скелет с позвоночным столбом, головной мозг и нервы, сердце с одним желудочком, холодная кровь, легкие для дыхания, по крайней мере во взрослом состоянии. Рептилии — яйцеродящие животные ^*.

РЫБЫ

Следя за ходом деградации, проявляющейся как в организации в целом, так и в уменьшении числа способностей, присущих животным, мы убеждаемся, что рыбы, несомненно, должны занимать четвертое место.

У рыб мы уже не найдем,— разве только крайне редко, и то в продолжение ограниченного периода времени их жизни,— органа дыхания наиболее совершенных животных; иными словами, у них вообще отсутствуют настоящие легкие, и взамен их они имеют лишь жабры, т. е. гребенчатые и пронизанные сосудами лепестки, расположенные по обеим сторонам шеи; вода, служащая этим животным для дыхания, поступает через рот, проходит между лепестками жабер и выходит сбоку, через жаберные щели.

Эти животные, как и все животные последующих классов, не имеют ни дыхательного горла, ни гортани, ни настоящего голоса. ни век на глазах. Все эти органы и способности здесь утрачены, и мы не встречаем их больше у остальных представителей животного царства. Кровь рыб совершенно холодная.  {48} 

Итак, для организации рыб характерны: тело без млечных желез, с обособленной головой и плавниками, не имеющими никакого отношения к четырем расчлененным конечностям наиболее совершенных животных, сильно деградированный скелет с позвоночным столбом, головной мозг и нервы, сердце с одним желудочком, холодная кровь, жабры для дыхания, обыкновенно в продолжение всей жизни и всегда — в раннем возрасте; все рыбы — яйцеродящие животные.

Исчезновение позвоночного столба

На этой ступени лестницы животных позвоночный столб заканчивает свое существование, а так как он служит основой настоящего скелета, то все животные, о которых речь будет в дальнейшем, полностью лишены скелета.

Таким образом, ни одно животное, не относящееся ни к млекопитающим, ни к птицам, ни к рептилиям, ни, наконец, к рыбам, не имеет позвоночного столба, следовательно не имеет настоящего скелета.

Все эти животные имеют более ограниченные способности, нежели те, у которых есть скелет из сочлененных друг с другом костей: ведь позвоночный столб не только придает крепость телу, но обеспечивает многочисленные и более разнообразные средства для различных движений, средства, которыми не могут обладать в такой полной мере даже те беспозвоночные животные, которые имеют твердые части на наружной поверхности тела.

Ни одно из беспозвоночных животных (т. е. животных, не имеющих позвоночного столба) не дышит ячеистыми легкими; ни у одного из них нет голоса, следовательно и органа для этой способности; наконец, большинство их, повидимому, лишено настоящей крови.

Исчезает, здесь, помимо того, и радужная оболочка, характерная для глаз наиболее совершенных животных, так как у беспозвоночных животных, имеющих глаза, последние лишены явственно выраженной радужной оболочки.

Отсюда совершенно очевидно, что с точки зрения естественного порядка отношений все беспозвоночные животные стоят дальше от  {49}  наиболее совершенных животных, нежели животные, входящие в состав первых четырех классов животного царства. Этот порядок никогда не будет опровергнут, ибо он опирается на самые существенные черты организации животных.

Рассмотрим теперь, представляют ли классы и крупные семейства, на которые делится бесчисленный ряд беспозвоночных животных, при сравнении их между собой, возрастающую деградацию организации животных, входящих в эти группы.

МОЛЛЮСКИ

Пятое место лестницы, которую образует общий ряд животных, бесспорно принадлежит моллюскам, так как, несмотря на то, что они должны быть поставлены одной ступенью ниже рыб, поскольку у них уже отсутствует позвоночный столб, они все же являются наиболее высокоорганизованными из всех беспозвоночных животных. Подобно рыбам, они дышат жабрами и все имеют головной мозг, нервы и одно или несколько сердец с одним желудочком.

Итак, организация моллюсков характеризуется телом, лишенным позвоночного столба, мягким, не членистым и не кольчатым, то с головой, то без нее, снабженным мантией различной формы и имеющим головной мозг и нервы, артерии, вены и жабры для дыхания. Все моллюски являются животными яйцеродящими.

КОЛЬЧЕЦЫ

Новый класс кольчецов³⁸, которых я, как и все прочие натуралисты, присоединял к червям, пока Ж. Кювье совсем недавно не ознакомил нас с организацией этих животных, должен стоять после моллюсков, следовательно на шестом месте.

Кольчецы дышат наружными жабрами, то выступающими наружу, то скрытыми в порах их кожи.

Организация их характеризуется удлиненным мягким телом без позвоночного столба и членистых конечностей, с более или менее отчетливо выраженной кольчатостью. Развитие без метаморфоза.  {50} 

Помимо того, они имеют продольный мозг и нервы, артерии и вены, в которых циркулирует напоминающая кровь красноватая жидкость, жабры для дыхания; кольчецы являются животными яйце-родящими.

Два отдельных кармана у основания двух главных стволов артерий представляют собой сердца этих животных.

Тот факт, что кольчецы имеют гораздо более совершенную организацию, чем черви и даже насекомые, значительно отдаляет их от тех и от других, а отсутствие членистых конечностей и вертикального расположения челюстей (у тех видов кольчецов, которые ими снабжены) доказывает, что они стоят дальше от насекомых, чем ракообразные и паукообразные. Вследствие этого мы вынуждены поместить кольчецов после моллюсков.

РАКООБРАЗНЫЕ

Класс ракообразных, который до последнего времени смешивали с классом насекомых, как это и сейчас делают некоторые авторы, игнорирующие чуждые им открытия, должен следовать непосредственно за классом кольчецов и занимать седьмое место. Этого требует знакомство с их организацией; в этом утверждении нет ничего произвольного.

И в самом деле: ракообразные имеют сердце, артерии и вены; все они всегда дышат жабрами. Это неоспоримо, и это всегда будет большим затруднением для тех, кто, в угоду старым делениям, продолжает помещать их среди насекомых.

Ракообразные связаны даже более тесными отношениями с паукообразными, нежели с насекомыми, так как, подобно паукообразным, они навсегда сохраняют форму, которую они имеют при рождении. Они отличаются от паукообразных тем, что никогда не имеют ни стигм, ни воздухоносных трахей.

Организация ракообразных характеризуется телом, не претерпевающим метаморфоза, лишенным позвоночного столба, имеющим членистые конечности и покрытым кожей, превращенной в панцырь,  {51}  состоящий из нескольких отдельных частей. Помимо того, у них есть продольный мозг и нервы, артерии и вены, жабры для дыхания. Ракообразные являются яйцеродящими животными.

Исчезновение сердца

Здесь кончается существование сердца — этого своеобразного специального органа для циркуляции [основных] флюидов, столь характерного для наиболее совершенных животных. Мы не найдем уже ничего похожего на него у животных, о которых мы будем упоминать в дальнейшем. Какова бы ни была природа движения флюидов их тела, это движение нельзя сравнивать с движением [основных] флюидов у животных, имеющих сердце: оно осуществляется средствами менее активными и вследствие этого должно быть гораздо более медленным.

ПАУКООБРАЗНЫЕ

На восьмом месте, бесспорно, должны стоять паукообразные, у которых мы впервые встречаем пример органа дыхания, менее совершенного, чем жабры (а именно — воздухоносные трахеи); этот орган никогда не встречается в тех системах организации, где есть сердце, артерии и вены. Хотя паукообразные ближе к насекомым, чем ракообразные, их все же следует отличать от насекомых, а в отношении совершенства организации они должны предшествовать им, ибо, подобно животным выше стоящих классов, они обладают способностью давать потомство несколько раз в течение жизни, между тем как все насекомые лишены этой способности.

Наконец, паукообразные должны составить особый класс еще и потому, что они не претерпевают метаморфоза и уже на самых ранних стадиях развития имеют глаза на голове и членистые конечности. Их связи с ракообразными заставляют отвести им место между последними и насекомыми.

Организация паукообразных характеризуется телом, лишенным позвоночного столба, не претерпевающим метаморфоза,  {52}  имеющим в продолжение всей жизни глаза на голове и членистые конечности.

Помимо того, они имеют продольный мозг и нервы. Система циркуляции отсутствует или едва намечена. Стигмы и трахеи — для дыхания. Паукообразные — яйцеродящие животные.

НАСЕКОМЫЕ

Непосредственно за паукообразными должны идти насекомые, этот огромный ряд животных, претерпевающих метаморфоз и рождающихся в состоянии менее совершенном, чем то, в котором они размножаются. Все или почти все насекомые производят потомство лишь один раз в течение своей жизни. Следовательно, насекомым по справедливости принадлежит девятое место лестницы животных.

Эти животные, бесконечно интересные по своеобразию их организации, метаморфоза и привычек, имеют менее сложную организацию, чем моллюски, кольчецы и ракообразные, потому что, согласно наблюдениям гражданина Кювье, у них совершенно отсутствует система циркуляции, состоящая из артерий и вен.

Организация насекомых характеризуется телом, лишенным позвоночного столба, претерпевающим различные виды метаморфоза^* и имеющим во взрослом состоянии глаза и усики на голове, шесть пар членистых ножек, стигмы по бокам тела и трахеи, распространяющиеся по всему телу.

Помимо того, у них есть узловатый продольный мозг и нервы; артерии и вены совершенно отсутствуют. Это последние из животных, у которых еще существует половое размножение и которые являются подлинно яйцеродящими.

Исчезновение полового размножения

Здесь, как мне кажется, полностью исчезают все следы полового размножения. В самом деле: у животных, о которых речь будет идти в дальнейшем, невозможно обнаружить никаких признаков подлинного оплодотворения⁸⁹. Правда, у животных двух следующих классов еще имеются своего рода яичники, в изобилии содержащие яйцевидные тельца, но я считаю подобные яйца, способные без оплодотворения образовать новую особь, внутренними почками, характерными для способа размножения путем внутреннего почкования, представляющего собой переход к половому размножению, известному под названием яйцерождения. Поэтому способ размножения, существующий у животных двух последующих классов, я называю размножением при помощи ложных яиц-почек

ЧЕРВИ

Классом, который должен следовать непосредственно за насекомыми, может быть только класс червей. Только черви могут быть помещены на десятом месте.

Подобно насекомым, многие черви, повидимому, еще дышат трахеями, наружными отверстиями которых являются стигмы; но я подозреваю, что эти трахеи являются водоносными, а не воздухоносными, как у насекомых. У многих червей наблюдаются следы продольною мозга и нервов, что до некоторой степени сближает их с насекомыми. Однако черви резко отличаются от насекомых тем, что сохраняют все особенности организации, которые они имеют при рождении, в продолжение всей жизни, а также тем, что у них никогда нет ни глаз, ни членистых конечностей.

Организация червей характеризуется мягким телом без позвоночного столба, никогда не имеющим ни глаз, ни членистых ног, не претерпевающим метаморфоза Живут черви исключительно внутри тела других животных⁴⁰.

Помимо того, у многих имеются следы нервов и стигмы для дыхания; циркуляция при помощи артерий и вен совершенно отсутствует. Размножаются они ложными яйцами-почками.

Исчезновение органа зрения

Отсутствие органа зрения наблюдается уже у некоторых моллюсков и кольчецов. Многие насекомые лишены его в раннем возрасте, но именно в классе червей этот орган, приносящий такую пользу наиболее совершенным животным, навсегда полностью исчезает.

Так же обстоят дело и со слухом — чувством, которое полностью перестает существовать здесь и не встречается больше у животных, подлежащих нашему рассмотрению в дальнейшем.

Наконец, язык или то, что соответствует ему у животных предыдущих классов, также совершенно отсутствует и не появляется вновь ни у одного животного последующих классов.

ЛУЧИСТЫЕ

Итак, мы дошли до одиннадцатого места общего ряда, где, бесспорно, следует поместить лучистых, составляющих предпоследний класс беспозвоночных животных и всего животного царства.

Хотя эти весьма своеобразные животные в общем еще мало изучены, но то, что мы знаем об их организации, строго определяет место, которое я им отвожу. Действительно, у лучистых отсутствует специальный орган, обусловливающий способность чувствовать, которым наделены все животные вышестоящих классов. Повидимому, у них на самом деле нет ни продольного мозга, ни нервов и им свойственна лишь простая раздражимость.

Однако лучистые⁴¹ не являются еще последней ступенью, которую можно различить в животном царстве. Необходимо спуститься еще ниже и отграничить их от полипов, действительно составляющих последнее звено этой интересной цепи.

Смешивать лучистых с полипами столь же недопустимо, как помещать ракообразных среди насекомых или рептилий среди рыб. В самом деле: у лучистых еще наблюдаются не только органы, повидимому, предназначенные для дыхания, но, помимо того, у них существуют еще специальные органы размножения, а именно различной формы яичники. Правда, ничто не подтверждает, ничто даже не указывает на то, что образующиеся в этих яичниках так называемые  {55}  яйца оплодотворяются, как это имеет место при половом размножении, и я считаю их внутренними почками, т. е. как бы усовершенствованными почками полипов, с которыми лучистые связаны тесными отношениями и первые отряды которых производят наружные почки.

Поэтому неуместно объединять лучистых с животными последнего класса, у которых не удается обнаружить ни одного специального органа ни для размножения, ни для дыхания.

Организация лучистых характеризуется телом, лишенным позвоночного столба и расчлененных конечностей, способным к регенерации во всех своих частях, лишенным головы и глаз и имеющим лучеобразное расположение частей.

Помимо того, для лучистых характерно полное отсутствие органов, обусловливающих чувствование, и органов циркуляции; имеются лишь некоторые специальные органы: в одних случаях для дыхания, в других — для размножения. Все лучистые размножаются при помощи ложных яиц-почек.

У них нет ни глаз, ни органов слуха; о существовании у лучистых обоняния и вкуса можно говорить лишь предположительно.

ПОЛИПЫ

После всех рассмотренных нами животных идут, наконец, полипы⁴². Они являются последним классом животного царства и составляют последнюю ступень, которую можно различить в нем, т. е. стоят на двенадцатом и последнем месте.

Именно среди них находится неизвестный нам конец лестницы животных, те первичные зачатки животной жизни, которые природа образует и размножает с такой легкостью при благоприятных обстоятельствах, но которые она так легко и так быстро разрушает путем простого изменения условий, необходимых для их сохранения. Полную очевидность этого я надеюсь обосновать в дальнейшем.

Хотя полипы изучены меньше, чем все другие животные, не приходится сомневаться, что они являются животными самыми простыми по своей организации, следовательно обладающими наименьшим числом способностей.  {56} 

У них нет никаких специальных органов ни для чувствования, ни для дыхания, ни для циркуляции, ни даже для размножения. Все их внутренние органы сводятся к простому пищеварительному каналу, который, подобно открытой с одного конца трубке или мешку, имеет одно-единственное отверстие, одновременно служащее ротовым и заднепроходным. Осязание — единственное чувство, сохранившееся у полипов, но, как и у лучистых, оно уже не обусловлено влиянием нервов.

Каждая точка их тела, повидимому, способна питаться путем всасывания и поглощения веществ, циркулирующих в окружности пищеварительного канала. Будучи вывернуто наизнанку подобно перчатке, животное может продолжать жить, причем наружный слой его тела становится для него выстилкой кишечного тракта. Любая мельчайшая частица тела полипа, каким бы образом она ни была отделена, способна воспроизвести животное в целом. Можно сказать, что каждая точка тела этих животных заключает в себе ту разновидность способности чувствовать, которая представляет собой раздражимость — это основное свойство животной природы.  {57} 

Мельчайшие животные, которыми заканчивается последний отряд полипов, представляют собой не более, как одаренные животной жизнью частицы. Это прозрачные, студенистые тельца очень простой формы, обладающие сократимостью во всех направлениях.

Вероятно, именно среди этих существ находятся первые зачатки животной жизни, непосредственно созданные природой, словом — живые тела, возникшие путем самопроизвольного зарождения. Без сомнения, эти тела вследствие их крайне малых размеров и особого их состояния всегда будут ускользать от наших чувств, следовательно мы никогда не сможем познать их иначе, чем путем умозрения. Однако это условие, создаваемое границами наших чувств, отнюдь не разрушает тех заключений, к которым мы приходим на основании тщательного исследования результатов наблюдений.

Таковы, граждане, краткие выводы из приведенных общих фактов, касающихся организации всех известных нам животных, и таков тот удивительный порядок, на который указывает нам эта организация (см. прилагаемую таблицу).

Таблица животного царства, показывающая постепенную деградацию специальных органов до полного их исчезновения

Примечание. Деградация нигде не носит правильного или соразмерного характера, но она явно существует в ряде, взятом в целом

Факты, представленные на этой таблице, по большей части хорошо известны; следовательно, их не приходится ни оспаривать, ни смотреть на них, как на гипотезы.

В настоящее время никто не отрицает того, что в группах, образующих лестницу животных, существует деградация организации животных, входящих в состав этих групп, а также нарастающее упрощение организации этих живых тел и постепенное уменьшение числа их способностей. Таким образом, если нижний конец этой лестницы воплощает минимум признаков животной природы., то противоположный конец ее неизбежно воплощает максимум их.

Подымитесь от самого простого к самому сложному, начните с самого несовершенного существа наименьших размеров и, восходя по лестнице, дойдите до животного, наиболее совершенного как в отношении его организации, так и в отношении его способностей, сохраняйте повсюду порядок отношений в пределах групп,— и вы найдете тогда ту подлинную нить, которая связывает между собой все создания природы, вы получите тогда верное представление о пути, которым шла природа, и вы убедитесь в том, что самые простые из ее живых созданий последовательно дали начало всем остальным.

Прежде чем показать, что природа, создавая все свои живые произведения, действительно шла по этому пути, я попытаюсь доказать, что отдельные факты, которые выдвигались с целью отрицания естественного ряда, составляющего лестницу животных, были превратно истолкованы, и я намерен привести истинные принципы, касающиеся этого ряда.

Ряд, образующий лестницу животных,
обосновывается расположением больших групп,
а не отдельных индивидуумов или видов

Я уже упоминал^*, что, говоря об этой постепенной градации в сложности организации, я не имел в виду существования линейного и правильного ряда, представленного видами и даже родами:  {61}  подобный ряд не существует. Но я говорю о ряде с достаточно правильными переходами между главными группами, т. е. главными изученными системами организации, образующими классы и известные нам из наблюдения крупные семейства, о ряде, безусловно существующем как среди животных, так и среди растений, хотя в том, что касается родов и особенно видов, этот ряд во многих местах дает боковые ветви, концы которых представляют собой подлинно обособленные точки.

В одном недавно вышедшем труде отрицается существование в царстве [животных] единого естественного ряда, воспроизводящего постепенное усложнение организации входящих в него существ, иными словами — ряда, образованного отнюдь не видами или даже родами, рассматриваемыми в отдельности, но исключительно главными группами, расположенными в порядке, отвечающем последовательным ступеням организации. И вот я спрашиваю: найдется ли в настоящее время образованный натуралист, который вздумал бы предложить для размещения двенадцати классов животного царства иной порядок, нежели тот, который был предложен мною? Осмелится ли кто-нибудь утверждать, что порядок, указанный мною, является только систематическим и произвольным порядком и что ему следует предпочесть расположение, при котором классы, отряды и роды размещены в различных точках то в виде сети, то подобно точкам на географической карте или на карте полушарий?

Я уже высказал свое мнение об этой идее, показавшейся блестящей некоторым современным натуралистам, идее, которой профессор Герман⁴³ пытался придать широкое распространение. Я не сомневаюсь в том, что, когда будут приобретены более глубокие познания в области организации живых тел, когда перестанут ограничиваться рассмотрением одних лишь видов и начнут уделять главное внимание изучению самой природы, этот ошибочный взгляд будет полностью оставлен и даже отвергнут всеми.

Таким образом, единый ряд, о котором я говорил, определяется исключительно размещением больших групп, ибо эти группы, составляющие  {62}  классы и большие семейства, охватывают каждая существа, общая организация которых зависит от той или иной системы [наиболее] существенных органов.

Таким образом, каждая отдельная большая группа имеет свою особую систему существенных органов, и именно эти особые системы постепенно упрощаются, начиная от той, которая представляет наибольшую сложность, и кончая наиболее простой. Но упрощение каждого органа, рассматриваемого в отдельности, не носит такого правильного характера; притом эта неправильность тем больше, чем меньшее значение имеет самый орган.

В самом деле, органы маловажные или не имеющие первостепенного значения для жизни не всегда обнаруживают соответствие в отношении их совершенствования или деградации, так что, прослеживая состояние каких-либо органов у всех видов одного и того же класса, можно заметить, что тот или иной орган достигает у одного какого-нибудь вида наивысшей степени своего совершенства, между тем какой-нибудь другой орган, совершенно захиревший или несовершенный у этого же вида, оказывается весьма совершенным у какого-нибудь другого вида.

Эти неправильные отклонения в степени совершенства и деградации органов, не имеющих первостепенного значения, обусловлены тем, что эти органы больше, чем другие, подвержены влияниям внешних условий. Последние влекут за собой соответственные изменения формы и состояния наружных частей и обусловливают настолько значительное и настолько прихотливо выраженное многообразие видов, что, в отличие от больших групп, их нельзя расположить таким образом, чтобы они составили единый простой линейный ряд, своего рода лестницу с правильно расположенными ступенями. Нередко эти виды образуют вокруг больших групп, частью которых они являются, боковые ветви, крайние точки которых оказываются действительно обособленными.

Для того чтобы изменить какую-нибудь внутреннюю систему организации, требуется стечение обстоятельств более мощных и  {63}  гораздо более длительно воздействующих, чем в тех случаях, когда дело идет о большем или меньшем видоизменении наружных органов.

Я замечаю, однако, что там, где этого требуют обстоятельства, природа переходит от одной системы к другой, не делая скачков, при условии если эти системы являются соседними. Именно благодаря этой способности она смогла последовательно образовать их все, переходя от более простой к более сложной.

Можно утверждать, что природа действительно обладает этой способностью, что она на самом деле переходит от одной системы к другой не только в пределах двух различных семейств, при условии если эти семейства по своим отношениям являются соседними, но что она переходит от одной системы к другой даже у одной и той то особи.

Системы организации, допускающие в качестве органа дыхании настоящие легкие, ближе к системам, допускающим жабры, чем к тем, которые требуют трахей. И вот природа переходит от жабер к легким не только в соседних классах и семействах, как мы это видим при рассмотрении рыб и рептилий, но она осуществляет этот переход даже на протяжении жизни одной и той же особи, последовательно пользующейся сначала одной, а затем другой из этих систем. Известно, что лягушка в несовершенном своем состоянии (головастика) дышит жабрами, между тем как в более совершенном состоянии (взрослой лягушки) — легкими. Нигде в природе не наблюдается перехода от системы трахей к системе легких.

Поэтому верно будет сказать, что в каждом царстве живых тел существует единый ряд, образованный большими группами, расположенными соответственно постепенному усложнению организации, а в царстве животных идущий от мельчайших и самых простых и до наиболее совершенных животных.

Таков, вероятно, подлинный порядок природы, и таков в действительности тот порядок, который наглядно подтверждается тщательными наблюдениями и последовательным изучением всех фактов, характеризующих путь самой природы.  {64} 

Вернемся к рассмотрению возрастающего упрощения организации по мере перехода от более совершенных к менее совершенным животным и рассмотрим прежде всего, как постепенно исчезает обособленность наиболее существенных органов, т. е. их приуроченность к определенным местам тела.

Вопросу о возрастающем упрощении организации по мере приближения к тому концу лестницы животных или растений, где находятся самые простые живые тела, не уделялось достаточного внимания и почти никакого внимания не уделялось тому наблюдению, которое учит нас, что, по мере упрощения организации, наиболее существенные органы теряют свою обособленность, утрачивают свой центр или особый очаг, постепенно становятся общими для тела в целом, их природа видоизменяется, и они в конце концов исчезают.

Рассматривая орган циркуляции флюидов, как известно, столь совершенный у млекопитающих, где обособленным его очагом является сердце, мы видели, как в первую очередь подвергался многообразной деградации этот очаг, а затем и прочие, относящиеся сюда части, а также приводимые им в движение флюиды. Мы видели далее, что этот орган окончательно исчез еще задолго до достижения противоположного конца лестницы животных.

То же самое мы наблюдаем в отношении органа дыхания. Этот орган, чрезвычайно ясно обособленный у наиболее совершенных животных, носит там название легкого.

Мы видим, как этот орган мало-помалу деградирует в каждой большой группе животных или в каждой системе, как он превращается сначала в жабры, затем в распространяющиеся по всему телу воздухоносные трахеи, далее — в водоносные трахеи, чтобы, наконец, исчезнуть окончательно, уступив место поглощающим воду порам.

То же явление удивительным образом наблюдается и в органе, обусловливающем способность чувствовать, очагом которого является головной мозг, как известно, столь сложный и столь совершенный у человека. Этот очаг вскоре также подвергается различного рода деградации, затем исчезает, заменяясь мозговыми ганглиями, которые  {65}  в конце концов, в свою очередь, исчезают так же, как и нервные волокна и нервные сети. У животных, принадлежащих к последним отрядам животного царства, действительно не удается обнаружить ни малейших следов этого органа.

Все прочие органы находятся в таком же положении, и даже органы размножения, играющие такую важную роль в природе, не представляют исключения в этом отношении.

У животных с млечными железами, этих наиболее совершенных из всех вообще животных, мы находим половое размножение, представленное живорождением; у зародыша непосредственно после оплодотворения проявляется жизненное движение; питание плода в начальный период развития происходит за счет веществ [тела] матери, с которой он связан вплоть до момента рождения.

Этот способ размножения, не встречающийся ни на одной из ниже стоящих ступеней, сменяется половым размножением, получившим название яйцерождения. Здесь наблюдается интервал между моментом оплодотворения и первым жизненным движением, которое сообщается зародышу насиживанием. Уместно отметить, что у яйцеродящих животных органы, служащие для оплодотворения, никогда не выступают наружу, как это имеет место у животных первого класса.

На следующих, более низких ступенях на смену яйцерождению приходит такой способ размножения, при котором отсутствуют малейшие следы оплодотворения и какие бы то ни было половые органы. Я назвал этот вид размножения ложным яйцерождением, так как здесь, повидимому, образуются внутренние почки, напоминающие яйца^*. И вот несомненное существование у полипов наружных  {66}  почек делает весьма правдоподобным допущение, что размножение при помощи ложных яиц, иначе — внутренних почек, есть первый шаг или переход, сделанный природой на пути создания полового размножения типа яйцерождения

Таким образом, на низших ступенях природа восполняет обеднение своих средств размножения созданием почек или геммул, не нуждающихся в оплодотворении и возникающих благодаря воспроизводительной способности, равномерно распространенной во всех частях тела животного.

Для размножения особей наиболее просто организованных живых тел природа вынуждена была прибегнуть к делению их тела на части, которое она сама осуществляет.

Мы рассмотрели все этапы, следуя порядку, обратному порядку самой природы. Но если обозревать их, начав с противоположного конца, т. е. начав от более простого, чтобы постепенно дойти до наиболее сложного, то каждому станет ясно, что приведенные мною факты — не что иное, как явные результаты тенденции органического движения развить и усложнить организацию⁴⁴ и одновременно превратить функции, бывшие первоначально, т. е. у самых простых живых тел, способностями общими, иными словами — присущими каждой точке тела, в функции, свойственные лишь определенным частям тела.

Я перехожу теперь к изучению лестницы животных и повторяю, что, поднимаясь по этой лестнице от мельчайшего животного, наиболее просто организованного и самого бедного по способностям, и до животного, наиболее щедро наделенного как в отношении способностей, так и организации, мы как бы повторяем тот путь, которым шла природа, создавая все свои живые произведения.

Чтобы понять всю обоснованность этого утверждения, уместно предварительно ознакомиться с выводами из нижеприведенного положения и с теми фактами, на которые оно опирается.

Не органы, т. е. не природа и форма частей тела животного обусловили его привычки и особые, присущие ему способности, но, наоборот, его привычки, его образ жизни и обстоятельства,  {67}  в которых находились особи, от которых данное животное произошло,— вот что с течением времени создало форму его тела, определило число и состояние его органов, наконец все его способности⁴⁵.

Вдумайтесь как следует в это положение, сопоставьте его со всеми наблюдениями, которые природа и состояние вещей непрерывно дают нам возможность сделать, и тогда все его значение и его обоснованность станут для вас вполне очевидными.

Я уже отмечал, что, размышляя о разнообразии форм, сложения, величин и признаков, которыми природа наделила свои создания, о многообразии органов и способностей, которыми она обогатила все существа, наделенные ею жизнью, нельзя не преисполниться восхищением перед безграничностью средств, данных ей верховным творцом ее бытия, дабы она могла достигнуть своей цели⁴⁶.

Действительно, мы замечаем, что чрезвычайное многообразие этих: средств порождается бесконечным разнообразием положений и обстоятельств, которые во всех точках поверхности земного шара влияют с течением времени на каждое тело, наделенное жизнью, и приводят его в то состояние, в котором оно находится. Это разнообразие форм, числа и степени развития органов и способностей столь велико, что кажется, что все, что только можно было вообразить, действительно имело место, что при образовании и создании этого необъятного числа существующих созданий природы были исчерпаны все формы, все способности и все способы. Наконец, если внимательно исследовать те средства, которыми природа, невидимому,. пользовалась для этой цели, можно понять, что их действенность и их неисчерпаемость могли оказаться достаточными, чтобы привести ко всем тем результатам, которые мы видим.

Время и благоприятные обстоятельства, как я уже указывал,— вот два главных средства, которыми пользуется природа, чтобы дать бытие всем своим созданиям. Известно, что время для нее не имеет границ и, следовательно, она всегда им располагает.

Что же касается обстоятельств, в которых она нуждалась и которыми она продолжает пользоваться и поныне, чтобы видоизменять  {68}  все то, что она продолжает производить, то можно сказать, что они в некотором роде неисчерпаемы для нее.

Главные из них — это влияние климата, различной температуры атмосферы и всей окружающей среды, влияние особенностей места обитания и его положения, влияние привычек, наиболее обычных движений и наиболее часто повторяемых действий, наконец влияние средств самосохранения, образа жизни, способов самозащиты, размножения и т. д.

И вот вследствие этих различных влияний способности расширяются и укрепляются благодаря упражнению, становятся более разнообразными благодаря новым, долго сохраняемым привычкам, и мало-помалу строение, состав, словом — природа и состояние частей и органов подвергаются всем этим воздействиям, результаты которых сохраняются и передаются путем размножения следующим поколениям («Systeme des animaux sans vertebres», стр. 13).

Эти истины, отдельные упоминания о которых вы найдете кратко изложенными в моей «Systeme des animaux sans vertebres», истины, к познанию которых я пришел благодаря наблюдениям, полностью подтверждаются фактами. Они ясно раскрывают путь природы в многообразии ее произведений.

Не трудно показать, что у каждого живого существа, еще не достигшего предела, после которого начинают уменьшаться его способности, привычка упражнять тот или иной орган не только совершенствует этот орган, но даже заставляет его приобретать новые формы и размеры, мало-помалу настолько изменяющие его, что с течением времени он становится резко отличным от того же органа у другого живого существа, почти или вовсе не упражняющего его. Очень легко также доказать, что постоянное отсутствие упражнения органа постепенно ослабляет и уменьшает его и в конце концов приводит к полному его исчезновению.

Если двум новорожденным различного пола прикрывать левый глаз в продолжение всей их жизни, если затем скрещивать этих особей между собой и продолжать таким же образом воздействовать  {69}  на их потомков, следя за тем, чтобы они скрещивались только между собой, то я не сомневаюсь, что после целого ряда поколений левый глаз у потомков сам собой зарастет и постепенно исчезнет, а по прошествии огромного периода времени, при сохранении прежних условий, правый глаз мало-помалу сместится.

Чтобы доказать это, приведем некоторые известные факты.

Существенная часть системы организации млекопитающих — наличие глаз на голове.

Между тем крот, который в силу своих привычек очень мало пользуется зрением, имеет очень маленькие и едва заметные глаза именно потому, что он очень мало упражняет этот орган.

Слепыш Оливье («Bulletin des sciences», № 38, стр. 105), ведущий, подобно кроту, подземный образ жизни и, вероятно, еще реже, чем крот, подвергающийся действию дневного света, совершенно перестал пользоваться зрением; у него сохранились лишь следы этого органа, но даже эти следы совершенно скрыты под кожей и некоторыми другими покрывающими их частями, не оставляющими никакого доступа для света. Зато потребность слышать, заставляющая это маленькое животное непрерывно упражнять свой слух, привела к сильному увеличению у него внутреннего аппарата органа слуха.

В систему организации млекопитающих входят челюсти, снабженные зубами, служащими для жевания. Между тем, когда животное этого класса под влиянием побуждающих к тому условий приобретает привычку проглатывать пищу, не пережевывая ее, привычка эта, укоренившись у всей [этой] породы, влечет за собой утрату зубов у всех особей, составляющих данную породу, и, в самом деле. животное, о котором мы выше упоминали, будет совершенно лишено зубов, как мы это видим у муравьеда (myrmecophaga).

Подобно этому челюсти птиц лишены зубов, сидящих в отдельных ячейках, по той причине, что все животные этого класса действительно не жуют, но целиком проглатывают пищу, которую одни схватывают клювом, другие предварительно разрывают ее одним рывком, т е. также не жуют.  {70} 

Мы только что видели, что отсутствие упражнения органа, который должен был бы существовать, изменяет его, ослабляет и в конце концов приводит к его исчезновению.

Теперь я намерен показать, что постоянное употребление органа, связанное с усилиями возможно больше использовать его при требующих этого обстоятельствах, укрепляет, развивает и увеличивает этот орган или же создает новые органы, способные выполнять сделавшиеся необходимыми функции.

Птица, которую удерживает на воде потребность найти добычу, необходимую ей для поддержания жизни, растопыривает пальцы ног, когда хочет ударять по воде и двигаться по ее поверхности. Благодаря этим непрерывно повторяющимся движениям пальцев кожа, соединяющая пальцы у их основания, приобретает привычку растягиваться. Так с течением времени образовались те широкие перепонки между пальцами, которые мы видим у уток, гусей и т. д. Такие же усилия при плавании, т. е. при отталкивании воды с целью поступательного движения в этой жидкости, таким же образом растянули перепонки между пальцами у лягушек, морских черепах и др.

Наоборот, птица, образ жизни которой приучил ее располагаться на деревьях и происходящая от особей, усвоивших эту же привычку, всегда имеет пальцы ног более длинные и иного строения, чем у водных птиц, о которых говорилось выше. Ее когти с течением времени удлиняются, заостряются и изгибаются крючком, чтобы обхватывать ветви, на которых она так часто отдыхает.

Известно также, что береговая птица, не любящая плавать, но все же вынужденная отыскивать пищу у самого берега, постоянно подвергается опасности погрузиться в ил. И вот, желая избегнуть необходимости окунать тело в воду, птица делает всяческие усилия, чтобы вытянуть и удлинить ноги. В результате этой давней привычки, усвоенной данной птицей и всеми особями ее породы, постоянно вытягивать и удлинять ноги, все они как бы стоят на ходулях, так как мало-помалу у этих птиц образовались длинные голые ноги, лишенные перьев до бедра, а часто и выше («Systeme des auimaux sans vertebres», стр. 14).  {71} 

Известно также, что эта же птица, стараясь выловить добычу из воды, не окунаясь при этом в воду, вынуждена делать постоянные усилия и вытягивать шею. В результате этих усилий, сделавшихся привычными для данной особи и для всей породы, шея у этих птиц должна была с течением времени чрезвычайно удлиниться, что действительно подтверждается: все береговые птицы имеют длинную шею.

Тот факт, что некоторые плавающие птицы, например лебедь,гусь, имеют короткие ноги и, тем не менее, очень длинную шею, объясняется тем, что эти птицы, плавая по воде, имеют привычку как можно глубже погружать в воду голову, чтобы выловить водных личинок и других мелких животных, которыми они питаются, но не делают никаких усилий, чтобы удлинить свои ноги.

Если для удовлетворения своих потребностей животное вынуждено делать повторные усилия, чтобы удлинить язык, то последний приобретает значительную длину; если животное пользуется языком в качестве хватательного органа, он расщепляется и становится вилообразным. Язык птицы-мухи и других животных служит подтверждением сказанного.

Четвероногое, издавна приобревшее под влиянием обстоятельств привычку щипать траву и ходить или бегать по земле, обладает, как и все особи его породы, толстым роговым покровом, одевающим концы пальцев его ног. Так как эти пальцы недостаточно используются, большая часть их укорачивается, уничтожается и исчезает. Наоборот, животное, вынужденное под влиянием других обстоятельств, как и все особи его породы, либо лазать, либо питаться мясом, что в последнем случае связано с необходимостью нападать на добычу и убивать ее, испытывает потребность глубоко вонзать концы пальцев в те тела, которые ему надо схватить. И вот эта привычка, способствующая разделению пальцев, постепенно сформировала [у всех особей данной породы] когти, которыми эти животные действительно вооружены.

Есть и такие животные, потребность, а следовательно и привычка которых раздирать добычу когтями заставляет их ежедневно глубоко  {72}  вонзать когти в тело другого животного, чтобы сперва уцепиться за него, а затем с силой вырвать схваченную часть. Развившиеся под влиянием этих повторных усилий большие изогнутые когти, естественно, мешали животному при ходьбе или беге по каменистой почве. Это обстоятельство должно было заставить животное прибегнуть к усилиям иного рода, а именно — к втягиванию мешавших его движениям длинных и изогнутых когтей, и вот мало-помалу образовались те специальные чехлы, в которые кошки, тигры, львы и др. втягивают свои когти, когда ими не пользуются.

Таким образом, те или иные усилия, длительно прилагаемые или привычно производимые определенными частями тела живых существ для удовлетворения потребностей, вызванных природой или обстоятельствами, развивают эти части и заставляют их приобрести размеры и форму, которых они никогда но приобрели бы, если бы эти усилия не превратились для упражнявших эти части животных в привычные действия. Наблюдения, произведенные над всеми изученными нами животными, повсюду дают многочисленные примеры, подтверждающие это.

Когда воля побуждает животное к тому или иному действию, то к органам, которые должны выполнить это действие, притекают тонкие флюиды, которые становятся определяющей причиной движений, требуемых данным действием. Множество наблюдений подтверждает этот факт, в котором теперь невозможно сомневаться⁴'.

Отсюда следует, что многократное повторение этих органических актов укрепляет, увеличивает, развивает соответствующие органы и даже создает сделавшиеся необходимыми новые органы. Чтобы убедиться в реальности этой причины изменения и развития органов, следует лишь внимательно наблюдать то, что происходит повсюду в этой области.

Итак, всякое изменение, приобретенное органом благодаря привычному употреблению, достаточному для осуществления этого изменения, сохраняется в дальнейшем в потомстве при условии, если оно присуще [обоим] индивидуумам, участвующим в оплодотворении для воспроизведения своего вида. Эти изменения передаются дальше  {73}  и переходят, таким образом, ко всем индивидуумам последующих поколений, подвергающихся действию тех же условий, хотя потомкам уж не приходится приобретать эти изменения тем путем, которым они действительно образовались.

Наконец, если при воспроизведении имеет место скрещивание индивидуумов, обладающих различными качествами или формами, то это неизбежно создает препятствие для постоянства передачи этих качеств и этих форм. Вот причина того, что у человека, подверженного столь различным воздействиям, влияющим на индивидуумов, приобретенные случайные признаки или уродства не сохраняются и не передаются потомству⁴⁸.

Теперь вам понятно, что могла и что должна была произвести природа при помощи таких средств, такого неисчерпаемого разнообразия обстоятельств и на протяжении столь длительного времени.

Если бы я хотел дать вам обзор всех классов, всех отрядов, всех родов и видов всех существующих животных, я мог бы показать вам, что строение индивидуумов и их частей, что их органы, их способности и т. д. всецело являются результатом тех условий, в которые каждый вид и каждая порода были поставлены природой, а также тех привычек, которые индивидуумы данного вида должны были усвоить.

Влияние мест обитания и температуры настолько бросается в глаза, что натуралисты не преминули признать результаты этого влияния на организацию, развитие и способности живых тел, которые ему подвержены.

Издавна известно, что животные, обитающие в жарком поясе, сильно отличаются от тех, которые живут в других поясах. Помимо того, Бюффон⁴⁹ показал, что животные Нового Света отличаются от животных Старого Света, живущих примерно в тех же широтах.

Ласепед⁵⁰, желая придать этому вполне обоснованному утверждению возможно большую точность, наметил двадцать шесть зоологических областей на суше и восемь в пределах водного пространства земного шара. Но существует еще много других влияний, помимо тех, которые зависят от условий места обитания и температуры.  {74} 

Таким образом, все говорит в пользу выдвинутого мною утверждения, а именно, что не форма тела или его частей определяет привычки и образ жизни животных, но, наоборот, что привычки, образ жизни животного и все прочие воздействующие обстоятельства с течением времени создали форму тела и частей животных. С приобретением новых форм были приобретены новые способности, и мало-помалу создания природы достигли того состояния, в котором мы их видим в настоящее время.

Можно ли найти в естественной истории идею более замечательную, более заслуживающую внимания, чем та, с которой я вас сейчас ознакомил? А так как незадолго до этою я вам показал, что среди животных существует определенный порядок, указывающий на постепенное уменьшение сложности организации и [соответствующую убыль] числа способностей, присущих животным, найдется ли после этого человек, которому непонятны были бы действия и пути природы при создании этих живых тел? Найдется ли человек, который не видел бы причины образования и развития различных органов у этих существ или которому были бы непонятны причины их многообразия, непрерывно возрастающего вследствие разнообразия условий и всегда сохраняемого и передаваемого [потомству] путем размножения?

Наконец, так как исключительно у того конца царства животных, где помещаются наиболее просто организованные животные, мы встречаем живые тела, которые можно считать подлинными зачатками животной природы, и так как то же имеет место у соответствующего конца естественного ряда растений, каждому станет понятно, что именно в конце лестницы как животного, так и растительного царства природа начала создавать и непрерывно создает и сейчас первичные зачатки своих живых созданий. Кто не видит, что усовершенствование организации тех первичных форм жизни, развитию которых благоприятствовали обстоятельства, постепенно и на протяжении долгого времени должно было дать начало всем степеням совершенства и всем степеням сложности организации, в результате чего образовалось все это множество и разнообразие живых существ,  {75}  которыми наполнена или покрыта почти вся поверхность нашей планеты?

В самом деле, если процесс жизни имеет тенденцию развивать организацию и даже усложнять и умножать органы, как это доказывается сравнением состояния животного в момент рождения с тем [его состоянием], когда оно достигает предела, при котором его органы, начав разрушаться, перестают развивать новые формы; если, далее, каждый отдельный орган претерпевает заметные изменения соответственно степени и характеру его упражнения, как это было показано мною на примерах, то вы поймете, что, спустившись к тому концу цепи животных, где находятся самые простые по организации тела, вы должны будете встретить среди них существа настолько несовершеннные, что они вполне могли оказаться в пределах созидающего могущества природы. Сама природа, иными словами — существующее состояние вещей могло непосредственно создать первые зачатки организации, чтобы затем в самом процессе жизни и с помощью обстоятельств, благоприятствующих ее длительности, постепенно усовершенствовать свое созидание и привести все тела к тому состоянию, в каком мы их видим теперь^5Х.

За недостатком времени я лишен возможности ознакомить вас с результатами моих исследований, касающихся этого интересного предмета, и рассмотреть здесь:

1) в чем действительно заключается сущность жизни?

2) каким образом природа собственными силами создает первые зачатки организации в пригодных для этого скоплениях вещества, до того лишенных всякой организации?

3) каким образом органическое или жизненное движение возбуждается и поддерживается природой при помощи деятельного и стимулирующего начала, всегда в изобилии имеющегося в ее распоряжении при определенного рода климате и в определенные времена года?

4) наконец, каким образом это органическое движение, влияя своей продолжительностью и силой множества обстоятельств, видоизменяющих его результаты, постепенно слагает, развивает и усложняет органы живых тел?  {76} 

Такова, без сомнения, была воля бесконечной мудрости, властвующей над всей природой, и таков в действительности порядок вещей, ясно указываемый наблюдением над всеми относящимися сюда фактами.

Конец вступительной лекции и первой
части «Исследований [об организации
живых тел]».

ПРИЛОЖЕНИЕ

О видах среди живых тел

Я долгое время думал, что в природе существуют постоянные виды и что эти виды состоят из особей, принадлежащих к каждому из них.

Теперь я убедился, что я ошибался в этом отношении и что в действительности в природе существуют только особи⁵².

Причиной этого заблуждения, которое я разделял со многими натуралистами, придерживающимися его и до настоящего времени, является чрезвычайно большая по сравнению с нашей жизнью длительность одного и того же состояния вещей в каждой местности, где обитает каждое живое тело. Однако это постоянство одного и того же состояния вещей для каждого места имеет предел, и по прошествии долгого времени в каждой точке поверхности земного шара происходят перемены, которые изменяют все условия существования для населяющих их живых тел.

В самом деле, мы можем теперь утверждать, что ничто не сохраняется в одном и том же состоянии на поверхности земного шара. Всё с течением времени претерпевает здесь различные изменения — то более, то менее быстрые, в зависимости от природы предметов и обстоятельств. Места возвышенные непрерывно опускаются, а все отделившиеся от них части переносятся в низменные места. Русла  {77}  больших и малых рек и даже морское дно незаметно перемещаются, меняется также и климат^*, словом — все на поверхности земли постепенно изменяет положение, форму, природу и внешний вид. Вот о чем свидетельствуют все ставшие нам известными факты; достаточно их внимательно наблюдать, чтобы в этом убедиться.

И вот, если у живых тел различие условий существования влечет за собой различие в привычках и в образе жизни и, как следствие этого, вызывает видоизменения их органов и формы их частей, то необходимо допустить, что всякое живое тело должно незаметно изменять свою организацию и свою форму.

Все изменения, претерпеваемые всяким живым телом под влиянием изменения условий, воздействующих на его природу, без сомнения передаются потомству. Но так как неизбежно происходят новые изменения, то, как бы медленно они ни протекали, не только постоянно будут возникать новые виды, новые роды и даже новые отряды, но и каждый вид будет сам изменяться в какой-либо части своей организации и своей формы.

Я очень хорошо знаю, что в данном отношении видимое постоянство представляется нам постоянством абсолютным, хотя его нет в действительности, ибо даже целый ряд веков может оказаться недостаточным для того, чтобы изменения, о которых я говорю, оказались настолько значительными, чтобы мы могли их заметить. Так, будут утверждать, что фламинго (phoenicopterus) всегда имел такие же длинные ноги и такую же длинную шею, как те особи, которых мы знаем, и что все животные, история которых на протяжении двух или трех тысяч лет нам известна, остались такими же, какими были, и ничего не утратили и ничего не приобрели в отношении совершенствования своих органов или формы частей своего тела. Можно с уверенностью сказать, что эта видимость постоянства вещей в природе всегда будет приниматься рядовым человеком за реальность, так как люди вообще судят обо всем применительно к себе.  {78} 

Но, повторяю, этот образ мыслей, обусловивший вышеуказанное заблуждение, имеет своим источником ту великую медленность, с которой совершаются изменения в природе. Уделив немного внимания фактам, на которых я сейчас намерен остановиться, вы вполне убедитесь в справедливости моего утверждения.

То, что природа осуществляет в течение долгого времени, мы сами делаем изо дня в день, изменяя внезапно для какого-нибудь живого тела те условия, в которых находится оно само и все особи его вида.

Каждому ботанику известно, что растения, перенесенные в целях разведения с их родины в сады, мало-помалу настолько изменяются, что делаются в конце концов совершенно неузнаваемыми. Многие растения, имеющие в естественных условиях густое опушение, становятся гладкими или почти гладкими; значительное число стелющихся и ползающих растений приобретает прямостоячий стебель; некоторые теряют шипы или колючки, и даже размеры частей неминуемо изменяются под влиянием условий нового места обитания. Все это настолько известно, что, за исключением тех случаев, когда дело идет о растениях, лишь недавно введенных в культуру, ботаники неохотно описывают их. Не человек ли придал культурной пшенице (triticum sativum) то состояние, в котором мы встречаем это растение теперь,— факт, которому я не мог поверить прежде? Пусть скажут мне, где подобное ему растение теперь встречается в природе?

К этим хорошо известным фактам я добавлю другие, еще более замечательные, показывающие, насколько изменение обстоятельств влечет за собой изменение частей живых тел.

Когда водяной лютик (ranunculus aquatilis) обитает в глубоких водах, то все, что требуется для его произрастания,— это чтобы концы его побегов пришли в соприкосновение с поверхностью воды, где они зацветают. При этом все листья растения будут мелко рассеченными^*. Если то же растение находится в мелких водах, стебли  {79}  могут вырасти настолько, что верхние листья приобретают возможность развиваться вне воды; в этих условиях только нижние листья окажутся рассеченными на нитевидные доли, между тем как верхние листья будут простыми, полукруглыми и несколько лопастными^*. Но это еще не все: если семена того же растении попадут в канаву, в которой воды или влажности содержится лишь столько, чтобы семена могли прорасти, то все листья будут развиваться на воздухе, и тогда ни один из них не будет разделен на нитевидные доли. Получится ranunculus hederaceus, который ботаники считают самостоятельным видом⁵³.

Приведем еще одно яркое доказательство влияния изменения условий на растение, которое такому изменению подвергается. Наблюдалось, что, когда пучки ситника лягушечьего (juncus Buffonius) произрастают где-нибудь около канавы с водой, вблизи болота и т. п., растение образует многочисленные нитевидные, полегающие в воде побеги, которые видоизменяют свою форму, становятся расстилающимися и ветвистыми, совершенно непохожими на juncus bufonius, произрастающий вне воды. Это растение, изменившееся под влиянием вышеописанных обстоятельств, приняли за особый вид⁵⁴, получивший название juncus supinus de Rotte^**.

Я мог бы привести очень много примеров для доказательства того, что изменение условий, в которых находятся живые тела, неизбежно влечет за собой изменение воздействия, испытываемого ими со стороны всего, что их окружает и что на них влияет и столь же неизбежно видоизменяет их размер, форму и различные их органы.

Таким образом, что касается живых тел, то в природе, с моей точки зрения, представлены собственно лишь особи, сменяющие друг друга из поколения в поколение.

Тем не менее, чтобы облегчить изучение и познание этих живых тел, я сохраняю название вида для всякого собрания особей, которые в течение длительного периода времени остаются настолько похожими  {80}  друг на друга во всех своих частях, при сравнении последних между собой, что различия, обнаруживаемые между этими особями, весьма незначительны и носят случайный характер, а у растений, при воспроизведении их семенами, они и вовсе исчезают.

Но, помимо того, что по прошествии долгого времени изменяется вся совокупность индивидуумов того или иного вида, поскольку изменяются обстоятельства, на них воздействующие, те из этих особей, которые по каким-либо причинам оказываются перенесенными в условия, сильно отличающиеся от тех, в которых еще пребывают все прочие особи этого вида, непрерывно подвергаются здесь новым влияниям, приобретают новые формы в результате длительной привычки к этим новым условиям существования и тогда образуют новый вид, состоящий из всех особей, находящихся в одинаковых с ними условиях. Вот верная картина того, что происходит в этом отношении в природе и что могло быть раскрыто только путем наблюдения над ее действиями.

ВСТУПИТЕЛЬНАЯ ЛЕКЦИЯ К КУРСУ ЗООЛОГИИ,

прочитанная в прериале 11-го года Республики [1803 г.]
в Музее естественной истории по вопросу:

Что такое вид среди живых тел?⁵⁵

Граждане!

Слушая курс зоологии беспозвоночных животных, который я намерен прочитать в этой аудитории, вы, без сомнения, ожидаете получить представление об огромном ряде своеобразных животных, составляющих этот большой раздел животного царства; вы надеетесь определить его объем по сравнению с другими разделами зоологии, хорошо изучить различные группы, созданные натуралистами на основе наблюдений и исследований и путем расчленения, если так можно выразиться, этого удивительного ряда или выделения в нем на известном расстоянии друг от друга обособленных частей; наконец, вы предполагаете ознакомиться с общими и частными признаками, которыми пользуются для распознавания стольких несходных между собой животных.

Но ваша цель, разумеется, состоит не в том, чтобы ограничиться изучением огромного множества различных признаков, служащих для различения этих животных, не в том, чтобы истощать свои силы, направляя свое внимание исключительно на бесчисленные и подчас чересчур мелкие детали, необходимые, правда, для установления столь многочисленных отличий, словом — не в том, чтобы расточать  {82}  все ваше время и ваши силы на удержание в памяти необъятной и изменчивой номенклатуры, которой пользуются для обозначения этого чудовищного количества животных, разделяемых на огромное число видов, между тем как вполне достаточно, чтобы все эти определения были закреплены в книгах.

Вас, вероятно, увлекает цель более высокая, более достойная вас и более благоприятствующая получению знаний, к которым вы стремитесь, цель, которая одна только и может поддержать вас в предстоящих долгих занятиях. Вы стремитесь, конечно, к познанию самой природы при помощи стольких построений; вы пытаетесь охватить умственным взором ее удивительное и непреложное движение вперед. И вот, направив затем вашу мысль на то, что относится к творчеству человека, и на те средства, которые его изобретательность подсказала ему, чтобы он мог осознать себя среди лабиринта столь многочисленных и столь многообразных созданий природы, вы уже не смешаете теперь то, что создано самой природой, с тем, что является результатом искусственных построений. Вы можете углубиться и погрузиться в изучение классов, отрядов, родов и даже наиболее интересных видов, ибо это будет вам полезно, но вы никогда не должны забывать, что все эти деления, без которых мы не можем обойтись, искусственны и что природа не знает ни одного из них.

Во вступительной лекции к моему курсу прошлого года, стремясь расширить ваш кругозор и направить вашу мысль на изучение самой природы, вместо того чтобы ограничить их простым рассмотрением установленных делений, и желая показать вам все то, что мне удалось раскрыть в непрерывном поступательном движении природы, я пытался убедить вас в том, что только в самой организации животных следует искать обоснование естественных отношений, которые одних животных сближают между собой, а других, в силу разного рода отличий, соответственно отдаляют друг от друга.

Я пытался описать вам различные системы организации, встречающиеся в животном царстве и кажущиеся нам в большей или меньшей степени обособленными лишь вследствие ограниченности наших познаний о всей совокупности существующих животных, хотя  {83}  в действительности эти системы [организации] постепенно переходят одна в другую, как бы сливаются, образуя ряд безукоризненно простой, состоящий из последовательных, однако не всегда правильных ступеней.

Наконец, я пытался показать вам на примере наиболее хорошо изученных фактов, касающихся организации животных, что огромный ряд животных, созданных природой, представляет явную, но с неправильными переходами, деградацию в сложности организации, начиная от того конца, где помещаются наиболее совершенные животные, и кончая тем, где находятся самые несовершенные или самые простые из этих живых тел.

Сегодня, после того как я напомнил вам некоторые существенные соображения, лежащие в основе этой великой истины, и показал вам главные средства, которыми располагает природа для создания и беспредельного изменения бесчисленных своих произведений; после того как я объяснил вам, что, осуществляя свою способность порождать и умножать живые тела, природа неизбежно идет от более простого к более сложному, постепенно и неощутимо усложняя организацию этих тел и состав их вещества, между тем как в телах неживых она неустанно разрушает всякую организацию и все предсуществующие соединения^*; после всех этих предварительных  {84}  рассуждений я перейду, наконец, к рассмотрению следующего важного вопроса естественной истории:

Что такое вид среди живых тел?

Если рассматривать различных животных, составляющих в целом животное царство, начиная с того конца, который представлен наиболее совершенными, наиболее одаренными способностями, следовательно наиболее сложно устроенными животными, и, пройдя затем последовательно по всем ступеням этого ряда, приблизиться к тому концу, которым этот ряд заканчивается, можно самым отчетливым образом обнаружить деградацию, выражающуюся в упрощении организации, уменьшении числа составляющих ее систем органов, наконец, в уменьшении числа способностей, которыми обладают индивидуумы. Эта деградация — факт, не подлежащий сомнению, опирающийся на множество данных, подтвержденных успехами сравнительной анатомии, и, тем не менее, не встретивший должного внимания.

Если, наоборот, обозревать этот ряд, начиная с того конца, где помещаются самые простые по организации, самые бедные по числу способностей и органов, словом — самые несовершенные во всех отношениях животные, то, по мере того как мы будем подыматься по ступеням этого ряда, нельзя не заметить подлинно нарастающего усложнения организации различных животных, составляющих этот ряд, и мы ясно увидим, как постепенно органы и способности этих существ умножаются и становятся более разнообразными поистине замечательным образом.  {85} 

Эти факты, однажды признанные, можно считать истинами, в некотором роде, вечными, ибо ничто не является здесь продуктом нашего воображения или наших произвольных утверждений. То, что я изложил, не опирается ни на какие бы то ни было системы, ни на какие-либо гипотезы. Это лишь весьма простые выводы, почерпнутые из наблюдений природы, и я не боюсь утверждать, что все то, что можно было бы придумать, руководствуясь теми или иными побуждениями, в целях опровержения этих великих истин, всегда разобьется об очевидность самих фактов.

К этим фактам следует прибавить три весьма важных положения, которые мною выведены из наблюдений и обоснование которых всегда будет признано теми, кто на них обратит внимание. Вот они. Во-первых: процесс жизнедеятельности и, следовательно, органического движения, являющегося ее движущей силой, непрерывно направлен не только на усложнение и развитие организации, по, помимо того, и на то, чтобы увеличить число органов и сосредоточить их в особых очагах.

Чтобы убедиться в том, что процесс жизнедеятельности направлен на усложнение и развитие организации, достаточно рассмотреть состояние органов у новорожденного животного и сравнить его с состоянием тех же органов у животного, достигшего того периода жизни, когда эти органы перестают развиваться. Мы увидим тогда всю обоснованность того закона организации, который я опубликовал в моих «Recherches sur les corps vivants», стр. 8, а именно:

Сущность движения флюидов в податливых частях живых тел, которые их содержат, состоит в том, чтобы проложить себе пути, создать места скопления и выхода, образовать каналы и, следовательно, различные органы, видоизменять эти каналы и эти органы по причине различия либо движений, либо природы флюидов, обусловливающих эти движения; наконец, в том, чтобы увеличить, удлинить, разделить и мало-помалу укрепить эти каналы и эти органы при помощи веществ, непрерывно образующихся и отделяющихся от движущихся флюидов, веществ, из которых одни ассимилируются и присоединяются к органам, в то время как другие выделяются наружу⁵⁷.  {86} 

Во-вторых: привычное употребление органа, особенно при сильном его упражнении, укрепляет этот орган, развивает его, увеличивает его размеры, повышает и расширяет его способности.

Этот второй закон о следствиях процесса жизнедеятельности давно уже был подмечен внимательными наблюдателями явлений, происходящих в живых телах.

В самом деле, известно, что всякий раз, когда орган (или система органов) сильно и длительно упражняется, не только увеличиваются и усиливаются его мощь и составляющие его части, но, как доказано, при этом данный орган (или данная система органов) привлекает к себе главные активные жизненные силы индивидуума, ибо при этих обстоятельствах этот орган или эта система органов становится причиной угасания функций прочих органов.

Таким образом, не только каждый орган и каждая часть тела как у человека, так и у животного приобретают при более длительном и более сильном упражнении, сравнительно с другими частями или органами, силу и легкость действия, которыми этот орган не обладал прежде и которыми никогда не обладают особи, меньше упражнявшие его, но, помимо того, постоянно наблюдается, что усиленное употребление какого-либо определенного органа вызывает угасание функций прочих органов и соответственно их ослабляет⁵⁸.

У человека, привычно и интенсивно упражняющего орган ума, последний сильно развивается, при этом увеличивается способность внимания, размышления и т. д., но тот же индивидуум [почти всегда] обладает немощным желудком и очень ограниченной мышечной силой. Наоборот, тот, кто мало мыслит и лишь слегка и не надолго напрягает свое внимание, но кто постоянно и интенсивно упражняет свои мышечные органы, бывает сильным, обладает превосходным желудком и вовсе не вынужден соблюдать умеренность ученого или писателя.

Более того: при длительном и сильном упражнении органа или системы органов активные силы жизни (нервный флюид), согласно моим взглядам, приобретают такую привычку направляться к данному органу, что создают у индивидуума склонность к повторному  {87}  упражнению последнего, склонность, которую трудно бывает победить.

Отсюда следует, что чем больше упражнять органы, тем более легким делается их употребление и тем сильнее в дальнейшем ощущается потребность пользоваться ими в периоды, когда они уже приведены в действие. Замечается также, что привычка к учению, напряженному вниманию, работе или ко всякому другому упражнению ряда наших органов или какого-нибудь одного из них с течением времени становится для индивидуума необходимой потребностью, а зачастую превращается в непобедимую страсть.

В-третьих: усилия, вызванные потребностью приобрести новые способности, при благоприятных обстоятельствах создают с течением времени новые органы, отвечающие этим способностям, а в дальнейшем эти органы развиваются благодаря длительному упражнению. Сколь важно это соображение и какой свет проливает оно, способствуя пониманию состояния организации различных существующих животных!

Конечно, опровергать обоснованность приведенного мною положения не станут люди, обладающие большим опытом в наблюдении природы и умеющие внимательно следить за тем, что происходит с живыми телами (растениями и животными), когда под влиянием существенных изменений окружающих условий и образа жизни отдельные особи и вся порода вынуждены приобретать новые привычки.

Им не трудно будет убедиться в правильности того, что уже было опубликовано мною по этому поводу^*, а именно:

1. Состояние организации каждого живого тела было достигнуто мало-помалу благодаря нарастающему влиянию движения флюидов, с одной стороны, и с другой — тех изменений, которые эти флюиды претерпели в результате изменения условий как в своем движении, так и в своей природе⁵⁹.

2. Каждая организация и каждая форма, приобретенные в  {88}  результате такого порядка вещей, а также обстоятельств, этому способствовавших, сохранялись и последовательно передавались путем размножения следующим поколениям, пока новые видоизменения этих систем организации и этих форм не были достигнуты тем же путем под влиянием новых обстоятельств.

3. Наконец, благодаря непрерывному совместному действию этих причин или этих законов природы и почти беспредельному разнообразию обстоятельств, воздействующих в течение длительного периода времени, последовательно были созданы живые тела всех существующих порядков.

Я счел необходимым напомнить вам яти важные положения, с которыми я вкратце ознакомил вас еще в прошлом году и которые по большей части включены мною в различные мои работы. Я делаю это потому, что они будут вам полезны, как вы это увидите, при разрешении проблемы, весьма интересующей натуралистов,— проблемы определения вида среди живых тел.

В самом деле: подымаясь по лестнице животных от мельчайшего животного, наиболее простого по организации, например монады, повидимому являющейся не более, чем оживотворенной точкой, и дойдя до наиболее совершенных животных, т. е. животных, имеющих наиболее сложную организацию, словом — до млекопитающих, вы заметите в различных группах, из которых состоит этот обширный ряд, постепенную, хотя и не всегда правильную градацию, проявляющуюся в усложнении организации и в возрастании числа способностей. Не следует ли отсюда с полной очевидностью, что природа, если она действительно столь могущественна, чтобы вызвать к жизни все организованные тела, не могла создать их иначе, как начав с самых простых из них, и что первыми непосредственно созданными ею животными могли быть только те, как я их называю, зачатки животной жизни, т. е. те почти не поддающиеся наблюдению и как бы бесплотные мельчайшие существа, которые внезапно и в огромном количестве образуются в некоторых местах и при определенных обстоятельствах, между тем как при противоположных обстоятельствах все они окончательно погибают?  {89} 

Не очевидно ни, что в силу законов организации, только что мною изложенных, и при помощи различных способов размножения, обусловленных ею, природа при благоприятных условиях времени, места и климата умножила эти первые зачатки животной природы, обусловила развитие их организации и постепенно сделала более долговечными те существа, которые от них произошли; наконец, увеличила число и разнообразие их частей? В дальнейшем, постоянно сохраняя приобретенные достижения организации путем воспроизведения особей и смены поколений, пользуясь медленными, но непрерывно действующими изменениями обстоятельств, и с помощью длительного времени природа мало-помалу создала тот порядок вещей, который мы в настоящее время наблюдаем.

Сколько величия в этой мысли и как далека она от всего того, что думали обо всем этом прежде! Возможно, что удивление, которое новизна и оригинальность этой мысли вызовут у вас, заставят вас на первых порах повременить с окончательным суждением о пей. Но наблюдения, которые ее породили, теперь полностью подтвердились, а факты, на которых она основывается, сохранили свою силу и беспрестанно повторяются. И вот, так как эта мысль открывает обширное поле для ваших занятий и для ваших самостоятельных исследований, я призываю вас высказаться об этом важном предмете после того, как вы в достаточной мере изучите и проследите все относящиеся сюда факты.

Если среди живых тел действительно существуют такие, изучение организации которых и всех обусловленных ею явлений может дать нам понятие о могуществе природы и объяснить все действия, связанные с возникновением этих живых тел и претерпеваемыми ими изменениями, то тела эти, несомненно, следует искать среди двух последних классов обоих органических царств (животных и растений). Самые яркие факты и самые убедительные наблюдения, касающиеся происхождения этих тел, их воспроизведения, их удивительного многообразия, наконец образования и развития различных их органов, словом — всего того, что совершается при участии и с помощью  {90}  смены поколений, времени и обстоятельств,— все эти факты и наблюдения, повторяю, можно собрать, изучая классы, охватывающие живые тела с наименее сложной организацией.

Именно среди этих наиболее многочисленных и наиболее распространенных в природе, наиболее быстро и легко размножающихся живых тел можно найти самые поучительные факты, освещающие пути природы и те средства, которые она употребила, чтобы создать свои бесчисленные произведения. Отсюда понятно, что в царстве животных наше внимание должно быть направлено главным образом на изучение беспозвоночных животных, ибо их огромная численность, причудливое многообразие их систем организации и их способов размножения, наконец возрастающее упрощение организации и чрезвычайная недолговечность существ, составляющих последние отряды этих животных, показывают нам особенно наглядно истинный путь природы и те средства, которыми она пользовалась и которыми она непрерывно пользуется и по сей день, чтобы дать бытие всем известным нам живым телам.

Пути и средства природы, несомненно, оставались теми же и при создании различных ныне существующих растений.

В самом деле, не следует думать, как это неуместно и необоснованно утверждали некоторые натуралисты, что растения являются телами более простыми по своей организации, нежели самые несовершенные животные. Это — самое настоящее заблуждение, которое полностью опровергается наблюдениями.

Вероятно, всякое растительное вещество содержит меньшее число основных начал, чем всякое или, по крайней мере, большая часть веществ животного происхождения. Но вещество, из которого состоит живое тело, и организация этого тела — две совершенно различные вещи.

И у растений, так же как и у животных, существует подлинная градация в сложности их организации, начиная от растения наиболее простого по организации и по характеру его частей и кончая растением, обладающим наиболее сложной организацией и наиболее отличающимися друг от друга частями.  {91} 

Если вообще допустимо сближать растения с животными иди хотя бы сравнивать их между собой, то лишь сопоставляя наиболее просто организованные растения, например грибы и водоросли, с самым несовершенным животным, например полипами, особенно аморфными полипами⁶⁰, составляющими последний отряд их.

Теперь, когда для нас вполне ясно, что, для того чтобы вызвать к жизни животных всех классов, всех отрядов и всех родов, природа должна была начать с создания самых простых по организации, самых бедных по числу частей и способностей, самых нестойких по составу, самых недолговечных и отличающихся наибольшей быстротой и легкостью размножения; когда среди аморфных, или микроскопических, полипов мы действительно встречаем поразительные примеры упрощения организации и указание на то, что только среди них находятся удивительные первичные зачатки животной природы;

теперь, когда нам известны основные законы организации, сущность процесса жизни, влияние движения флюидов в податливых частях организованных тел, а также способность живых тел сохранять в потомстве приобретенные изменения в строении органов;

теперь, когда, опираясь на многочисленные наблюдения, мы знаем, что с помощью длительного времени и под влиянием изменения условий места обитания, климата и, следовательно, привычек организация животных непрерывно усложнялась, а разнообразие ее частей соответственно возрастало, в результате чего могли последовательно образоваться все известные нам животные такими, какими мы видим их в настоящее время,— теперь становится, наконец, возможным найти решение следующего вопроса:

Что такое вид среди живых тел?

Всякий, кто много занимался изучением естественной истории, знает, какие серьезные затруднения испытывают в настоящее время натуралисты, когда пытаются определить, что, собственно, следует понимать под словом вид.

И действительно, наблюдения уже давно обнаружили и теперь еще часто показывают, что существуют собрания особей, настолько  {92}  похожих друг на друга по своей организации и по совокупности своих частей, что каждое такое собрание сходных между собой особей можно было бы без колебаний рассматривать как отдельный вид.

Основываясь на этом допущении, стали называть видом всякое собрание сходных или почти сходных между собой особей, и было замечено, что размножение этих особей сохраняет и продолжает вид путем непрерывного воспроизведения подобных особей.

Вскоре после этого утвердилось мнение, что каждый вид неизменен, обладает такой же древностью, как природа, и что он возник в результате отдельного творческого акта, по воле верховного творца всего сущего.

Без сомнения, все существует лишь по воле всемогущего творца всех вещей.

Но можем ли мы предписывать ему правила и указывать способы для выполнения его воли, когда нам дозволено лишь познавать эту волю наблюдением его деяний? Разве безграничное могущество творца не могло создать порядок вещей, обусловивший постепенное возникновение всего того, что мы видим, и того, что существует в действительности, но чего мы не знаем?

Безусловно, какова бы ни была его воля, безмерное могущество творца остается всегда неизменным; каким бы образом ни проявила себя эта высшая воля, ничто не в силах умалить ее величие.

И вот, почитая законы этой бесконечной мудрости, я ограничусь ролью простого наблюдателя природы. И если мне будет дано хоть отчасти постичь путь, которым шла природа, создавая свои произведения, я скажу, не боясь ошибиться, что творцу было угодно одарить ее этой способностью и этим могуществом⁶¹.

Сложившееся понятие вида среди живых тел было достаточно простым и доступным пониманию, а неизменное сходство формы особей, сохраняемое путем воспроизведения или размножения, казалось бы, вполне подтверждало его. В таком свете нам представляются еще и теперь очень многие из этих так называемых видов, постоянно наблюдаемых нами.  {93} 

Между тем, чем дальше мы продвигаемся вперед в изучении различных организованных тел, населяющих почти все части земной поверхности, тем больше растут трудности, с которыми мы сталкиваемся при попытках определить, что, собственно, следует считать видом, и в еще большей мере — при установлении границ и различении родов.

По мере того как мы обнаруживаем новые создания природы, по мере того как обогащаются наши коллекции, мы видим, что почти все пробелы заполняются и что наши разграничительные линии стираются. Мы вынуждены прибегать к произвольным определениям, заставляющим то считать мельчайшие различия разновидностей видовыми признаками, то признавать разновидностью того или иного вида тех особей, которые лишь незначительно отличаются от прочих и которые рассматриваются другими [натуралистами] как самостоятельный вид.

Повторяю: чем богаче становятся наши коллекции, тем больше появляется у нас доказательств того, что везде существуют более или менее постепенные переходы, что резкие различия постепенно исчезают и что чаще всего природа не оставляет нам для установления различий ничего, кроме самых незначительных и, так сказать, несущественных особенностей.

Как много среди животных и растений родов, настолько обширных по числу входящих в них видов, что изучение и определение этих видов стало почти невыполнимой задачей! Будучи расположены в ряд и сгруппированы соответственно их естественным отношениям, одни виды этих родов так мало отличаются от других — соседних видов, что они как бы постепенно переходят друг в друга, как бы сливаются, не оставляя нам почти никаких средств для того, чтобы выразить словами имеющиеся между ними незначительные различия.

Только тот, кто долго и усердно занимался определением видов и изучал обширные коллекции, знает, как незаметно виды, установленные среди живых тел, сливаются и переходят друг в друга. Только тот мог убедиться, что всюду, где нам кажется, что тот или иной вид стоит как бы особняком, это происходит лишь потому, что недостает ближайших к нему, но нами пока еще не обнаруженных видов.  {94} 

Я не хочу тем самым сказать, что существующие животные образуют очень простой ряд с равномерными переходами на всем своем протяжении, но я утверждаю, что они образуют разветвленный, разделенный на неравномерные ступени ряд, в котором нет или, во всяком случае, не всегда имелась прерывистость, если вообще верно, что подобная прерывистость существует где-либо в пределах частей этого ряда. Отсюда следует, что виды, которыми заканчивается каждая ветвь общего ряда, примыкают, по крайней мере с одной стороны, к соседним видам, с которыми они связаны постепенными переходами. Вот то, что я имею возможность доказать на основании хорошо изученных фактов.

Мне не нужны для доказательства ни гипотезы, ни какие-либо особые предположения: каждый натуралист-наблюдатель подтвердит это.

Не только многие роды, но и целые отряды и иногда даже классы представляют собой почти законченные части порядка вещей, на который я указал.

Допустим теперь, что мы расположили виды в ряд соответственно их естественным отношениям. Если вы выберете теперь какой-нибудь вид и, пропустив несколько ближайших к нему видов, сравните его с каким-нибудь другим, находящимся от него на некотором расстоянии, то окажется, что эти два вида будут резко отличаться один от другого. Таким именно путем и началось наше знакомство с созданиями природы, оказавшимися в нашем поле зрения. В те времена установление родовых и видовых различий не было сопряжено с какими-либо трудностями. Но если в настоящее время, когда наши коллекции значительно обогатились, вы захотите обозреть ряд, о котором я говорил, начав с вида, выбранного вами сначала, и кончая другим выбранным вами видом, заметно отличающимся от первого, то вы придете к этому второму виду постепенно, через переходные формы, отличающиеся друг от друга лишь оттенками, даже не обнаружив при этом различий, заслуживающих упоминания.

Я спрашиваю вас: найдется ли опытный зоолог или ботаник, который не уверовал бы в истинность того, что я вам изложил?  {95} 

Можно ли в самом деле изучить в настоящее время и точно определить виды среди этого множества известных животных: полипов всех отрядов, лучистых, червей, а в особенности насекомых, где одни только роды дневных и ночных бабочек, молей, мух, наездников, долгоносиков, усачей, навозников, бронзовок и т. д. содержат столько близких видов, связанных друг с другом незаметными переходами и почти сливающихся по своим признакам!

Какое неисчислимое множество ракушек со всех частей суши, со всех морей доставляют нам моллюски! Эти ракушки как бы насмехаются над нашими способами различения, превышая наши возможности в этом отношении!

Подымитесь [по ступеням естественного ряда] до рыб, рептилий, птиц и даже млекопитающих и вы увидите везде, если оставить в стороне пробелы, которые еще не заполнены, переходные формы, связывающие между собой соседние виды и даже роды, а это, несмотря на всю нашу изобретательность, лишает нас возможности установить четкие отличительные признаки.

А разве в ботанике, изучающей естественный ряд растений, не наблюдается в различных ее разделах такое же положение вещей?

В самом деле, с какими трудностями сопряжено в настоящее время изучение и определение видов таких, например, родов, как lichen, fucus, carex, poa, piper, euphorbia, erica, hieracium, solanum, geranium, mimosa и т. д.⁶².

В период установления этих родов известно было лишь очень небольшое число относящихся к ним видов, и поэтому их легко было различать; но в настоящее время, когда почти все пробелы между видами заполнены, наши видовые признаки неизбежно измельчали и в большинстве случаев они уже недостаточны.

Установив окончательно это положение вещей, посмотрим, каковы были причины, которые могли его обусловить, исследуем, обладает ли сама природа средствами для этого и не может ли в этом отношении пролить некоторый свет наблюдение.

Многочисленные факты показывают, что, когда индивидуумы какого-нибудь вида меняют место обитания, климат, образ жизни  {96}  или привычки, они претерпевают воздействия, мало-помалу изменяющие характер и соотношения их частей, форму, способности и даже самую организацию, так что всё в них с течением времени носит на себе отпечаток тех изменений, которые они испытали.

Резкая перемена в условиях места обитания, в положении и характере местности при одинаковом климате на первых порах просто видоизменяет индивидуумов, попавших в эти новые условия, но с течением времени непрерывное действие этих новых условий на данных индивидуумов, продолжающих здесь жить и размножаться, вызывает у них появление таких особенностей, которые становятся, так сказать, их существенными свойствами, так что после длинного ряда сменяющих друг друга поколений эти индивидуумы, первоначально принадлежащие к одному какому-нибудь виду, в конце концов превращаются в новый вид, отличный от первого.

Предположим, например, что семена злака или какого-нибудь другого растения, произрастающего на влажных лугах, в силу каких-нибудь обстоятельств оказываются перенесенными на склон соседнего холма, где почва, несмотря на то, что это место более возвышенное, обладает достаточной влажностью, чтобы растение могло произрастать в этих условиях. Предположим далее, что, прожив здесь долгое время и дав ряд поколений, растение постепенно достигнет сухой, почти безводной почвы косогора. Если растение приживется здесь и сохранится в течение ряда поколений, оно окажется настолько изменившимся, что ботаники, встретив его, сочтут его за особый вид.

То же имеет место и у животных, вынужденных в силу каких-либо обстоятельств переменить климат, образ жизни и привычки. Однако у животных влияние причин, о которых я только что упоминал, должно быть еще более длительным, чем у растений, чтобы привести к заметному изменению особей, но тем не менее эти изменения в конце концов происходят.

Мысль определить словом вид собрание сходных между собой особей, которые при размножении дают подобное себе потомство, следовательно сохраняются в неизменном состоянии с тех пор, пока существует природа, связана была с необходимостью признать, что особи  {97}  одного какого-либо вида не могут скрещиваться с особями другого вида.

К сожалению, наблюдение доказало и продолжает ежедневно доказывать, что это соображение совершенно не обосновано, ибо гибриды, весьма распространенные среди растений, а также многочисленные примеры скрещивания особей, принадлежащих к весьма далеким друг от друга видам у животных, показали, что границы между этими якобы постоянными видами не столь незыблемы, как прежде думали⁶³.

Правда, зачастую, в особенности если различия между видами очень велики, эти странные скрещивания оказываются безрезультатными или же происшедшие таким путем индивидуумы бывают обычно бесплодными. Известно, впрочем, что там, где эти различия не столь велики, указанные недостатки не имеют места. Однако этого средства вполне достаточно, чтобы постепенно создать разновидности, которые в дальнейшем становятся породами, а с течением времени образуют то, что мы называем видом.

Чтобы судить о том, имеет ли сложившееся понятие вида реальное обоснование, вернемся к положениям, высказанным мною выше. Они показывают следующее.

1. Все организованные тела земного шара являются подлинными произведениями природы, которые она создавала постепенно в продолжение долгого времени.

2. В своем поступательном движении природа начала с образования наиболее просто организованных тел и продолжает делать это и в настоящее время; непосредственно она создает только эти тела, т, е. первые зачатки организации, которые неудачно именуются самопроизвольными зарождениями.

3. После того как в подходящем месте и при соответствующих условиях образовались первые зачатки животной и растительной природы и у них установились способности зарождающейся жизни и органического движения, они в силу необходимости постепенно развили органы, которые так же, как и части тела [этих существ], с течением времени и при благоприятствующих этому обстоятельствах видоизменялись.  {98} 

4. Способность к росту каждой части организованного тела, будучи неотъемлемым свойством первых проявлений жизни, дала начало различным способам размножения и воспроизведения особей, и вследствие этого сохранялись достигнутые усовершенствования в строении, форме, а также разнообразии частей.

5. Все существующие в настоящее время живые тела достигли того состояния, в каком мы их видим теперь, не сразу, но постепенно, при помощи достаточно длительного времени, благоприятствующих этому обстоятельств и последовательных изменений, происходивших во всех точках земной поверхности, словом — в результате воздействия новых условий места обитания и новых привычек, изменяющих органы тел, наделенных жизнью.

6. Наконец, в результате подобного порядка вещей, при котором все живые тела должны были испытать большие или меньшие изменения в состоянии своей организации и своих частей, так называемые виды среди них образовались постепенно, одни за другими. Эти виды обладают лишь относительным постоянством и не могут быть столь же древними, как природа.

Но, могут нам возразить, если предположить, что при помощи длительного времени и путем бесконечного изменения обстоятельств природа постепенно создала всевозможных известных нам животных, то не может ли быть опровергнуто это предположение простым соображением о том удивительном разнообразии инстинктов у различных животных и о тех чудесах всякого рода, которые нам раскрывают многообразные проявления их индустрии⁶⁴.

Осмелится ли кто-нибудь пойти в своих умозаключениях так далеко, чтобы утверждать, что природа собственными силами создала это удивительное разнообразие средств, все эти проявления хитрости, ловкости, осторожности, терпения, примерами которых изобилует индустрия животных? Разве все то, что мы наблюдаем в этом отношении в одном только классе насекомых, не превышает в тысячу раз те доказательства, которые необходимы, чтобы убедить нас в том, что ограниченные возможности природы не позволяют ей произвести самостоятельно столько чудес, и чтобы заставить самого  {99}  упрямого философа признать, что здесь была необходима воля верховного творца всего существующего и что одной только его воли было достаточно для сотворения стольких удивительных вещей?

Несомненно, было бы дерзостью, вернее — полным безрассудством, пытаться установить границы могущества верховного творца всех вещей, и уже в силу одного этого никто не осмелится сказать, что это безграничное могущество могло не пожелать того, что сама природа выполняет как его волю^61а.

Если я признал, что природа сама производит все эти чудеса, о которых была речь, что она создает организацию, жизнь, даже чувство, что она в неизвестных для нас пределах увеличивает число и разнообразие органов и способностей организованных тел, жизнь которых она поддерживает или продолжает; если я признал, что она создает у животных при помощи одних только потребностей, устанавливающих привычки и управляющих ими, источник всех их действий, начиная от самых простых и кончая теми сложными, которые составляют инстинкт, индустрию и, наконец, способность суждения,— не должен ли я усмотреть в этом могуществе природы, т. е. в этом порядке существующих вещей, выполнение воли великого творца, которому, быть может, угодно было одарить ее этим могуществом?

Должен ли я меньше преклоняться перед беспредельным величием этой первопричины всех вещей лишь потому, что ей угодно было установить этот порядок вещей, чем в том случае, если бы, многократно проявляя свою могущественную волю, она была бы сверх того еще непрерывно занята раньше и теперь деталями всех отдельных творений, всех изменений, всякого развития и усовершенствования, всех разрушений и восстановлений, словом — деталями всех превращений, которым вообще подвержены все существующие вещи?

Я надеюсь доказать в моей «Biologies»⁶⁵, что природа обладает благодаря присущим ей способностям всем, что необходимо для того, чтобы произвести собственными силами то, перед чем мы в ней  {100}  преклоняемся. На этом вопросе я остановлюсь там подробнее, ибо здесь я лишен возможности сделать это.

Между тем приводят в качестве возражения, что все наши наблюдения, касающиеся состояния живых тел, якобы свидетельствуют о сохранности и о неизменном постоянстве их формы. Полагают, что все животные, история которых на протяжении двух или трех тысяч лет известна нам, нисколько не изменились, т. е. ничего не утратили и ничего не приобрели ни в отношении совершенствования своих органов, ни в отношении формы своих частей.

Помимо того, что это кажущееся постоянство с давних пор считалось непреложной истиной, в «Отчете об естественноисторических коллекциях, вывезенных из Египта Жоффруа»⁶⁶, в последнее время была сделана попытка привести особые доказательства в пользу этого взгляда. Докладчики^* высказываются там следующим образом:

«Особенность данной коллекции заключается прежде всего в том, что она охватывает животных, можно сказать, всех веков. С давних пор стремились узнать, изменяют ли виды свою форму на протяжении времени. Этот вопрос, который может показаться праздным, имеет между тем весьма существенное значение для истории земли и, следовательно, для решения тысячи других вопросов, в том числе вопросов, связанных с самыми важными предметами религиозного культа.

Никогда еще не было более подходящего случая решить этот вопрос б отношении большого числа достопримечательных видов, как и в отношении многих тысяч других. Невольно рождается мысль, что суеверия древних египтян были внушены им самой природой, с целью оставить памятник их истории...».

«Невозможно,— продолжают докладчики, — умерить полет воображения при виде какого-нибудь прекрасно распознаваемого  {101}  животного, сохранившегося с мельчайшими его косточками и волосками, животного, которое две или три тысячи лет тому назад имело свои алтари и своих жрецов где-нибудь в Фивах или в Мемфисе. Однако, не предаваясь всевозможным размышлениям, вызываемым такого рода сопоставлениями, ограничимся выводом, который можно сделать из этой части коллекции Жоффруа, а именно, что животные эти совершенно подобны нынешним».

Я видел этих животных и верю в полное сходство их с ныне живущими особями тех же видов. Таким образом, животные, которым египтяне поклонялись и которых бальзамировали две или три тысячи лет тому назад, во всем подобны животным, в настоящее время обитающим в этой стране.

Но было бы весьма странно, если бы это было иначе: ведь положение Египта и его климат теперь почти те же, какими они были в ту эпоху. Следовательно, обитающие там животные не могли встретиться с необходимостью изменять свои привычки.

Поэтому приведенное наблюдение не содержит ничего, что противоречило бы соображениям, высказанным мною но этому вопросу, прежде всего — ничего такого, что доказывало бы, что животные, о которых идет речь, существовали в природе во все времена. Оно доказывает лишь то, что животные эти существовали в Египте две или три тысячи лет тому назад, и каждый, кто привык мало-мальски мыслить и умеет в то же время наблюдать оставленные природой памятники ее древности, легко оценит значение каких-нибудь двух-трех тысяч лет по сравнению с длительностью существования самой природы.

И вот, как я уже говорил об этом в другом месте, это видимое постоянство вещей в природе всегда будет приниматься профанами за действительное постоянство, так как обыкновенно люди судят обо всем только применительно к себе.

Человеку, являющемуся лишь [непосредственным] наблюдателем и судящему в данном вопросе только по тем изменениям, которые он сам замечает, промежутки времени между этими изменениями кажутся состояниями покоя, которые вследствие быстротечности  {102}  жизни индивидуумов его вида представляются ему бесконечными. Записи его наблюдений и те факты, которые ему удалось внести в спои книги, не простираются в глубь веков далее каких-нибудь нескольких тысяч лет (трех-пяти тысяч), что является ничтожно малым сроком по сравнению с периодами времени, на протяжении которых осуществляются великие перемены на поверхности земли. Все ему представляется постоянным на обитаемой им планете, и он готов отвергнуть все те свидетельства, на которые ему со всех сторон указывают памятники, повсюду разбросанные вокруг него или погребенные в земле, которую он попирает ногами. (См. «Annales du Museum d'hisloire naturelle», IV cahier, стр. 302 и 303).

Мне кажется, что я слышу, как маленькие насекомые, обитающие в углу какого-то здания, эти существа, жизнь которых длится один год, заняты обсуждением дошедших до них преданий, чтобы решить вопрос, как давно существует постройка, в которой они находятся. Дойдя в своей убогой генеалогии до 25-го поколения, они единодушно решат, что здание, дающее им пристанище,— вечно или, во всяком случае, существовало всегда: ведь они-то всегда видели его таким же, и им никогда не приходилось слышать о том, что оно когда-то было создано впервые⁶⁸. (Там же).

Величины пространства и времени относительны. Человек должен осознать эту истину, и тогда он будет осмотрительнее в своих суждениях относительно постоянства, которое он приписывает наблюдаемому состоянию вещей в природе. (Там же; см. также «Recherches sur l'organisation des corps vivants», приложение, стр. 141).

Чтобы признать незаметное превращение видов и изменения, претерпеваемые особями по мере того как им приходится изменять свои привычки или усваивать новые, мы не должны ограничиваться только теми выводами, которые нам позволяют делать наши наблюдения, охватывающие промежутки времени, слишком незначительные для того, чтобы мы могли обнаружить эти изменения. Помимо  {103}  этого индуктивного вывода, множество фактов, собранных на протяжении многих лет, освещают исследуемый мною вопрос в такой мере, что в нем не остается ничего неясного, и я могу сказать, что в настоящее время наши познания, опирающиеся на наблюдения, настолько подвинулись вперед, что решение, которое мы ищем, не заставит себя долго ждать.

В самом деле, помимо того, что нам известны влияние и результаты скрещивания особей, принадлежащих к различным видам, мы точно знаем теперь, что вынужденное и длительное изменение как в привычках и образе жизни у животных, так и в условиях места обитания, почвы и климата у растений вызывают у особей, подвергающихся этим влияниям, по прошествии достаточно долгого времени заметные изменения.

Животное, обитающее на равнине, привыкшее упражняться там на свободе в быстром беге и очутившееся взаперти в зверинце или в конюшне: птица, которую ее потребности заставляют беспрестанно пересекать обширные воздушные пространства, посаженная в клетку или в птичник, с течением времени сильнейшим образом изменяется, особенно после ряда поколений, продолжающих жить в условиях, вызвавших появление новых привычек.

Животное равнин в значительной мере теряет свою легкость и подвижность, толстеет, его члены становятся менее сильными и гибкими, его способности уже не те.

Птица делается неповоротливой, почти утрачивает способность летать, все ее тело становится более тучным.

Обратите внимание на наших грузных и плотно сложенных упряжных лошадей, эту особую породу, выведенную путем постоянного скрещивания их только между собой; обратите внимание, повторяю, на отличив их телосложения от формы тела стройных английских лошадей, с давних пор приученных к очень быстрому бегу, с их гибкой, вытянутой вперед шеей. Обратите внимание на влияние различных привычек у тех и у других и сделайте вывод. Попытайтесь найти эти формы где-нибудь в природных условиях! Найдите  {104}  наших петуха и курицу в том состоянии, в каком мы их видим теперь, или какую-нибудь из различных пород, выведенных нами путем скрещивания между собой разновидностей, разводимых в разных странах, где они в свою очередь являются одомашненными породами. Попытайтесь найти в природе различные породы наших домашних голубей, собак и т. д.

А разве наши культурные сорта плодов, пшеница, капуста, латук и т. д.— не что иное, как результат изменений, вызванных нами у этих растений путем искусственного изменения условий их существования? Попытайтесь найти их теперь в таком же состоянии где-нибудь в природе!⁶⁹

Ко всем этим неоспоримым фактам прибавьте соображения, изложенные мною в моем сочинении «Recherches sur l'organisation des corps vivants», стр. 56 и след., и сделайте вывод.

Итак, природа, как я уже говорил, показывает нам среди живых тел только особей, последовательно сменяющих друг друга из поколения в поколение и происходящих одни от других. Виды среди них обладают лишь относительным постоянством, а неизменность их носит только временный характер.

Тем не менее, чтобы облегчить изучение и познание такого большого количества различных тел, полезно обозначить словом вид всякую группу сходных особей, которые сохраняются из поколения в поколение в неизменном состоянии до тех пор, пока условия их существования не изменятся настолько, чтобы вызвать изменения в их привычках, их признаках и их форме.

Такова, граждане, верная картина того, что происходит в природе с тех пор, как она существует, картина всего того, что могло быть открыто лишь путем наблюдения за ее действиями.

Я буду считать свою задачу выполненной, если, поделившись с вами итогами моих исследований и моего опыта, я сумел заставить вас понять, на что именно в ваших занятиях должно быть направлено ваше внимание.

Вы, без сомнения, понимаете теперь, насколько важны те мысли, которые я вам изложил, и как велико было бы ваше заблуждение,  {105}  если бы, посвятив себя изучению животных или растений, вы свели бы его к одним лишь многочисленным разграничениям, устанавливаемым в силу необходимости, иными словами — если бы вы ограничились закреплением в вашей памяти изменчивой и расплывчатой номенклатуры, применяемой к этому множеству различных тел, вместо того чтобы изучать природу, ее пути, ее средства и те постоянные результаты, которые благодаря им достигаются.

Конец

ВСТУПИТЕЛЬНАЯ ЛЕКЦИЯ К КУРСУ БЕСПОЗВОНОЧНЫХ ЖИВОТНЫХ,

прочитанная в Музее естественной истории в мае 1806 г.⁷⁰

Милостивые государи!

Начиная этот курс по беспозвоночным животным, я намерен дать вам, поскольку это будет в моих силах, наиболее правильное и наиболее ясное представление об этих животных и показать вам, как велик интерес их изучения.

Вообще говоря, исключительно малые размеры этих животных и ограниченные их способности как бы дают основание предположить, что по сравнению с другими животными они не представляют особого интереса. Однако, если вы примете во внимание те соображения, с которыми я предполагаю последовательно познакомить вас, вы увидите их под совершенно иным углом зрения, чем люди непосвященные, и вы, без сомнения, согласитесь со мной, что изучение этих своеобразных животных следует рассматривать как одну из наиболее интересных задач для натуралиста и для философа, ибо оно проливает свет на многие проблемы из области естественной истории и физиологии животных, чего трудно было бы достигнуть каким-нибудь иным путем.

Прежде чем входить в какие-либо подробности относительно отдельных объектов, подлежащих вашему изучению, я хочу представить  {107}  вам некоторые важные положения, могущие направить ваше внимание на те существенные задачи, которые вы должны иметь в виду при прохождении настоящего курса. Эти положения заставят вас осознать необходимость отличать то, что при современном уровне естественных наук относится к области искусственных приемов, от того, что присуще самой природе, познание которой и является основной целью наших занятий.

Этот первостепенный интерес, о котором я упомянул, вы почерпнете не в систематических классификациях созданий природы, не в меняющейся изо дня в день номенклатуре этого множества установленных среди них родов. В самом деле, при изучении беспозвоночных животных, как и других созданий природы, не следует стремиться только к такого рода знаниям, ибо они приучают довольствоваться произвольными допущениями, заниматься лишь несущественными деталями и подменять изменчивыми результатами искусственных приемов самый предмет, который должен больше всего интересовать нас при изучении естественной истории.

Без сомнения, всякого рода попытки в области составления классификации, формирования родов и определения видов были необходимы для того, чтобы разобраться во всем многообразии созданий природы; поэтому, отводя им место, соответствующее их цели и их подлинному значению, мы постараемся извлечь из них все те преимущества, которые они нам могут предоставить для наших занятий.

Однако исключительно важно никогда не смешивать материалы, которые потребовалось накопить и обработать для изучения природы, с самими объектами, на которые это изучение должно быть направлено. Если вы будете уделять этому соображению все то внимание, которого оно заслуживает, изучение естественной истории принесет вам пользу, расширит ваш кругозор и не будет уже ограничиваться простым обременением вашей памяти бесчисленным количеством различных названий, последовательно сменяющих друг друга, по мере того как новые авторы начинают разрабатывать тот или иной отдел этой науки.  {108} 

Упомянутые здесь материалы — это наблюдения, произведенные над теми созданиями природы, которые удалось видеть и исследовать, а обработка, которой считали необходимым подвергнуть эти материалы,— это всякого рода классификации, системы и методы естественной истории, наконец, изобретение и установление того, что натуралисты называют классами, отрядами, родами и видами.

Всеми признано, что для того, чтобы обеспечить и закрепить за собой возможность пользоваться всеми доступными нам телами природы, которые могут служить нашим надобностям, необходимо точно и четко определить свойства, присущие каждому из этих тел, следовательно, необходимо было изучить и определить особенности структуры, организации, формы и т. д., свойственные различным телам природы, чтобы в любой момент их можно было распознать и отличить друг от друга. Эту задачу натуралисты до известной степени выполнили путем исследования этих тел.

Именно в этой части их трудов были достигнуты наибольшие успехи. Не без основания в течение почти полутора веков на усовершенствование отрасли науки, о которой здесь идет речь, затрачивались огромные усилия, ибо она незаменима, так как помогает нам в практической работе, облегчает знакомство с результатами новых наблюдений и позволяет вспомнить то, что мы уже знали раньше; наконец, она закрепляет знание объектов, свойства которых уже признаны или будут признаны полезными для нас.

Однако натуралисты продолжают тяготеть к этому единственному роду своих исследований, никогда не рассматривая его под его истинным углом зрения и не заботясь о предварительной выработке общих принципов для установления границ каждой части этого огромного построения. И вот мы видим, что в эту область вторглось много произвольного; а так как каждый натуралист по собственному усмотрению меняет принципы построения классов, отрядов, родов, то непрерывно появляются различные новые классификации, беспрестанно изменяются границы родов, а создания природы в силу этого недолжного положения вещей постоянно меняют свои названия.  {109} 

Отсюда получилось, что синонимика приобрела в настоящее время в естественной истории устрашающие размеры; в науку с каждым днем вносится все больше и больше неясности, изучение ее осложняется почти непреодолимыми трудностями, а прекрасное стремление человека обработать для нее материалы, т. е. найти средства, позволяющие распознавать и различать все, что природа предлагает его наблюдению и пользованию, свелось к созданию огромного лабиринта, вызывающего трепет при одной мысли углубиться в него.

Если судить о методе, с которым подходят к изучению естественной истории, то станет ясно, что гораздо больше занимаются привнесенными в пауку искусственными приемами и их результатами, нежели самими предметами, составляющими содержание этой пауки.

Чтобы быть настоящим ботаником, недостаточно уменья назвать с первого взгляда большое число различных растений, пусть даже в соответствии с новейшей принятой номенклатурой. Это — истина, приложимая ко всем отделам естественной истории, и нет никакой необходимости развивать ее перед вами, ибо каждый из вас внутренне осознает ее сам.

Итак, следует заниматься лишь как весьма второстепенным делом той отраслью знаний, которая не заключает в самой себе ничего устойчивого, короче говоря — искусственными приемами, всегда подверженными изменениям. Необходимо отдавать предпочтение изучению предметов, раскрываемых нам самой природой, необходимо рассматривать их в их целом и изучать отдельные различимые группы их во всех тех взаимоотношениях, которые они могут представить; наконец, необходимо стремиться к отысканию ряда непреложных истин, обрести которые можно лишь путем планомерного наблюдения самой природы.

Таким образом, пользуясь многочисленными материалами, обработанными натуралистами, мы всегда будем рассматривать их лишь как средство приблизиться к науке, а не как составную часть самой науки.

Идя этим путем, мы сможем прийти к детальному познанию предметов, подлежащих нашему рассмотрению, научиться правильно судить о них; мы создадим себе более верное представление об их природе, их взаимоотношениях, о причинах их различия, их изменений  {110}  и даже сможем подойти к пониманию их истинного происхождения; наконец, мы освободимся от множества предубеждений, задерживающих подлинный прогресс наших знаний⁷¹.

Так, например, та область трудов натуралистов, которая посвящена определению так называемых видов, изо дня в день становится все более несовершенной, т. е. все более и более запутанной и сбивчивой, ибо здесь исходят из почти всеобще принятого допущения, что создания природы образуют виды, неизменно отличающиеся один от другого постоянными признаками, и что эти виды обладают такой же древностью, как сама природа.

Это совершенно необоснованное допущение возникло в ту эпоху, когда еще не умели наблюдать и когда естественные науки почти не существовали. Значение этого допущения непрерывно падает для тех, кто много видел, кто долго наблюдал природу и плодотворно изучал обширные и богатые коллекции нашего Музея.

Вид, вы это знаете, есть не что иное, как собрание сходных особей, и вы считали его до сего времени неизменным и столь же древним, как сама природа, прежде всего потому, что таково было общераспространенное мнение, но также и по той причине, что вы заметили, что половое размножение, так же как и другие способы воспроизведения, применяемые природой, наделяет индивидуумов способностью порождать других, им подобных, индивидуумов, которые их переживают. Но вы не учли того, что эти последовательные поколения остаются без изменений лишь до тех пор, пока не изменяются существенным образом обстоятельства, влияющие на образ жизни индивидуумов. И вот, так как ничтожно малый срок жизни человека лишает его возможности заметить значительные изменения состояния и климата, претерпеваемые по прошествии долгого времени всеми частями земной поверхности^*, то вы не заметили, что в действительности вид обладает лишь относительным постоянством, определяемым постоянством условий, в которых находятся составляющие его индивидуумы.  {111} 

Все наблюдения, собранные мною об этом важном предмете, а также известные мне из моего личного опыта трудности, с которыми мы сталкиваемся в настоящее время при разграничении видов в пределах родов, число которых значительно увеличилось, трудности, возрастающие с каждым днем, по мере того как исследования натуралистов обогащают наши коллекции,— все это убедило меня в том, что наши виды имеют лишь ограниченную продолжительность существования и что они представляют собой не что иное, как непостоянные и изменчивые породы, отличающиеся, вообще говоря, от соседних видов почти не поддающимися определению постепенными переходами. (См. «Discours d'ouverture du cours de zoologie pour l'an XI»).

Тот, кто много занимался наблюдениями и изучал обширные коллекции, мог убедиться в том, что, по мере того как изменяются условия места обитания, положения, климата, питания, образа жизни и т. п., соответственным образом изменяются рост, форма, пропорции частей, окраска, состав, наконец, продолжительность жизни, а у животных также их индустрия⁷².

Он мог убедиться, что у животных более частое и более длительное употребление какого-либо органа мало-помалу укрепляет этот орган, развивает, увеличивает его и придает ему силу, соразмерную длительности употребления, между тем как постоянное отсутствие упражнения того или иного органа незаметно ослабляет и разрушает его, постепенно уменьшает его способности и влечет за собой полное его исчезновение^*.

Далее, можно заметить, что все, что природа заставляет индивидуумов приобрести или утратить в результате длительного действия обстоятельств, в которых в течение достаточно долгого времени находится их порода, все это она сохраняет путем размножения у новых индивидуумов, которые происходят от первых. Эти истины непреложны, и их  {112}  может отрицать только тот, кто никогда не наблюдал природу в ее действиях.

Таким образом, можно утверждать, что то, что принято называть видом среди живых тел, а также все видовые признаки, отличающие эти создания природы, обладают не абсолютным постоянством, но лишь постоянством относительным. Это обстоятельство необходимо всегда принимать во внимание при установлении границ того, что мы должны называть видом.

Известно, что различные местности отличаются одна от другой по своей природе и по своим особенностям в зависимости от их положения, характера поверхности и климата. Это легко заметить, посещая различные местности, отличающиеся какими-либо особенностями в этом отношении. Вот уже одна причина различий между созданиями природы, обитающими в разных местностях. Но что еще недостаточно известно и чему даже вообще отказываются верить,— это что каждая местность сама изменяется с течением времени по своему положению, климату, природе и свойствам, хотя перемены эти происходят настолько медленно по сравнению с продолжительностью нашей жизни, что мы привыкли приписывать каждой данной местности абсолютное постоянство.

В том и в другом случае изменения характера местности изменяют соответствующим образом условия существования населяющих их живых существ, а эти условия в свою очередь воздействуют на эти же живые существа.

Отсюда ясно, что если существуют крайние степени этих изменений, то существуют также и постепенные переходы, так сказать, промежуточные ступени, заполняющие интервалы. Следовательно, существуют также постепенные переходы в тех различиях, которыми отличается один вид от другого.

В самом деле, мы постоянно встречаем подобные постепенные переходы между этими так называемыми видами и мы вынуждены обратиться к самым несущественным деталям, чтобы отыскать какие-либо различия. Мельчайшие особенности формы, окраски, размера, а зачастую и едва ощутимые различия во внешнем облике индивидуумов при  {113}  сравнении их с другими индивидуумами, наиболее близкими к ним по их отношениям, служат натуралистам для установления видовых признаков. А так как при этом самые мелкие разновидности принимаются за виды, то перечни наших видов беспредельно растут, названия наиболее важных для нас созданий природы оказываются как бы погребенными в этих необъятных списках, и нахождение этих названий сопряжено с немалыми трудностями, поскольку сами объекты определяются теперь чаще всего на основании признаков, едва доступных нашим чувствам.

У кого из вас могло бы возникнуть намерение бесплодно расточать свое время и обременять свою память, стараясь изучить и уметь назвать с первого взгляда все это множество видов, которое приводится в различных классификациях в каждом из отделов естественной истории? Будем надеяться, что натуралисты когда-нибудь поймут необходимость прийти к соглашению относительно какого-нибудь принципа, чтобы ограничить понятие того, что они называют видом или даже родом.

А до этих пор не будем забывать, что ничего такого нет в природе, что она не знает ни классов, ни отрядов, ни родов, ни видов⁷⁴, несмотря на то, что наши коллекции, представляющие собой части естественного ряда, как бы дают им обоснование. Не будем также забывать, что среди организованных или живых тел в действительности существуют лишь особи и различные породы, связанные между собой постепенными переходами на всех ступенях организации.

Ограничимся пока изучением тех трудов, в которых содержатся многочисленные наблюдения натуралистов, ибо эти наблюдения, так же как и сами объекты их, представляют собой материалы, действительно заслуживающие нашего исследования. Однако будем осторожны как в отношении использования материалов, так и тех идей, которые они могут нам внушить, ибо рассуждения, которыми я считаю необходимым поделиться с вами, относятся исключительно к области познания самих объектов.

Если вы будете различать в области естественной истории труды, которые имеют своей целью обработку материалов для науки,  {114}  с одной стороны, и факты и наблюдения, относящиеся к науке как таковой,— с другой, то вы поймете, что в настоящем курсе я не имею в виду дать вам возможность вносить новые изменения в существующие классификации, устанавливать новые роды, не намерен также повлиять на ваш выбор той или иной из этих произвольных классификаций. Напротив, я ставлю перед собой задачу направить ваше внимание и ваши занятия на предметы, существенные для науки, и в тоже время на все множество принципов и законов, которые составляют ее философию. Тем самым я хотел бы дать вам, по крайней мере в области той специальной отрасли науки, которой мы будем заниматься, познания, представляющие подлинный интерес для натуралиста. Вы уже поняли теперь, что все, что относится к отношениям между различными созданиями природы, составляет очень важную часть предмета наших занятий, ибо знание этих отношений является одной из основ философии науки.

Знайте, что, излагая вам свои соображения относительно того, что называют отношениями, я не собирался ограничиваться только отношениями, существующими между видами и родами; нашим изучением должны быть охвачены всевозможные отношения между всеми категориями групп. Эти отношения определят ту или иную степень близости между главными группами, которые вы должны будете рассматривать, сравнивая их.

Действительно, после того как поняли важность изучения отношений, появились, особенно за последние годы, попытки разработать так называемый естественный метод, представляющий собой не что иное, как предложенный человеком набросок того пути, по которому шла природа, создавая свои произведения.

В настоящее время во Франции уже не пользуются признанием искусственные системы, основанные на признаках, противоречащих естественным отношениям между объектами, входящими в данную систему; эти системы содержат группировки и распределения, вредно отражающиеся на познании природы⁷⁵.

Вы знаете, что среди растений в настоящее время отличают очень большое число так называемых естественных семейств, и хорошо  {115}  изученные отношения между этими семействами являются основой прочных знаний, которые никогда не смогут быть разрушены никакими априорными системами. Тем не менее, фактические результаты, полученные при помощи этого прекрасного ботанического метода, еще очень далеки от совершенства, не столько потому, что некоторые семейства еще недостаточно изучены, сколько по той причине, что до сих пор не установлен принцип общего их размещения.

Что касается животных, то в настоящее время с полным основанием признано, что естественные отношения между ними могут быть определены исключительно на основании их организации. Следовательно, все познания, необходимые для определения этих отношений, зоология должна черпать главным образом из сравнительной анатомии, и вам небезызвестно, какие успехи эта наука, столь важная для развития естественной истории, сделала в Европе, и в особенности во Франции, за последние годы.

Однако рассмотрение естественных отношений, установленных между некоторыми индивидуумами, образующими при сравнении их под этим углом зрения своего рода семейства — то более, то менее крупные, не отвечает еще полностью тому философскому интересу. о котором я говорил выше. Остается рассмотреть, что собственно представляют собой эти так называемые семейства, каковы те частные или общие отношения, которые сближают некоторые из них между собой и вынуждают поместить одни из них далеко от других. Для каждого из этих семейств следует определить место, принадлежащее ему в том общем распределении, которое имеет целью воспроизвести порядок самой природы. Наконец, опираясь на соображения, не заключающие в себе ничего произвольного, необходимо установить те принципы, которыми следует руководствоваться при всех этих построениях, ибо все должно быть здесь ясным и непреложным, а принципы, основанные на достаточно продуманном наблюдении, не должны оставлять ни малейшего сомнения в их обоснованности.

Такова истинная философия естественной истории, а известно, что каждая наука имеет, во всяком случае — должна иметь, свою  {116}  философию. Известно также, что наука достигает подлинного прогресса только благодаря своей философии. Тщетно натуралисты стали бы тратить свое время и свои силы на описание новых видов, на всевозможные перестановки границ родов, словом — напрасно стали бы перегружать свою память бесконечным множеством всевозможных признаков и обозначений. Там, где пренебрегают философией науки, успехи науки нереальны, а весь труд остается несовершенным⁷⁷.

Итак, чтобы планомерно продолжать исследования, которые должны стать главным предметом внимания натуралиста, рассмотрим в первую очередь, что собой представляют эти семейства, повидимому чаще всего являющиеся в обоих царствах живых тел обособленными группами, причем эти группы могут быть охарактеризованы присущими им признаками. В связи с этим естественно привести здесь соображение, с которым трудно не согласиться.

Если в каком-либо изолированном месте или в здании мы обладали бы полным собранием произведений природы, т. е. такой коллекцией, в которой действительно были бы представлены все существующие виды природных тел, и если бы это собрание, расположенное согласно естественному порядку отношений, обнаруживало через известные промежутки отчетливо различимые и определимые разрывы или «зияния», то мы, разумеется, были бы вправе думать, что природа разделила свои создания на различные группы, которые мы по собственному усмотрению можем называть классами, отрядами, семействами и родами в зависимости от обширности и места, принадлежащего каждой из этих групп [в естественном ряде].

Действительно, состояние, в котором до сих пор находятся наши коллекции, как бы полны они ни были, позволяет нам, сближая животных и растения согласно их действительным отношениям, выделить различного рода группы или весьма естественные собрания и в то же самое время четко отграниченные одни от других. Отсюда — возможность установления среди животных и растений классов, отрядов, семейств и родов.  {117} 

Но, как я вам только что сказал, повседневный опыт учит нас, что, по мере того как натуралисты-путешественники собирают новые материалы и пополняют наши коллекции, все чаще и чаще среди этих вновь найденных объектов обнаруживаются экземпляры с необычными промежуточными признаками, заставляющими нас перестраивать наши классификации.

В силу этой неизменно повторяющейся причины мы вынуждены беспрерывно изменять границы и увеличивать число наших родов, отрядов и даже классов, и мы постепенно приходим к необходимости исходить из признаков все более сложных и все более мелких или трудно уловимых, для того чтобы иметь возможность повсюду наметить разграничительные линии, надобность в которых мы попрежнему ощущаем.

Каждый из вас, кто приобрел хотя бы самые скромные познания в изучении наших родов и видов, не может не поражаться непрерывно возрастающим трудностям в этой области, о которых я упоминал выше.

Есть еще столько неизвестных нам созданий природы, столько неисследованных стран, природные тела которых почти не были предметом наблюдений, столько препятствий, лишающих нас возможности собрать все, что природа непрерывно производит во всех точках земли и на обширных пространствах морей! Вот почему мы не можем льстить себя надеждой, что мы когда-либо сумеем предельно пополнить наши коллекции.

Кому не ясно после всего сказанного, что наши наиболее отвечающие естественному порядку отряды, семейства и роды являются не чем иным, как отдельными частями порядка самой природы, иными словами — частями естественного ряда ее созданий? Кому не ясно, что эти части ряда как в царстве растений, так и в царстве животных кажутся нам обособленными и могут быть охарактеризованы присущими только им одним признаками лишь потому, что нам не известно пока множество природных тел, одни из которых, быть может, больше не существуют, между тем как другие еще существуют и поныне, но что те и другие, если бы они все были нам известны,  {118}  уничтожили бы все разграничительные линии в установленных нами подразделениях!

После того как мы признали необходимость принимать во внимание естественные отношения при объединении природных тел в группы или при их разделении, либо путем сближения изученных предметов, либо путем размещения образованных из них групп,— каждому должно быть ясно, что при распределении живых тел обоих царств мы уже больше не властны строить ряд как нам заблагорассудится; каждый должен понять, что какой бы то ни было произвол в этой области теперь недопустим и что, по мере того как растут и ширятся наши познания о природе, мы в силу необходимости вынуждены следовать и подчиняться ее порядку.

Вряд ли кто-либо из вас, желая дать общую картину царства животных с целью раскрыть существующий между ними порядок отношений или предложить естественный метод, решился бы поместить рыб на вершине ряда, закончить последний птицами, а млекопитающих и полипов поставить где-нибудь в середине. Без сомнения, вы обладаете уже слишком большим запасом знаний, чтобы вас могло прельстить подобное построение, и вы внутренне сознаете, что нарастание или уменьшение сложности организации животных сопряжено с незыблемым порядком отношений и что именно оно определяет подлинное место каждой системы организации, следовательно напоминает о существовании [естественного] порядка, которому необходимо неуклонно следовать до тех пор, пока естественные отношения будут предметом нашего внимания.

Знайте, что у растений, где изучение естественных отношений сделало уже большие успехи, тайнобрачные растения, которые более уместно было бы назвать безбрачными, в силу необходимости окажутся на одном из концов ряда, и вы можете не сомневаться в том, что если противоположный конец ряда пока еще не удалось определить с такой же степенью достоверности^*, то это происходит  {119}  лишь потому, что наши познания, касающиеся организации растений, значительно меньше тех, которыми мы располагаем в отношении организации большого числа известных нам животных.

Таким образом, существует и для животных и для растений порядок, свойственный самой природе, порядок, зависящий от тех средств, которыми ее одарил верховный творец всего сущего, средств, которые она употребила на то, чтобы дать бытие всем своим созданиям. Этот порядок мы должны определить в целом для каждого из царств живых тел. Части этого порядка нам ужо известны в виде хорошо изученных семейств и наилучшим образом установленных родов как среди животных, так и среди растений. Этот порядок не допускает с нашей стороны никакого произвола в размещении больших групп, а на противоположных концах этого естественного ряда помещаются живые тела, наиболее несходные между собой, наиболее далекие одно от другого во всех отношениях.

Я стремлюсь изложить вам эти важные мысли, ибо убежден, что до тех пор, пока естественная история будет существовать как наука, никогда не станут оспаривать их обоснованности. Я убежден также в том, что вам полезно не терять их из виду при ваших занятиях.

Но пойдем дальше, чтобы я мог вам показать, как обширно поле, к обработке которого вы приступаете, как много в нем интересного и как достойно оно того внимания, которое вы склонны ему посвятить.

Итак, мы установили, что существует для животных порядок, являющийся порядком самой природы, и что для установления естественного метода все живые тела должны быть размещены согласно этому порядку. Посмотрим теперь, имеются ли в нашем распоряжении средства, позволяющие нам без произвольных допущений распознать этот порядок и определить его главные части.

Прежде всего отмечу, что, рассматривая организацию всех известных нам животных, можно сразу обнаружить существование у них различных систем организации, повидимому более или менее обособленных и охватывающих каждая более или менее значительные группы различных животных, которые и составляют наши классы  {120}  отряды и большие семейства. Система организации млекопитающих, без сомнения, иная, нежели система организации птиц, а система организации птиц иная, нежели у рептилий, и вам достаточно хорошо известно, что система организации рыб отличается от системы организации всех прочих животных.

Эти системы организации, как я уже указывал, кажутся нам обособленными и четко очерченными своими признаками лишь потому, что нам не известны все существующие в природе животные, не говоря уже о видах, которые, быть может, полностью вымерли. В действительности нам известны лишь части общего ряда, и вполне уместно допустить, что эти части связаны между собой постепенными переходами и сливаются своими крайними точками с соседними частями того же ряда.

Отмечу далее, что, рассматривая эти различные системы организации и изучая особое устройство каждой из них, можно ясно видеть, что они отличаются одни от других большей или меньшей степенью сложности их организации и что не только возможно, но в силу их отношений даже необходимо расположить их таким образом, чтобы они образовали единый и общий ряд, у основания которого помещается самая простая система организации, располагающая наименьшим числом специальных органов, а на вершине ряда — система наиболее совершенная, наиболее богатая различными органами, следовательно, наделяющая животное, построенное по этой системе, наибольшим числом способностей.

Все это — реальные факты, неоспоримые результаты тех фактических познаний, которыми мы обязаны наблюдению и явным успехам сравнительной анатомии.

Если можно образовать общий ряд, скажу больше: если соблюдение естественных отношений требует образования такого общего ряда, который заключал бы в себе всех известных нам животных, то построение его, опирающееся не на произвольные допущения, может быть осуществлено, как это уже было доказано мною раньше («Rechercbes sur l'organisation des corps vivants», стр. 39), только путем размещения больших групп, но отнюдь не видов или даже родов.  {121} 

И вот, под большими группами животных я подразумеваю естественные классы и крупные семейства, т. е. большие, различимые части порядка природы. Утверждая, что общий ряд может быть образован исключительно путем размещения этих частей естественного ряда, я опираюсь на установленные факты, которые учат нас, что животные, входящие в каждый из этих классов или этих больших семейств, характеризуются наличием в их организации особой системы органов, им присущих и необходимых. Те же факты учат нас, что эти особые системы органов явным образом отличаются одна от другой по степени своей сложности и совершенства, точно определяющей, без всякого произвола с нашей стороны, место, принадлежащее каждой из них в общем ряде.

Все это — точно установленные факты, а не продукты умозрительных построений или чьих-либо частных мнений. Таким образом, можно утверждать, что в животном царстве состояние организации и степень ее сложности в каждой группе бесспорно определяют место, которое должна занимать в общем ряде каждая из больших групп соответствующего царства.

Если в зоологии еще сохранились искусственные системы распределения, то лишь применительно к отдельным классам. Вы, действительно, видите, что непрерывно предлагаются новые распределения для класса млекопитающих, птиц, рыб, насекомых и т. д., и вы поймете причину этого.

Я уже указывал, что каждая отдельная группа имеет свою особую систему наиболее существенных органов и что именно эти присущие каждой группе системы обнаруживают постепенную деградацию, начиная от системы, отличающейся наибольшей сложностью, и кончая самой простой. Однако деградация каждого органа, рассматриваемого в отдельности, не идет столь правильным путем; при этом чем меньшее значение имеет орган, тем менее правильно он деградирует («Recherches sur l'organisation des corps vivants>>, стр. 41). Вы без труда поймете, что это происходит потому, что менее существенные органы животных в большей море подвержены влиянию внешних обстоятельств, с течением времени видоизменяющих их  {122}  в соответствии с разнообразием этих последних. Отсюда следует, что если бы мы хотели без произвольных допущений разместить в общем ряде виды или даже роды, то это было бы сопряжено с большими трудностями, чем размещение в этом же ряде главных групп, т. е. классов и больших семейств^*.

В настоящее время, когда успехи сравнительной анатомии ознакомили нас с главными системами организации, существующими в животном царстве, показали нам на признаках, характеризующих эти системы, различные степени сложности организации животных, охватываемых каждой данной системой; когда, наконец, установив место, принадлежащее каждой группе, т. е. каждой системе организации, сравнительная анатомия позволила нам определить для животных в целом порядок, в котором нет ничего произвольного и который можно рассматривать как порядок самой природы, я нахожу, что все эти важные данные являются средством, вполне достаточным для того, чтобы приподнять непроницаемую завесу, скрывающую от нас величайшую из тайн природы — тайну происхождения всех природных тел.

Я не стану излагать вам сегодня, каким образом природа, по моему мнению, наделила жизнью все наблюдаемые нами естественные тела, составляющие предмет вашего изучения; не стану также излагать, каким образом только некоторые из этих тел, как можно думать были созданы ею непосредственно, между тем как в образовании и всех прочих, также являющихся ее созданиями, она участвовала лишь косвенно. В самом деле, эти тела могли последовательно произойти от первых путем изменений, постепенно осуществляемых

природой на протяжении длительного времени и в результате возрастающего усложнения организации этих живых тел, при неизменном  {123}  сохранении в процессе воспроизведения всех приобретенных изменений и усовершенствований [организации].

Я не стану также говорить о том, почему, непосредственно создавая первые организованные тела, природа могла образовать у них только наипростейшую систему организации, в некотором роде первые ее зачатки; не коснусь и вопроса о том, почему при этом созидании, столь же удивительном, сколь важном, природа имеет дело лишь с очень незначительными массами студенистой материи, превращая их в плеточные тела, в которых и зарождается организация, а сама клеточная ткань служит той средой, в которой постепенно формируются все органы живых тел⁷⁸. Ничего не скажу и о том, почему вода, тепло, свет и тонкие флюиды⁷⁹ из окружающей среды становятся в руках природы орудиями, при помощи которых она производит это чудо.

Было бы действительно весьма неуместно с вашей стороны заниматься всеми этими сложными вопросами в самом начале ваших занятий. Вы, без сомнения, подверглись бы опасности впасть в заблуждение, доверясь своему воображению, и вы даром потратили бы драгоценное время, которое вам необходимо исключительно для того, чтобы накоплять знания о фактах, ставших известными из наблюдений.

Я призываю тех из вас, кто не имеет большого опыта в наблюдениях над природой, не создавать себе никаких предвзятых мнений — ни за, ни против — в отношении тех важных вопросов, о которых только что была речь.

Прежде всего не подпадайте в этом вопросе под влияние тех или иных авторитетных суждений, ибо единственное, чем следует руководствоваться здесь,— это опыт, наблюдение, изучение фактов и разум, но отнюдь не мнения людей.

Суммируя наблюдения и накопившиеся теперь факты, касающиеся организации живых тел, а также всех явлений, вытекающих из этих наблюдений и этих фактов, и приведя выводы, неизбежно следующие из них, я, собственно, сделал лишь то, что каждый из вас мог бы выполнить сам, если бы обладал равным мне опытом  {124}  в наблюдении. В сущности, мне удалось дать лишь беглый очерк того, что всегда вынуждены будут признать, когда совокупность фактов, отмеченных мною, станет предметом зрелых размышлений.

Утверждая, что клеточная ткань представляет собой ту среду, в которой постепенно были созданы все органы живых тел, и что движение флюидов^* в этой ткани является средством, которым природа пользуется для создания и постепенного дальнейшего развития этих органов, я не боюсь возражений, опирающихся на факты, якобы доказывающие обратное, ибо, обращаясь к самим фактам, не трудна убедиться, что любой орган возникает в клеточной ткани, поскольку она обволакивает его со всех сторон, даже в мельчайших его частях.

Мы видели также, что в естественном ряде живых тел как животных, так и растений, у тех из них, которые имеют наиболее простую организацию и, следовательно, помещаются у одного из концов ряда, тело представляет собой не что иное, как скопление клеточной ткани, в которой нельзя еще отличить ни сосудов, ни желез, ни каких-либо внутренних органов. G другой стороны, у живых тел, имеющих наиболее сложную организацию и вследствие этого помещающихся на противоположном конце ряда, все органы настолько глубоко погружены в клеточную ткань, что эта ткань в большинстве случаев образует  {125}  их оболочки и служит для них той средой, благодаря которой они сообщаются между собой и которая обусловливает внезапные метастазы, так хорошо известные тем, кто занимается искусством врачевания.

Сравните простую организацию какого-либо полипа, представляющего собой студенистое тело, состоящее исключительно из клеточной ткани, с очень сложной организацией какого-либо из млекопитающих, у которых тоже всегда имеется клеточная ткань, но здесь эта ткань облекает со всех сторон множество различных органов, и вы увидите, являются ли те выводы, которые я опубликовал по этому важному вопросу, плодом воображения.

Точно так же сравните у растений очень простую организацию водорослей и грибов с очень сложной организацией большого дерева или какого-нибудь другого двудольного растения, и вы решите, действительно ли общий план природы везде один и тот же, несмотря на безграничные видоизменения, которые нам раскрывают отдельные ее действия.

Вы увидите тогда, что у самых несовершенных животных — таких, как полипы, и у самых несовершенных растений — таких, как водоросли и грибы, отсутствуют следы каких бы то ни было сосудов; наконец., вы обнаружите, что очень простая организация этих живых тел представлена только клеточной тканью, в которой медленно движутся оживотворяющие ее флюиды, и что эти, лишенные специальных органов тела развиваются, растут, размножаются или воспроизводятся исключительно благодаря сильно развитой способности их многочисленных воспроизводительных частей увеличиваться во всех направлениях и отделяться.

Я старался противопоставить тот интерес, который представляют для нас искусственно созданные нами средства, облегчающие нам пользование созданиями природы, философскому интересу, пробуждаемому в нас познанием самой природы. И я полагаю, что вы убедились теперь, что главная цель, которую натуралист должен ставить перед собой в своей работе,— это познать все то, что природа везде раскрывает нашему наблюдению, создать себе верное представление  {126}  о ее непрестанном движении вперед и о законах, которыми она управляется, постичь средства, которыми она пользуется, и проникнуть в ее тайны, наконец, открыть, каким образом она могла наделить жизнью свои создания и как она непрерывно возобновляет их.

Что же касается пути, по которому натуралист должен в первую очередь следовать для достижения этой цели, то вы, без сомнения, убедились теперь, что он состоит в том, чтобы уделять больше внимания естественному методу, изучению отношений между телами и всестороннему познанию явлений организации, нежели вопросам классификации и номенклатуры родов и видов.

В самом деле, при изучении одаренных жизнью созданий природы помните, что самое важное, над чем вы должны размышлять, это сама организация этих тел, далее — все явления, связанные с их развитием и воспроизведением, результаты воздействий, испытываемых рассматриваемыми живыми телами со стороны обстоятельств, в которых они находятся, места и климата, в которых они живут, наконец — результаты воздействий, испытываемых теми или иными органами вследствие их усиленного или ослабленного употребления как у отдельных особей, так и у всей породы. Что касается животных, вы должны уделять особое внимание изучению влияния их привычек и образа жизни, раскрывая всякий раз зависимость между этими привычками и строением особей, приобревших эти привычки.

Я закончу советом, который мой опыт позволяет мне предложить тем из вас, кого склонность и благоприятные обстоятельства побуждают отдаться изучению естественных наук.

Посвятив себя изучению природы и ее созданий, старайтесь прежде всего охватить объекты, которые вы намерены изучить, в их целом, тщательно исследуйте это целое с различных точек зрения, чтобы достаточно углубиться в содержание предпринятого вами исследования и до конца уяснить себе поставленную цель, а затем обратитесь постепенно к рассмотрению и изучению отдельных групп, начав с самых больших, т. е. групп первого порядка, и переходя затем к тем, которые им подчинены. Вы закончите, если позволит время,  {127}  изучением отдельных объектов, какими являются породы или виды, изучите и раскроете их отличительные признаки и все частные особенности. Наконец, вы можете ознакомиться, если это вас интересует, с существующей номенклатурой, но при этом не смешивайте то, что свойственно самой природе, с тем, что является результатом искусственных приемов. Такова сущность столь хорошо развитого Кондильяком^8l аналитического метода,— единственного метода [исследования], поистине благоприятствующего прогрессу наших знаний

Этим аналитическим методом исследования мы будем пользоваться в продолжение нашего курса, в котором мы дадим последовательный обзор всех классов беспозвоночных животных, неизменно выдвигая на первый план философию пауки и вопросы, имеющие первоочередное значение для изучения этих животных.

В нашей следующей лекции мы ознакомимся с общими сведениями, касающимися беспозвоночных животных.

Общие сведения, касающиеся беспозвоночных животных, и их классификации

Вы могли видеть из того, что было изложено мною в последний раз, что верное средство достичь подлинного знания предмета, даже в его мельчайших деталях,— это начать с рассмотрения его в целом, изучить сначала его структуру, размеры, совокупность составляющих его частой, исследовать его природу и происхождение, взаимоотношения с другими известными предметами, словом — рассмотреть его со всех точек зрения, которые могут уяснить все общие касающиеся его данные. После этого делят предмет на его главные части для изучения и рассмотрения каждой из них в отдельности со всех тех точек зрения, которые могут дать нам ясное представление о его частях. Продолжая такое деление и подразделение частей и их последовательное изучение, мы дойдем до самых мелких из них, исследуем также и их особенности, не пренебрегая мельчайшими деталями.

Это единственный путь, каким человеческий разум может приобрести наиболее обширные, наиболее основательные и наиболее связные познания в области любой науки, и только благодаря  {128}  этому аналитическому методу исследования достигается подлинный прогресс во всех науках, а предметы, составляющие содержание той или иной науки, не будут нами смешиваться и могут быть изучены в совершенстве.

К сожалению, при изучении естественной истории обыкновенно не пользуются этим методом. Необходимость тщательного наблюдения отдельных объектов для их познания внушила мысль, что изучение следует обязательно начинать с рассмотрения мельчайших деталей предмета, и в конце концов это сделалось не только главным содержанием, но и конечной целью изучения. В объектах, подлежащих изучению, не хотят видеть и исследовать ничего, кроме их формы, размера, внешних, даже мельчайших частей, окраски и т. д., так что среди натуралистов, посвятивших себя подобному изучению, редко найдется хоть один, который имел бы мужество, скажу больше — который решился бы подняться до более высоких идей и стал бы исследовать природу предметов, которыми он занимается, или выяснять, каковы причины существенных и несущественных изменений, которым они все подвержены, каковы отношения этих предметов между собой и со всеми другими известными нам предметами, и т. д.

Стремление начертать ход природы без предварительного наблюдения приводит к многочисленным расхождениям как во взглядах, так и в трудах по естественной истории. Отсюда проистекает и то, что натуралисты, посвятившие себя исключительно изучению видов, лишь с большим трудом понимают общие отношения между предметами, не могут ни в чем усмотреть план природы, не знают ни одного из ее законов и в конце концов, приучив себя уделять внимание только мельчайшим деталям, легко подпадают под влияние произвольных систем, изо дня в день публикуемых в различных отраслях естественной истории, или начинают сами создавать подобные же системы.

В недавно вышедшем труде по зоологии автор, отдав дань восхвалению специального изучения видов, утверждает, что «знание видов — это то, что создает истинного натуралиста».

Мы не будем следовать методу, который так сковывает и ограничивает движение мысли, ибо он поглотил бы все наше время, почти  {129}  не принеся никакой пользы, и создал бы огромные препятствия для овладения теми познаниями, которые мы вполне можем приобрести, рассматривая в продолжение этого курса, под надлежащим углом зрения, предметы нашего изучения.

Предметом этим являются беспозвоночные животные. Поэтому мы начнем с рассмотрения наиболее важных относящихся к ним общих данных. Мы попытаемся охватить воображением обширное целое, которое эти многочисленные животные составляют в природе, постараемся подняться на достаточную высоту, чтобы овладеть знанием главных групп, из которых, повидимому, состоит это целое, чтобы сравнить их между собой и получить о них правильное представление, наконец, чтобы раскрыть природу их отношений и выяснить главные черты, которые их характеризуют.

Все существующие живые тела, в силу хорошо известных вам различий, резко распадаются на два отдельных царства; поэтому я не буду излагать здесь главные признаки, отличающие животных от растений. Они, без сомнения, вам хорошо известны, и вы прекрасно знаете, что эти два царства, что бы ни говорили по этому поводу, не связаны между собой никакими подлинными переходами, иными словами — в природе не существует ни животных-растений, что выражается словом зоофит⁸², ни растений-животных. Раздражимость всех или только некоторых частей — вот наиболее общий признак животных, даже более общий, чем способность произвольно двигаться и способность чувствовать; напротив, все растения, не исключая даже растений, называемых мимозами, и тех растений, у которых некоторые части приходят в движение при первом прикосновении к ним, совершенно лишены раздражимости, на что я указывал в другом месте.

Оставляя в стороне соображения, которые могли бы отвлечь нас от нашей темы, я хочу обратить ваше внимание на то, что, обозревая животный мир в целом и рассматривая организацию различных животных, можно установить среди всех существующих в природе животных два больших и резко отличающихся друг от друга раздела.  {130} 

Действительно, план организации одних животных включает позвоночный столб, являющийся основой скелета, состоящего из сочлененных друг с другом костей, тогда как другие совершенно лишены позвоночного столба, следовательно лишены и настоящего скелета.

Я первый установил⁸³ это существенное различие и назвал животных первого раздела позвоночными животными. Вы знаете, что именно среди них встречаются животные, наиболее совершенные по своей организации и наиболее богатые различными способностями.

Эти животные следующие:

1. Млекопитающие.

2. Птицы.

3. Рептилии.

4. Рыбы.

Помимо того, что эти животные имеют более сложную организацию, чем животные второго раздела, и большее число способностей, их скелет, состоящий из сочлененных между собой костей и придающий крепость их телу, обеспечивает им возможность более разнообразных движений, так как он обусловливает наличие большого числа мышц, создает больше точек опоры и тем самым увеличивает число и разнообразие способностей этих животных.

Все они имеют настоящую кровь, всегда красного цвета, причем у позвоночных животных красный цвет крови не является чем-то привнесенным извне и не зависит от цвета пищи, которой они питаются, но присущ самой природе их крови.

Позвоночные животные, как вы это знаете, являются наиболее широко известными, наиболее крупными и наиболее сильными из животных; все они размножаются исключительно половым способом; движение основных флюидов их тела происходит у них благодаря настоящей системе циркуляции. Помимо того, что все или почти все части их тела наделены раздражимостью — способностью, присущей всем без исключения животным и являющейся отличительным их признаком, позвоночные животные обладают способностью чувствовать и имеют для этого особые органы.  {131} 

Что касается животных второго раздела, я назвал их беспозвоночными, так как они действительно резко отличаются от животных первого раздела прежде всего тем, что у них нет ни позвоночного столба, ни скелета из сочлененных между собой костей, а также тем, что у них отсутствует настоящая кровь.

И те и другие в своей совокупности составляют животное царство в целом, и мы отличаем среди них различные большие группы, из которых мы строим классы, отряды, крупные семейства и т. д. Взаимные отношения этих групп определяются организацией животных и могут быть представлены в виде единого ряда, построенного не по произволу; этот ряд может иметь разветвления, но никогда не бывает подлинно прерывистым.

В своем труде, озаглавленном «Recherches sur l'organisation des corps vivants», стр. 12 и след.), я показал, что в едином ряде, который образуют соподчиненные группы животных, существует явная деградация⁸⁴, выражающаяся в упрощении организации различных известных нам животных, если идти от того конца ряда, где находятся наиболее совершенные животные, к противоположному концу, который образован животными, имеющими самую простую организацию.

Эта деградация, проявляющаяся в постепенном упрощении организации животных, в настоящее время может считаться фактом, прочно установленным, и известно также, что она обусловливает постепенное и соответственное уменьшение числа способностей, присущих этим живым телам.

В самом деле, внимательно исследуя организацию и способности всех известных нам животных, мы вынуждены теперь признать, что вся совокупность существующих животных образует ряд, состоящий из больших групп, образующих настоящую цепь, и что в этой цепи от одного ее конца до другого господствует подлинная, хотя и не всегда правильная деградация в сложности организации животных, составляющих эту цепь, при соответственном уменьшении числа способностей, присущих этим животным.

Это вполне реальный факт, и, конечно, никогда против него не будут выдвинуты какие-либо веские доводы.  {132} 

Если в этом ряде с постепенными переходами, о которых идет речь, наблюдаются все же различного рода то более, то менее значительные разрывы, то, как я уже указывал вам, эта прерывистость объясняется наличием пробелов, которые нам еще предстоит заполнить, когда будет открыто множество существующих в природе, но нам пока неизвестных животных. Это объяснение вполне обосновано, так как мы ясно видим, что, по мере того как новые открытия обогащают наши коллекции, многие из этих пробелов уже заполнились, а другие начинают заполняться.

Из всех этих соображений следует, что если на одном конце цепи животных находятся животные, наиболее совершенные во всех отношениях, т. е. те, которые имеют наиболее сложную организацию и наиболее многочисленные способности, то на противоположном конце неизбежно окажутся животные самые простые по организации, короче говоря — самые несовершенные из всех существующих в природе.

Эта удивительная деградация, проявляющаяся в упрощении организации, и это постепенное уменьшение числа способностей, присущих животным,— факты, вполне заслуживающие того, чтобы вы уделили им внимание в ваших занятиях, ибо вы чувствуете, что они ведут нас к непонятным в некоторой мере истокам животной жизни, т. е. к тому пределу, где находятся наиболее просто организованные животные, словом — те существа, относительно которых трудно предположить, что они обладают животной природой, и которые на самом деле являются ее первыми зачатками.

Вам известны важные выводы, сделанные мною из этого существенного наблюдения (я опубликовал их в моем сочинении «Recherches sur l'organisation des corps vivants»), а в последней лекции я привел вам несколько других выводов, также вытекающих из этих наблюдений и имеющих не меньшее значение. Вы видели, что они способны остановить вашу мысль на том, что именуется видом среди живых тел, и заставить вас задуматься над вопросом, каким образом под влиянием движения флюидов могли возникнуть и постепенно развиться в клеточной ткани различные органы живых тел. Наконец,  {133}  я обратил ваше внимание на то, что эта клеточная ткань представляет собой общую среду, своего рода универсальную матрицу для всех систем организации, и что она действительно обволакивает все виды органов.

Меня хорошо поймет тот из вас, кто много занимался вскрытиями и знает, что оболочки, служащие покровом головного мозга, нервов, сосудов, желез, внутренних органов, мышц и их волокон, и даже самая кожа являются продуктами клеточной ткани.

Нет нужды объяснять вам, что внутри тела различные части клеточной ткани, оттесняемые в стороны потоком движущихся флюидов, прокладывающих себе здесь пути, наслаиваясь сами на себя, были преобразованы в оболочки, одевающие эти движущиеся массы флюидов, а на поверхности тела та же клеточная ткань, непрерывно сдавливаемая напором флюидов из окружающей среды (то водой, то атмосферными флюидами) и испытывающая извне изменяющие ее воздействия, образовала тот общий покров тела, который называют кожей.

Не вдаваясь в относящиеся сюда подробности, ограничусь указанием, что удивительная деградация, о которой я вам только что говорил, деградация, особенно резко бросающаяся в глаза у позвоночных животных, т. е. у млекопитающих, птиц, рептилий и рыб, не менее явно выражена у беспозвоночных животных. Она проявляется здесь столь же очевидным образом, и мы видим у тех и у других, что организация животных упрощается от класса к классу. Это упрощение идет таким образом, что все органы первостепенного значения, претерпев различные изменения, мало-помалу перестают быть приуроченными к определенным частям тела, но как бы распространяются по всему телу, чтобы затем постепенно и окончательно исчезнуть.

Находящиеся у этой своеобразной границы животного царства мельчайшие, едва доступные нашему наблюдению животные представляют собой студенистые, прозрачные, едва видимые живые тела настолько простой организации, что их можно рассматривать как своего рода первые зачатки животной природы.  {134} 

Перейдем к определению беспозвоночных животных и уделим некоторое внимание тем вопросам общего характера, которые при этом возникают.

ОПРЕДЕЛЕНИЕ

Беспозвоночные животные — это животные, лишенные позвоночного столба, являющегося основой всякого настоящего скелета, иными словами — животные, не имеющие спинного хребта, почти всегда костного, состоящего из ряда сочлененных между собой частей и оканчивающегося на переднем конце головой животного, а на противоположном конце — хвостом.

Животные, у которых отсутствует позвоночный столб, обычно самые маленькие и меньше всего изученные животные, и, тем не менее, это наиболее многочисленные и наиболее широко распространенные из всех животных, существующих в различных частях земного шара. Один только их класс, например класс насекомых, по числу и разнообразию входящих в него форм равен всему растительному царству в целом⁸⁵.

Известно, что беспозвоночные животные имеют организацию менее сложную и менее совершенную, чем позвоночные; следовательно, они обладают гораздо меньшим числом способностей; тем не менее, наблюдая именно этих своеобразных животных, можно собрать самые яркие факты и сделать самые решающие выводы, касающиеся как происхождения этих живых тел, так и образования и развития различных их органов.

У этих животных тело бывает либо мягкое, либо более или менее твердое благодаря кожистым или сильно уплотненным покровам. Беспозвоночные животные отличаются чрезвычайно большой сократимостью тела, во всяком случае некоторых его частей, главным образом тех, которые лишены плотных покровов. Вместо крови в их теле содержится беловатая по своей природе жидкость; у очень немногих она окрашена в слегка красноватый цвет чужой кровью, которой эти животные питаются.  {135} 

Деградация организации [при сравнении различных групп] беспозвоночных животных проявляется столь резко, а существующие у них системы специальных органов отличаются таким многообразием, что, помимо признаков, свойственных животным вообще, и отсутствия у всех них позвоночного столба, они как бы вовсе не имеют ничего общего между собой.

Однако при внимательном изучении этих животных можно заметить, что, по некоторым соображениям более или менее общего характера, их можно объединить друг с другом.

У тех беспозвоночных животных, которые обладают мозгом или нервной системой, главные части этой системы никогда не бывают заключены в твердую костную коробку или футляр, как мы это видим у позвоночных животных, а у всех беспозвоночных животных, имеющих твердые части, поддерживающие их тело, это назначение всегда выполняют различного рода покровы или наружные оболочки.

Ни у одного беспозвоночного животного нет конечностей, которые можно было бы сравнить с конечностями позвоночных животных, потому что у последних кости, образующие основу этих конечностей, являются подлинными придатками скелета. Кроме того, у позвоночных животных число конечностей никогда не превышает четырех.

Человек в своем стремлении подчинить природу своим привычным и ограниченным взглядам упорно не хочет признать огромного разнообразия средств и беспредельных возможностей, которыми она располагает. Отсюда получается, что, не обнаружив в той или иной системе организации либо нервов, либо сосудов, либо мускулов или еще каких-нибудь органов, тем не менее продолжают думать, что эти части все же там существуют, но что они настолько нежны и тонки, что их невозможно увидеть или распознать.

Человек восстает даже против очевидности, желая постоянно видеть вещи в одном и том же свете. Так велика его приверженность к своим привычным представлениям!

Так, например, ботаники, привыкшие находить половые органы у большего числа растений, хотят, чтобы все без исключения  {136}  растения имели подобные органы. Поэтому многие ботаники затратили невероятные усилия, стремясь обнаружить тычинки и пестики у тайнобрачных или безбрачных растений. Они предпочитают произвольно и необоснованно приписывать определенные функции этих органов частям, назначение которых им неизвестно, вместо того чтобы признать, что природа умеет достигать одной и той же цели разными путями.

Создалось убеждение, что всякое воспроизводительное тельце представляет собой семя или яйцо, т. е. что для проявления своей воспроизводительной способности оно нуждается в оплодотворении. Это побудило Линнея сказать: «Все живое из яйца». Однако в настоящее время нам очень хорошо известно, что как у растений, так и у животных имеются воспроизводительные тельца, которые не являются ни яйцами, ни семенами, следовательно не нуждаются в оплодотворении; помимо того, они имеют иное строение и развиваются иначе. Я имею здесь в виду луковицы, а также почки, при помощи которых размножаются многие растения и животные.

Обратите особое внимание на общий принцип, с которым я вас познакомлю, и когда вы в достаточной мере убедитесь в его истинности, проверив его на соответствующих фактах, вы извлечете из него все необходимые познания, чтобы постигнуть сущность одного из важнейших процессов природы, а именно — воспроизведения особей. Вот этот принцип.

Всякое тельце растительной (или животной) природы, которое, не освобождаясь от какой-либо оболочки, увеличивается, растет и становится растением (или животным), подобным тому, от которого оно происходит, не является ни семенем, ни яйцом: оно не прорастает (или не вылупляется) после того как начнет расти; для его образования не требуется оплодотворения. Это тельце не содержит зародыша, заключенного в оболочки, от которых последний должен в дальнейшем освободиться, как это имеет место в семени или в яйце.

Проследите внимательно развитие воспроизводительных телец у водорослей, грибов и т. д., и вы увидите, как я сам это наблюдал, что эти тельца только вытягиваются и растут, постепенно приобретая  {137}  форму растения, от которого они происходят, и что они не сбрасывают никакой оболочки, как это делает зародыш, развивающийся из семени или яйца.

Проследите также за развитием почки, отделяющейся от тела какого-нибудь полипа, например гидры, и вы убедитесь, что эта почка лишь вытягивается и растет, но не вылупляется, как это делают цыпленок или шелковичный червь, выходящий из яйца.

Вы, конечно, слишком любите естественную историю, чтобы пожалеть о допущенном мною отступлении, и вы оцените все его значение. Оно было необходимо, помимо всего, и для того, чтобы те важные соображения, касающиеся беспозвоночных животных, которые я должен представить вам, не показались вам лишь плодом воображения, да я и не позволил бы себе занимать ими ваше внимание, если бы у меня не было уверенности в том, что все эти сведения являются серьезными знаниями, которые вам следует приобрести.

Отсюда очевидно, что не всякое воспроизведение особи происходит путем полового размножения и что там, где отсутствует оплодотворение, действительно нет настоящих половых органов. Это ясно подтверждается исследованием полипов и безбрачных растений⁸³.

Утверждать, что у полипа есть нервы, что у него есть органы дыхания, половые органы и т. д.,— то же самое, что утверждать, будто у него есть позвоночный столб, глаза, уши и т. д. Ведь ничто не указывает на существование у него этих органов, а его крайне ограниченные способности свидетельствуют о том, что если бы у него и были подобные органы, они остались бы без всякого применения или полип перестал бы быть полипом

Не будем пытаться привести природу в соответствие с нашими взглядами, но будем тщательно наблюдать ее и постараемся понять, что, неуклонно стремясь к единой цели и постоянно следуя везде одинаковому общему плану, она, тем не менее, пользуется для достижения своей цели бесконечным разнообразием средств.

Мы располагаем уже достаточно убедительными данными, чтобы утверждать, что там, где орган не употребляется, он и не существует. К этому мы можем добавить, что повсюду, где ограниченность  {138}  способностей указывает, что тот или иной орган был бы бесполезен, орган этот действительно отсутствует. В другом месте мы уже указывали, что повсюду, где потребности, сделавшиеся необходимыми и постоянными, требуют появления у особей какой-либо породы той или иной способности, жизненные силы каждой особи, постоянно направляемые в соответствии с этой возникшей потребностью, порождают необходимый для нее орган⁸⁷, а непрерывное употребление этого органа соответственным образом развивает его.

Множество наблюдений, которые я лишен возможности привести здесь, подтверждают существование этого закона природы, в истинности которого вы сами убедитесь со временем. Однако вернемся к нашей теме.

Внимательно обозревая естественный ряд животных и рассматривая различные системы организации этих тел, начиная с самых сложных и кончая самыми простыми, мы видим, как один за другим каждый специальный орган, даже наиболее существенные из них, мало-помалу деградирует, становится менее специальным, менее обособленным, встречается все реже и реже и, наконец, окончательно исчезает, еще задолго до достижения конца лестницы животных. И вот уместно обратить ваше внимание на то, что именно у беспозвоночных животных наблюдается постепенное исчезновение большей части специальных органов.

Действительно, даже не выходя из границ первого раздела царства животных, мы замечаем резкие изменения в степени совершенства органов и полное исчезновение некоторых из них, например мочевого пузыря, органа голоса, век и т. д., а легкие, этот наиболее совершенный орган дыхания, начинают деградировать у рептилий и совершенно исчезают у рыб, где их заменяют жабры; скелет, придатки которого составляют основу четырех конечностей, имеющихся у большинства позвоночных животных, начинает упрощаться главным образом у рептилий и окончательно исчезает после рыб. Но именно в отделе беспозвоночных животных наблюдается исчезновение сердца, головного мозга, жабер, сложных желез, сосудов для циркуляции, органа слуха, зрения, половых  {139}  органов и даже органов, обусловливающих чувствование, и органов движения.

Я уже указывал, что бесполезно было бы искать у полипа, например у гидры или у какого-нибудь другого животного этого класса, малейшие следы нервов (органов чувствования) или мышц (органов движения). Повидимому, одна только раздражимость, которой все полипы наделены в очень значительной степени, заменяет ему и способность чувствовать, которой он не может обладать, поскольку он лишен необходимого для этого органа, и способность произвольно двигаться, поскольку воля есть акт органа ума, а это животное совершенно лишено подобного органа. Все движения полипа являются необходимыми следствиями полученных им воздействий и выполняются всегда без возможности выбора.

Вы сможете убедиться в этих истинах, когда будете сами наблюдать все относящиеся сюда факты и когда уделите им все то внимание, которого они заслуживают, что до сих пор не считали нужным делать.

Поместите гидру в стакан с водой, и когда она прикрепится к какой-нибудь точке на стенке стакана, поверните стакан таким образом, чтобы свет падал на противоположную стенку. Вы всегда увидите, что гидра будет совершать медленные движения, переместится на освещенное место и останется там до тех пор, пока вы не измените положение освещенной точки. Она совершает то же самое, что наблюдается в частях растений, которые в силу необходимости, т. е. без всякого участия воли, поворачиваются в ту сторону, откуда падает свет. Вы увидите также, что любая крупинка, до которой гидра дотронется своими щупальцами, будет направлена в ее рот без всякого выбора, переварена и усвоена, если только она пригодна для этого, и что гидра полностью выбросит ее наружу, если крупинка осталась нетронутой, или удалит те ее частицы, которые она не может больше изменить. Но во всем этом — та же принужденность действия и отсутствие выбора, позволяющего изменить эти действия.

Нет, неверно то, что всегда утверждали, будто способность чувствовать и способность произвольно двигаться присущи всем вообще животным!  {140} 

Начиная с класса насекомых, которым еще очень далеко до того рубежа, где кончается царство животных, всюду отчетливо наблюдается заметное ослабление способности чувствовать, хотя насекомые, без сомнения, еще обладают этой способностью, поскольку у них есть нервы. В прошлом году я познакомил вас с результатами наблюдений, не оставляющими никакого сомнения в несовершенстве способности чувствовать у насекомых. Повидимому, там, где какой-либо орган еще существует, но уже подвергся деградации, т. е. в некотором роде захирел, соответствующая способность в свою очередь оказывается ослабленной. Так, у всех взрослых насекомых еще имеются глаза, но есть полное основание допустить, что насекомые видят очень плохо и мало пользуются зрением.

Что касается лучистых, у которых орган, обусловливающий чувствование, больше неразличим, можно с уверенностью допустить, что эти животные лишены способности чувствовать и обладают лишь раздражимостью. И в самом деле, наблюдения показывают, что у морской звезды можно отрезать один из ее лучей без того, чтобы она как-нибудь реагировала на это.

Способность восстанавливать свои части и способность размножаться различными способами у беспозвоночных животных развита гораздо сильнее, чем у всех прочих.

Действительно, большинство этих своеобразных животных размножается с быстротой, легкостью и плодовитостью, возрастающими по мере упрощения их организации и при наличии условий, благоприятствующих и поддерживающих их жизнедеятельность (высокая температура).

У животных двух последних классов чрезвычайно сильно развитая способность к регенерации равномерно распределена по всему телу животного. Беспозвоночные животные представляют собой ветвь животного царства с наибольшим числом уже изученных видов. Есть даже основания думать, что один только последний класс беспозвоночных животных — класс полипов по разнообразию и числу особей превосходит все прочие классы животного царства, вместе взятые. Все воды земного шара наполнены ими. Нашими наблюдениями  {141}  охвачена лишь ничтожно малая часть этих животных, и мы вряд ли сумеем когда-нибудь сильно расширить границы этих наблюдений, каковы бы ни были наши исследования.

Животные, составляющие последний класс, главным образом последние отряды его, лишены каких бы то ни было специальных органов размножения. Деление на части, которое производит сама природа,— вот средство, которым ей приходится пользоваться, чтобы размножить этих столь просто устроенных животных.

Вероятно, этот последний отряд образует низшую ступень царства животных, тот конец его, который, без сомнения, никогда не будет изучен по причине бесконечно малых размеров расположенных близ него видов и вследствие несовершенства наших чувств, мешающего нам увидеть их.

Заключительные выводы из рассмотрения беспозвоночных животных

Приведенные нами данные позволяют сделать следующие выводы.

1. Беспозвоночные животные являются менее совершенными, чем животные, обладающие настоящим скелетом, вследствие чего в общем ряде возрастающего упрощения организации они бесспорно должны стоять после позвоночных животных.

2. Из всех вообще животных они обладают наиболее ограниченными способностями, хотя в пределах их ряда существуют переходы между теми, которые обладают наибольшим числом способностей, и теми, у которых их меньше всего.

3. Они являются животными наиболее многочисленными и наиболее распространенными в природе, ибо из всех животных именно у них способность восстанавливать свои части и способность размножаться различными способами достигают наибольшего развития. Обращает на себя внимание, что наиболее сложно устроенные беспозвоночные животные являются яйцеродящими и нуждаются в оплодотворении; следующие по порядку размножаются при помощи внутренних почек и, повидимому, еще производят яйца; после них идут  {142}  животные, размножающиеся при помощи наружных почек, и, наконец, последние и самые простые размножаются делением.

4. Они имеют мягкое тело, обладающее очень большой сократимостью; однако у многих из них тело приобрело некоторую твердость благодаря кожистым или уплотненным покровам, ограничивающим способность этих животных сокращаться и поддерживающим части их тела.

5. В своей совокупности они представляют ряд отдельных групп, резко отличающихся одна от другой особой системой своей организации и общей формой особей, входящих в каждую группу; но группы эти, при сравнении их между собой, образуют ряд, характеризующийся деградацией и возрастающим упрощением организации животных, которые его составляют.

6. Изучение этих животных обнаруживает факты, лучше всего освещающие вопрос о происхождении всех вообще живых тел, в том числе и их самих, и о средствах, которыми пользовалась природа, чтобы создать беспозвоночных животных, а также факты, проливающие свет на все, что касается образования и развития различных органов, присущих животным, ибо именно среди этих животных мы встречаем постепенное исчезновение сердца, жабер, сложных желез, сосудов, служащих для циркуляции, наконец, органов слуха, зрения, половых органов, органов, обусловливающих способность чувствовать, и органов произвольного движения. Все эти органы исчезают задолго до конца естественного ряда этих животных.

7. Наконец, эти животные представлены у одного из концов ил ряда первичными и самыми простыми зачатками животной жизни, созданными природой непосредственно, то есть теми единственными живыми телами, которые могли таким путем возникнуть.

Без сомнения, животные, изучение которых дает столько важных фактов, вполне заслуживают внимания и интереса со стороны натуралистов. Знание этих фактов и те выводы, которые из них можно сделать, вполне вознаграждают за утомительные часы, потраченные на изучение всего этого множества произвольно построенных и то и дело меняющихся родов, всех этих большей частью едва уловимых видовых  {143}  признаков, словом — всего того, что лежит в основе и является единственной целью изучения почти для всех [натуралистов], посвятивших себя исследованию какого-либо отдела естественной истории.

Я закончу этот общий обзор беспозвоночных животных наблюдением, во всяком случае любопытным и, быть может, важным. Оно касается общей формы тела животных, если рассматривать ее последовательно в каждом разделе общего ряда, охватывающего всех их. Это наблюдение позволяет заметить изменения, претерпеваемые формой тела животного по мере усложнения и совершенствования организации.

В самом деле, если мы проследим порядок действий природы и, восходя от более простого к более сложному, окинем взором цепь животных, начиная от аморфных, или микроскопических, полипов и кончая животными с млечными железами, то увидим, что самые несовершенные или самые простые по своей организации животные, как, например, монады, имеют шаровидную или сферическую форму.

От этой формы, самой простой и наиболее свойственной первичному живому телу, природа постепенно заставляет следующих животных, например вольвоксов, протеев, вибрионов⁸⁸, перейти к форме овальной, лопастной, удлиненной, к форме, ежеминутно меняющейся благодаря огромной сократимости, присущей этим мельчайшим студенистым животным. Но так как природа еще не создала никакой точки опоры в этих мельчайших телах, то все изменения, которые она заставляет их претерпевать, удаляя их от шарообразной формы, производят только вечно меняющиеся неправильные формы, ни одна из которых не может служить для характеристики отряда этих несовершенных животных. Лишь с того момента, когда природа создает у этих маленьких животных зачаток первого из всех органов, а именно зачаток пищеварительного канала, она заставляет их мало-помалу отойти от той неправильности формы, от которой ранее она не могла их освободить.

После этого природа переходит к созданию полипов с ресничным и коловратным аппаратом, и мы видим, что она стремится придать  {144}  этим животным форму, свойственную их отряду и приобретающую все большую и большую правильность.

В следующем [в восходящем порядке] отряде столь многочисленных и широко распространенных полипов с лучеобразно расположенными щупальцами⁸⁹ мы уже не встречаем этого многообразия неправильных форм: здесь все животные обладают более или менее удлиненным, обыкновенно студенистым телом, заканчивающимся на верхнем конце ротовым отверстием, окруженным лучеобразно расположенными щупальцами.

Сохраняя неизменно тенденцию к соблюдению правильности формы, природа развивает и совершенствует лучистые формы и создает животных, которые составляют интересный класс лучистых⁹⁰.

Однако необходимость образовать различные специальные органы, возникающая по мере того как природа усложняет организацию, одновременно с необходимостью сосредоточить каждый из этих органов в особом месте для увеличения его мощи, не позволяет природе сохранить лучистую форму и побуждает ее изменить эту форму, чтобы перейти к подготовке членистости как формы, более пригодной для ее целей.

Для этого она создает удлиненные тела, которые она тут же разделяет на многочисленные членики. Это расчленение тела, впервые появляющееся у червей , например у солитеров, в дальнейшем становится общим признаком для животных трех следующих классов, а именно в многочисленном классе насекомых, в классе паукообразных и ракообразных. Такая форма [тела] помогла природе создать специальные органы первостепенного значения для усовершенствования способностей, ибо, прежде чем собрать эти органы в особых местах, она распределила главные из них по всей длине животного, что и облегчило их создание.

Тем не менее, дойдя до класса ракообразных, природа начинает сосредоточивать некоторые из этих органов, и вот уже отчетливо намечены зачатки сердца — главного органа кровообращения, и жабер — специального органа дыхания.  {145} 

Доведя организацию до этой степени сложности, природа, начиная с этого момента, оставляет систему членистости и наружных опорных частей и переходит к постепенной подготовке скелета — этого внутреннего остова, столь благоприятствующего разнообразию и силе движений животного, а также другим усовершенствованиям его способностей.

У кольчецов⁹² можно обнаружить только ложную членистость⁹³ в виде поперечных бороздок, и, быть может, подлинно членистыми являются только щупальцы у тех из них, которые ими снабжены; то же имеет место и у усоногих .

Наконец, у моллюсков мы находим уже мягкое тело, не членистое⁹⁵ и но кольчатое ни в одной из своих частей; правда, у многих из этих животных природа пытается создать твердые внутренние части, однако они не имеют ничего общего с настоящим скелетом.

Дойдя до рыб, природа как бы вступает на новый путь. Она закладывает здесь первый зачаток позвоночного столба, который в последнем из отрядов рыб имеет еще незначительную плотность, будучи только хрящевым. Но вскоре она его укрепляет, присоединяет к нему множество боковых придатков, часть которых представляет собой зачатки будущих ребер, которые должны служить поддержкой главной полости тела.

У рептилий природа заканчивает образование скелета, и именно здесь она начинает развивать четыре придатка или продолжения этого скелета, т. е. четыре конечности, которые мы находим в дальнейшем у всех животных высших классов. Все эти четыре конечности построены по одному и тому же плану, но они представляют большие различия в отношении пропорции своих частей. Некоторые рептилии еще лишены этих конечностей, другие имеют две, все прочие — четыре конечности.

Наконец, именно у рептилий природа приступает к созданию органа голоса, отсутствующего у всех животных нижестоящих классов.

Сколь удивительна эта градация в организации животных, слабый набросок которой я попытался представить! Сколько света проливает она, помогая нам раскрыть план действий природы!

ПОДРАЗДЕЛЕНИЕ БЕСПОЗВОНОЧНЫХ ЖИВОТНЫХ

Ввиду того, что совершенно невозможно ориентироваться среди огромного ряда различных существ, составляющих царство животных, не расставив на известных расстояниях своего рода вехи и не установив на протяжении этого ряда различных подразделений, позволяющих охватить целое и части, посмотрим, существует ли для размещения больших групп беспозвоночных животных порядок, столь же ясный и непреложный, как тот, существование которого мы отметили у позвоночных животных.

Если вы будете внимательно следить за тем, что я вам буду излагать в продолжение настоящего курса, я уверен, что вы убедитесь в том, что подобный порядок существует среди беспозвоночных животных так же, как и среди позвоночных, что этот порядок согласен с порядком самой природы, что в нем нет ничего произвольного, что он не связан ни с какими [искусственными] систематическими построениями и не может быть опровергнут или заменен другим под влиянием такого рода построений и что, наконец, крупные разделы или классы, с которыми я вас познакомлю, по своему взаимному расположению действительно воспроизводят естественный порядок, хотя разграничительные линии, которые я намечу, чтобы очертить классы, отнюдь не существуют в природе.

До сих пор я делил беспозвоночных животных на восемь четко отграниченных классов; однако я полагаю, что существование некоторых своеобразных животных, которых без натяжки нельзя поместить ни в один из них, вызывает необходимость добавить к этим восьми классам девятый .

Хотя, с целью облегчить изучение, признаки этих классов выбираются главным образом на основе рассмотрения наружной формы животных, относящихся к этим классам, тем не менее, устанавливая их, я руководствовался и внутренней организацией тех животных, которых эти классы охватывают, и прежде всего устройством трех родов органов, наиболее существенных для жизни животных, а именно:  {147} 

1) органов дыхания;

2) органов, служащих для циркуляции флюидов;

3) органов, обусловливающих способность чувствовать. Эти подлинно важные соображения сближают животных, действительно связанных между собой тесными отношениями, и неизбежно отдаляют друг от друга тех, у которых отсутствуют такие отношения. Помимо того, они отражают самую строгую постепенность в ходе упрощения организации, упрощения, явно возрастающего как у позвоночных, так м у беспозвоночных животных, от одного конца ряда к другому, так что у животных последнего класса органы дыхания, циркуляции, наконец, органы, обусловливающие способность чувствовать, неразличимы и в действительности не существуют; можно даже сказать, что у животных последнего отряда этого класса нет больше никаких специальных и обособленных органов для какой бы то ни было функции.

Классификация беспозвоночных животных

К этим девяти классам, распределение которых основано на четырех важных принципах, установленных на основе степени совершенства организации, добавьте четыре первых класса, охватывающие позвоночных животных, т. е. млекопитающих, птиц, рептилий и рыб, и вы получите для деления всего царства животных тринадцать отдельных классов, до последнего времени четко отграниченных и расположенных согласно их истинным отношениям. Эти классы, помимо того, расположены в порядке постепенно возрастающего упрощения организации составляющих их животных.

Приведенная мною классификация представляется мне именно той, которую необходимо принять для беспозвоночных животных, ибо нельзя, не внося серьезных неудобств, переместить ни один из этих классов, так как это явно нарушило бы порядок отношений, установленных самой природой. Порядок, о котором идет речь, ясно указан состоянием [ступенью] организации животных, составляющих эти девять классов.

Всех беспозвоночных животных, имеющих голову, глаза и членистые конечности, т. е. животных, из которых Линней построил свой огромный класс насекомых, хотя и следует по причине различий их организации подразделить на несколько классов, нельзя отделять друг от друга, помещая среди них других животных, имеющих иною рода признаки. Так, крайне неуместно ставить класс так называемых червей между ракообразными и насекомыми, как мы это видим в недавно вышедшем труде, озаглавленном «Zoologie analytique», стр. 3⁹⁷.

После того как отношения между группами всех категорий будут правильно разработаны, подобного рода распределение станет совершенно невозможным.

Поэтому никто не поместит теперь в один и тот же класс червей в узком смысле слова (червей, живущих внутри тела других животных)⁹⁸ с лучистыми и еще менее — с полипами, ибо нет ни близкого ;родства, ни общих признаков класса у солитера или аскариды с морским ежом, морской звездой или медузой и еще меньше у червей  {149}  двух уномянутых родов и особью мадрепоровых или горгоновых полипов.

Рассматривая общий ряд беспозвоночных животных, которых я до сих пор делил на восемь, а в настоящее время принужден разделить на девять классов, хотя один из этих классов (усоногие) еще весьма несовершенен и даже сомнителен, можно видеть, что эти девять групп, или классов, охвачены четырьмя основными характеристиками, положенными в основу разделения общего ряда беспозвоночных животных, и опирающимися на особенности организации животных, входящих в эти классы. Эта совокупность основных черт образует четыре раздела, обеспечивающие сохранение естественного порядка отношений между животными этих девяти классов. Привожу краткий обзор и основные пояснения, касающиеся этих четырех разделов.

Первый раздел

Беспозвоночные животные, дышащие жабрами. Имеют систему циркуляции, нервы и половые органы.

Жабры непременно предполагают наличие артериальных и венозных сосудов, так как на той ступени организации животных, на которой имеется полная система циркуляции, т. е. там, где для движения основного флюида тела существуют артериальные и венозные сосуды, дыхание происходит или при помощи легких, или при помощи жабер, но никогда не осуществляется другими путями.

Поэтому беспозвоночные животные, дышащие жабрами, всегда имеют артерии и вены для циркуляции и лишены стигм и трахей. У всех них есть нервы, а многие в них обладают своего рода головным мозгом.

Этот раздел охватывает четыре первых класса беспозвоночных животных, а именно: моллюсков, усоногих, кольчецов и ракообразных. Эти классы, включающие животных, дышащих жабрами и имеющих артерии и вены, должны следовать непосредственно за позвоночными животными, так как у последних также имеются артериальные и венозные сосуды.

Второй раздел

Беспозвоночные животные, имеющие воздухоносные трахеи с ограниченной областью распространения или же распространяющиеся по всему телу, а также стигмы для вхождения воздуха, нервы и половые органы.

На той ступени организации, на которой дыхание осуществляется без помощи легких или жабер, нет настоящей системы циркуляции, т. е. отсутствует постоянный ток главного флюида, направляющегося, начиная от некоего центра, по артериям и венам ко всем частям тела, откуда он возвращается в тот же центр, подвергаясь на своем пути воздействию со стороны дыхания.

Хотя в первом из двух классов этого раздела (паукообразные) и наблюдается зачаток своего рода системы циркуляция, однако порядок вещей, о котором я только что упоминал, пока что не был обнаружен путем наблюдения над этими животными и, без сомнения, полностью здесь и не существует. Об этом свидетельствует и то, что воздух поступает через отчетливо выраженные стигмы, т. е. отверстия воздухоносных трахей, укороченных и имеющих здесь чрезвычайно ограниченную область распространения. Природа как бы готовится здесь к замене этого способа дыхания новым.

У животных второго класса этого раздела (насекомые) отсутствует даже зачаток системы циркуляции: нет ни артерий, ни вен, а воздухоносные трахеи, разветвляясь по всему телу, распространяют действие воздуха на питательные флюиды всех его частой.

Животные этого раздела имеют продольный мозг и нервы Передний отдел их тела представлен головой, более или менее свободной и снабженной глазами, повидимому весьма несовершенными. Все имеют членистые конечности; наконец, у всех еще можно различить половые органы.

Таким образом, этот отдел охватывает пятый и шестой классы беспозвоночных животных, т. е. паукообразных и насекомых.

Третий раздел

Беспозвоночные животные, дышащие при помощи пор или водоносных трахей. Нет явственных половых органов, но у большинства есть воспроизводительные органы.

Здесь не только отсутствуют сосуды для циркуляции, поскольку дыхание происходит без помощи легких или жабер, но воздух ни в чистом виде, ни в виде примеси не поступает уже внутрь тела животного, чтобы проявить там свое действие, как это имеет место в легких и в воздухоносных трахеях. Внутрь тела животного поступает лишь вода, притом не через пищеварительный канал, а иными путями. Содержащийся в ней воздух или его кислород, если имеет место разложение воды, отделяется и используется для дыхания животного.

Все животные этого раздела лишены настоящей головы, глаз и конечностей. У большинства из них наблюдается одно или несколько скоплений воспроизводительных телец яйцевидной формы, повидимому не нуждающихся в оплодотворении и служащих этим животным для воспроизведения. Поэтому можно предположить, что здесь заканчивают свое существование и нервы, и половые органы— эти два рода органов, никогда не встречающихся один без другого.

Этот раздел включает седьмой и восьмой классы беспозвоночных животных, т. е. червей и лучистых.

Четвертый раздел

Беспозвоночные животные, не имеющие никаких специальных органов, за исключением зачатка органа пищеварения.

Здесь организация низведена до предельного уменьшения числа органов: помимо органа, служащего для питания и представленного не всегда, отсутствуют все прочие специальные органы.

Таким образом, у животных этого раздела нет никаких специальных органов: ни для дыхания, ни для чувствования, ни для движения флюидов, ни для размножения и т. д.  {152} 

И даже у тех животных, которые наименее несовершенны, т. е. не столь просто устроены, в действительности имеется только зачаток пищеварительного канала с одним-единственным отверстием, одновременно служащим ротовым и заднепроходным.

Пусть не говорят, что различные органы, отсутствие которых я отметил, все же представлены здесь, но низведены до таких ничтожных размеров, что их невозможно распознать. Это предположение, возникшее из представления, будто природа всегда пользуется одними и теми же средствами, не обосновано. В самом деле: ничтожно малая плотность вещества этих студенистых тел исключает возможность существования у них подобных органов.

Для того чтобы любые органы были способны реагировать на воздействия флюидов и выполнять присущие им функции, необходимо, чтобы их части обладали плотностью и упругостью, которые обеспечивали бы им необходимую для этого мощь.

Природа, создав непосредственно самых простых животных, должна была позаботиться прежде всего о том, чтобы питать их для сохранения у этих существ жизни, которой она их одарила. И вот, первым органом, который природа должна была создать, как только это позволила весьма малая плотность этих студенистых тел, без сомнения, должен был быть орган пищеварения в виде какого-либо пищевого канала, на первых порах весьма несовершенного. Действительно, у тех животных этого раздела, которые им обладают, этот канал представляет собой не что иное, как мешок с одним-единственным отверстием.

Этот четвертый раздел включает девятый и последний класс беспозвоночных животных, т. е. полипов.

Желая привлечь ваше внимание к этой интересной теме, я приведу здесь краткий обзор признаков девяти классов, на которые принято разделять беспозвоночных животных, затем я последовательно изложу для каждого из этих классов принципы, которыми следует руководствоваться при их изучении, и познакомлю вас с главными родами, относящимися к этим классам.

ПЕРВЫЙ РАЗДЕЛ

1. Моллюски (5-й класс животного царства)

Яйцеродящие животные с мягким телом, не имеющим ни одной расчлененной или кольчатой части. Имеют мантию различной формы.

Несмотря на то, что моллюски стоят одной ступенью ниже рыб, поскольку у них уже нет позвоночного столба, они все же являются наиболее высоко организованными среди беспозвоночных животных. Они дышат жабрами подобно рыбам, все имеют головной мозг и нервы, одно или несколько мускулистых сердец и полную систему циркуляции. У одних голова ясно обособлена, другие вовсе лишены ее. Тело большинства из них заключено в раковину, состоящую из одной или нескольких частей.

2. Усоногие (6-й класс животного царства)

Яйцеродящие животные с мягким телом, без ясно обособленной головы; в окружности ротового отверстия длинные членистые и снабженные ресничками руки, способные изгибаться или свертываться в спираль.

Тело заключено в известковую раковину, либо плотно прилегающую, либо соединяющуюся с телом при помощи сухожильной трубки.

Усоногих до последнего времени принято было помещать среди моллюсков, но, несмотря на то, что некоторые из них весьма близки к последним, своеобразные особенности этих животных заставляют выделить их в отдельный класс¹⁰⁰. И действительно, у наиболее изученных родов конечности явственно членистые и даже одеты плотным покровом. Тело усоногих облечено мантией, выстилающей раковину изнутри, а у некоторых эта мантия проникает в полости или щели толщи раковины.

3. Кольчецы (7-й класс животного царства)

Яйцеродящие животные с мягким удлиненным кольчатым телом, либо голым, либо снабженным щетинками или боковыми придатками; развитие без метаморфоза.

Кольчецы настолько напоминают червей, что все натуралисты смешивали их с последними, но Кювье познакомил нас с их подлинной организацией, и теперь известно, что эти животные имеют артерии и вены и что они бесспорно должны быть помещены до насекомых я после моллюсков.

Беловатая жидкость циркулирует в их сосудах, однако у небольшого числа кольчецов эта жидкость окрашена в красный цвет благодаря примеси к ней не полностью измененной чужой красной крови, которой они питаются¹⁰¹.

Кольчецы дышат жабрами: либо наружными, либо скрытыми в порах кожи. Они имеют продольный мозг и нервы. Одни из них ведут свободный образ жизни: во влажной земле или в иле, иногда в воде, другие живут в трубках, то перепончатых или построенных из песчинок, то твердых и обезызвествленных. Кольчецы еще мало изучены.

4. Ракообразные (8-й класс животного царства)

Яйцеродящие животные, тело и конечности членистые, кожа образует панцирь. Не претерпевают метаморфоза.

Ракообразные, которых до последнего времени смешивали с насекомыми, как это и сейчас, делают некоторые авторы, должны быть помещены непосредственно после кольчецов, на восьмом месте общего ряда животных. Этого требует знакомство с их организацией: в этом утверждении нет ничего произвольного.

Ракообразные имеют сердце, артерии и вены; все они дышат жабрами. Это неоспоримо и это всегда будет создавать трудности для тех, кто упорно помещает их среди насекомых на том лишь основании, что они имеют расчлененные конечности.  {155} 

Ракообразные ближе к паукообразным, чем к насекомым, но, помимо того, что они отличаются от первых по своей организации, отсутствие стигм и воздухоносных трахей не позволяет смешивать их с паукообразными, несмотря на сходство наружного вида.

Здесь заканчивается существование специальных органов настоящей системы циркуляции, являющейся существенной частью организации животных вышестоящих классов. Какова бы ни была природа движения флюидов у животных, подлежащих нашему рассмотрению в дальнейшем, это движение осуществляется менее активными средствами и постепенно делается все более и более медленным.

ВТОРОЙ РАЗДЕЛ

5. Паукообразные (9-й класс животного царства)

Яйцеродящие животные, в любом, возрасте имеют глаза на голове и членистые конечности. Развитие без метаморфоза. Имеют стигмы для дыхания.

Паукообразным бесспорно принадлежит девятое место в царстве животных. Они имеют много общих черт с ракообразными, поэтому некоторые натуралисты с полным основанием сближали их с последними. Однако паукообразные дают нам первый пример органа дыхания менее совершенного, чем жабры: все они дышат только при помощи стигм и воздухоносных трахей, имеющих очень ограниченную область распространения. Эти трахеи, вместо того чтобы распространяться по всему телу, как это имеет место у насекомых, низведены до небольшого числа пузырьков, но это все же трахеи¹⁰².

Таким образом, несмотря на тесную связь паукообразных с ракообразными, они резко отличаются от последних своими органами дыхания, особенно стигмами, которые весьма отчетливо выражены у них.

Паукообразные гораздо ближе к насекомым, чем к ракообразным, так как они дышат при помощи органов такого же устройства, но они  {156}  сильно отличаются от насекомых тем, что никогда не претерпевают метаморфоза¹⁰³ и что у животных первого отряда наблюдаются зачатки системы циркуляции.

Помимо этого, паукообразные производят потомство несколько раз в течение жизни — способность, которой насекомые лишены¹⁰⁴. Остается еще отметить, что большинство паукообразных имеет больше шести конечностей, тогда как ни у одного взрослого насекомого мы не встретим подобного примера; наконец, Пеллетье де Сен Фаржо¹⁰⁵ открыл, что пауки, подобно ракообразным, обладают не обнаруженной еще ни у одного насекомого способностью восстанавливать оторванные или утраченные конечности¹⁰⁶.

Сказанного более чем достаточно, чтобы понять, насколько ошибочны системы распределения, в которых паукообразных соединяли в один класс с насекомыми лишь на том основании, что авторы этих систем принимали во внимание только общую животным этих двух классов членистость конечностей и более или менее сильное уплотнение их кожи. Это почти то же самое, что соединять в один класс рептилий и рыб, основываясь только на большей или меньшей чешуйчатости их покровов.

6. Насекомые (10-й класс животного царства)

Яйцеродящие животные, претерпевающие метаморфоз; во взрослом состоянии имеют шесть, членистых конечностей, антенны и глаза на голове, стигмы и трахеи для дыхания.

За паукообразными безусловно следуют насекомые, т. е. этот огромный ряд несовершенных животных, не имеющих ни артерий, ни вен для движения их флюидов¹⁰⁷; насекомые рождаются в состоянии менее совершенном, чем то, в котором они размножаются; следовательно, они претерпевают метаморфоз.

Во взрослом состоянии все без исключения насекомые имеют шесть членистых ножек, усики и глаза на голове, стигмы и трахеи для дыхания.  {157} 

Насекомым безусловно принадлежит десятое место в царстве животных, так как по своей организации они ниже, т. е. менее совершенны, чем паукообразные, потому что, в отличие от последних, они рождаются не в том состоянии, какое свойственно взрослой форме, и почти все производят потомство только один раз в жизни.

Изучая организацию насекомых, можно видеть, что орган, обусловливающий способность чувствовать, представлен у них узловатым продольным мозгом и нервами. Этот мозговой тяж, снабженный на всем своем протяжении узелками, или ганглиями, каждый из которых считали отдельным головным мозгом, вместо того чтобы располагаться вдоль спинной поверхности животного подобно спинному мозгу позвоночных животных, направляется к брюшной стороне и продолжается под внутренними органами.

Именно у насекомых мы впервые встречаемся с тем явлением, что органы, необходимые для поддержания жизни, распределены почти равномерно по всему телу, причем большая часть их размещена на всем протяжении его, вместо того чтобы быть сосредоточенными в определенных местах, как это имеет место у наиболее совершенных животных. Это явление приобретает все более и более общий характер и все сильнее бросается в глаза по мере того, как мы переходим к животным последующих классов.

Повидимому, насекомые — последние из животных, размножающихся половым путем и являющихся подлинно яйцеродящими.

Наконец, помимо всего сказанного, насекомые, как мы это увидим, вообще представляют исключительный интерес в отношении особенностей их метаморфоза, их привычек и различных проявлений их индустрии.

Исчезновение полового оплодотворения [размножения]¹⁰⁸

Здесь полностью исчезают следы полового оплодотворения; и в самом деле, у животных, о которых речь будет впереди, не удается обнаружить ни малейшего признака подлинного оплодотворения, следовательно никаких настоящих половых органов. Правда, у животных двух последующих классов мы еще найдем своего рода яичники,  {158}  содержащие в изобилии яйцевидные тельца, но я считаю этот род яиц, способных воспроизводить новых особей без предварительного оплодотворения, внутренними почками, характерными для способа размножения путем внутреннего почкования. Этот способ представляет собой переход к половому размножению, называемому яйцерождением. Итак, способ размножения этих животных я рассматриваю как размножение путем внутреннего почкования.

Исчезновение органа зрения

Здесь исчезают также последние следы органа зрения, столь полезного для наиболее совершенных животных. Этот орган, отсутствие которого мы уже отмечали у некоторых моллюсков и кольчецов, появляется снова у ракообразных, паукообразных и насекомых, правда в весьма несовершенном состоянии и при весьма ограниченном его употреблении, но у животных следующих классов он окончательно исчезает¹⁰⁹.

Можно даже считать, что здесь нет больше той части тела, которая существует у большинства животных и которая известна под названием головы, ибо расширение передней части тела, наблюдаемое у некоторых червей и не являющееся местом нахождения ни головного мозга, ни органа слуха, ни органа зрения,— поскольку все эти органы отсутствуют у всех животных последующих классов,— не может рассматриваться как голова.

ТРЕТИЙ РАЗДЕЛ

7. Черви (11-й класс животного царства)

Животные, размножающиеся посредством внутреннего почкования, с мягким, более или менее удлиненным телом, способным к регенерации; не претерпевают метаморфоза, никогда не имеют ни глаз, ни членистых конечностей.

Черви должны идти непосредственно за насекомыми, предшествовать лучистым и занимать одиннадцатое место в царстве животных.  {159}  Именно с них начинает проявляться тенденция природы к установлению системы членистости, системы, которую она в дальнейшем полностью осуществила у насекомых, паукообразных и ракообразных. Но организация червей менее совершенна, чем организация насекомых, поскольку у них нет ни нервов, ни глаз, ни настоящих конечностей. Все это заставляет поместить их после насекомых, а новая форма, впервые осуществленная у них природой для установления системы членистости и отдаляющая их от лучеобразного расположения частей, доказывает, что их следует поместить до лучистых. Подобно насекомым, многие черви, повидимому, еще дышат трахеями, наружные отверстия которых напоминают стигмы, но можно предположить, что эти ограниченные в своем распространении или несовершенные трахеи являются не воздухоносными, как у насекомых, а водоносными, так как черви никогда по живут на воздухе, но либо непрерывно бывают погружены в воду, либо находятся в среде; которая ее содержит.

Эти животные всю жизнь сохраняют форму, полученную ими при рождении. Почти все черви живут исключительно внутри тела других животных и не встречаются нигде больше; впрочем, известны черви (струнцы), имеющие иные места обитания, но можно с уверенностью сказать, что, после того как их организация будет лучше изучена, их все же придется поместить именно в этот класс, но по соседству с нитчатками.

Так как у червей не обнаружено никаких органов оплодотворения, я допускаю, что у них нет и полового размножения, хотя не исключена возможность, что оно существует у них в зачаточном состоянии, подобно тому как зачатки циркуляции основного флюида [кровообращения] намечены у паукообразных. Но это пока еще не установлено. То, что у некоторых из них принимается за яичники (например, у солитеров), повидимому, является скоплением воспроизводительных телец, не нуждающихся в оплодотворении. Эти яйцевидной формы тельца бывают внутренними, как у морских ежей и др., а не наружными, как у корин¹¹⁰ и пр. Следовательно, черви являются животными, размножающимися посредством внутреннего почкования.

8. Лучистые (12-й класс животного царства)

Животные, размножающиеся путем внутреннего почкования, имеющие тело, способное к регенерации, лишенное головы, глаз и членистых конечностей, с лучеобразным расположением частей, имеют трубчатые трахеи или поры для всасывания воды.

Лучистые занимают двенадцатое место в обширном ряде известных нам животных и составляют предпоследний класс беспозвоночных животных и животного царства в целом.

Хотя эти своеобразные животные в общем еще мало изучены, однако все, что стало известно об их ор1анизации, определенно указывает место, которое я им отвожу. Действительно, специальный орган, обусловливающий способность чувствовать, которым наделены почти все животные предшествующих классов, отсутствует здесь. Повидимому, у лучистых действительно нет ни продольного мозга, ни нервов, т. е. приходится допустить, что они обладают лишь простой раздражимостью.

Все части их тела чрезвычайно отчетливо обнаруживают то лучеобразное расположение, которое природа начала осуществлять у полипов.

Однако лучистые не являются еще последней ступенью, которую можно различить в царстве животных. Мы должны спуститься еще ниже и провести грань между этими животными и полипами, действительно составляющими последнее звено этой интересной цепи.

Смешивать лучистых с полипами так же недопустимо, как помещать ракообразных среди насекомых или рептилий среди рыб.

В самом деле, у лучистых наблюдаются не только органы, повидимому, предназначенные для дыхания, но, помимо того, имеются еще специальные органы размножения — различной формы яичники. Правда, ничто не подтверждает, ничто даже не указывает на то, что образующиеся в этих яичниках так называемые яйца оплодотворяются, как это имеет место при половом размножении, ибо у этих животных не обнаружено никаких следов органов оплодотворения.  {161} 

Поэтому я считаю эти своего рода яйца внутренними почками, но уже более совершенными, развившимися из почек полипов в силу тех отношений, которые связывают лучистых с полипами. Известно, что последние отряды полипов размножаются наружными, а первые — внутренними почками.

По своей организации лучистые представляют собой животных, обладающих толом, обычно большим в ширину, чем в длину, лишенным головы и членистых конечностей, способным к регенерации любой своей части, не имеющим никаких специальных органов ни для движения флюидов, ни для чувствования, но с зачаточным органом дыхания и особыми воспроизводительными органами.

Следовательно, совершенно недопустимо объединять в один класс лучистых с полипами, т. е. с животными, у которых не обнаружено никаких специальных органов ни для дыхания, ни для размножения.

О наличии у лучистых слуха, обоняния и вкуса можно говорить лишь как о гипотезе, притом мало правдоподобной, ибо там, где нет органа для функции, там нет и самой функции.

ЧЕТВЕРТЫЙ РАЗДЕЛ

9. Полипы (13-й и последний класс животного царства)

Животные, размножающиеся внутренними почками и делением, с телом всегда студенистым, способным к регенерации своих частей, не имеющие никаких специальных органов, за исключением пищеварительного канала с одним-единственным отверстием.

Размножаются геммулами или почками либо внутренними, либо наружными, или путем деления тела¹¹¹.

Полипы составляют последний класс беспозвоночных животных и всего животного царства и образуют последнюю из доступных наблюдению ступеней естественного ряда животных, т. е. занимают тринадцатое и последнее место.  {162} 

Можно сказать, что это во всех отношениях самые несовершенные из всех существующих животных, так как они отличаются наиболее простой организацией и, следовательно, наименьшим числом способностей. У них нет ни головного, ни продольного мозга, ни нервов, ни специальных органов дыхания^*, ни сосудов для циркуляции флюидов; все их внутренние органы сводятся к простому, изредка складчатому пищеварительному каналу, который, подобно более или менее удлиненному мешку, имеет одно-единственное отверстие, одновременно служащее ротовым и заднепроходным. Мельчайшие животные, образующие последний отряд этого класса, лишены следов даже этого специального органа пищеварения.

Ни один полип не может быть подлинно яйцеродящим, так как ни у одного из них нет специальных органов размножения. Кроме того, для образования настоящих яиц недостаточно, чтобы животное имело яичник: необходимо наличие у самого животного или у другой особи его же вида специального органа для оплодотворения. Однако до сих пор никому еще не удалось доказать, что полипы снабжены подобными органами¹¹³. Зато очень хорошо известны те почки, которые некоторые полипы производят для целей размножения. Рассмотрение этих почек показывает, что они представляют собой в сущности  {163}  не что иное, как полностью обособившиеся части тела животного, менее простые, чем те хорошо известные части, которыми природа пользуется для того, чтобы размножить путем деления мельчайших животных, составляющих последний отряд полипов.

Именно среди полипов находится неизученный конец лестницы животных, т. е. первые зачатки животной природы.

В самом деле, мельчайшие животные, которыми заканчивается последний отряд полипов, представляют собой не более как одаренные жизнью точки, студенистые прозрачные тельца очень простой формы, обладающие сократимостью в каждой части своего тела.

Таковы общие сведения о беспозвоночных животных и те принципы, которые определяют их общее распределение, а также все подразделения и основы соотношения классов, установленные нами. для этих животных.

Изучая постепенную и возрастающую деградацию организации животных от моллюсков до полипов, мы прежде всего придем к выводу, что определение, до сих пор даваемое животным для того, чтобы отличить их от растений, совершенно неудовлетворительно, ибо утверждение, что животные — это существа чувствующие, обладающие волей и вследствие этого способностью к произвольному движению, не является правильным во всех случаях.

Приведу здесь определения, которые я предлагаю для разграничения существ, составляющих оба царства живых тел.

Животные представляют собой живые организованные тела, обладающие способностью переваривать пищу, наделенные раздражимостью во всех своих частях или только в некоторых из них, способные двигаться: одни — под влиянием активной воли, другие — вследствие возбуждения их раздражимости.

Растения представляют собой живые организованные тела, не обладающие способностью переваривать пищу, лишенные раздражимости своих частей и неспособные двигаться ни под влиянием воли, ни вследствие возбуждения их раздражимости.  {164} 

Движения, наблюдаемые у всего растения или только в некоторых частях его тела, вызываются гигрометрическими или пирометрическими причинами и обусловливаются в одних случаях однократным растяжением их упругих частей, в других — расширением и сжатием последних в результате более или менее быстро протекающих местных процессов скопления и рассеяния невидимых флюидов.

Конец вступительной лекции
и общих сведений [касающихся
беспозвоночных животных].

ФИЛОСОФИЯ

зоологии

Титульный лист первого тома первого французского издания «Философии зоологии». Париж, 1809.

ФИЛОСОФИЯ

зоологии,

или

ИЗЛОЖЕНИЕ

Рассуждений, относящихся к естественной истории животных, разнообразию их организации и способностей, которые они благодаря ей приобретают; к физическим причинам, поддерживающим в них жизнь и обусловливающим выполняемые ими движения; наконец, к причинам, одни из которых порождают чувство, другие — ум у тех животных, которые ими наделены.

СОДЕРЖАНИЕ

ПРЕДИСЛОВИЕ

Опыт преподавательской деятельности заставил меня почувствовать, насколько полезна была бы теперь философия зоологии¹, то-есть собрание правил и принципов, относящихся к изучению животных и одновременно приложимых и к другим разделам естественных наук, насколько полезна была бы она именно теперь, когда наши знания фактов из области зоологии достигли, примерно за последние тридцать лет, столь значительных успехов.

Вследствие этого я и попытался сделать набросок такой философии, чтобы использовать его в моих лекциях и облегчить моим ученикам понимание того, что я им излагаю. Иной цели у меня тогда не было.

Но для того, чтобы выработать принципы и на основании их установить правила, которыми следовало руководствоваться при изучении предмета, я вынужден был заняться рассмотрением организации различных известных нам животных; обратить внимание на своеобразные различия в организации животных каждого семейства, каждого-отряда и в особенности каждого класса; сравнить способности, которыми эти животные обладают, в соответствии со степенью сложности их организации у каждой породы и, наконец, исследовать наиболее общие явления этой организации во всех главных случаях. Поэтому я вынужден был постепенно включать в круг своего внимания проблемы, представляющие величайший научный интерес, и обратиться к исследованию наиболее сложных вопросов зоологии.  {181} 

Мог ли я в самом деле быть свидетелем исключительно интересной деградации, наблюдаемой в организации животных, при рассмотрении образуемого ими ряда, от наиболее совершенных и до самых несовершенных из них, не пытаясь исследовать причины этого неоспоримого и замечательного факта, очевидность которого подтверждается столькими доказательствами? Не должен ли я был прийти к мысли, что природа создавала различные живые тела, постепенно переходя от самого простого к самому сложному, ибо, если подыматься по лестнице животных² от самых несовершенных и до наиболее совершенных из них, мы увидим, что организация становится все сложнее и совершеннее? Эта мысль приобрела в моих глазах характер безусловной достоверности, после того как я установил, что простейшей организации не свойственен ни один специальный орган и что живые тела с подобной организацией обладают только теми способностями, которые присущи всем живым телам вообще, но ни одной, присущей исключительно им; когда я понял, что, по мере того как природа создавала один за другим различные специальные органы и все более и более усложняла организацию животных, последние приобретали соответственно степени сложности их организации различные специальные способности, которые у наиболее совершенных животных являются многочисленными и даже выдающимися

Эти соображения, которым я не мог не уделить внимания, привели меня вскоре к исследованию вопроса, что представляет собой в действительности жизнь, и к изучению тех условий, которых требует это естественное явление для своего возникновения и сохранения в [одаренном жизнью] теле. Я не колеблясь приступил к этим исследованиям, так как был убежден, что надлежащие средства для решения этой, повидимому, столь сложной проблемы могут быть получены исключительно путем изучения наиболее простой организации, ибо только она представляет совокупность тех условий, которые необходимы для существования жизни, и не осложнена в то же время ничем, что могло бы ввести нас в заблуждение.  {182} 

Но так как все условия, необходимые для существования жизни, уже представлены полностью на низшей ступени организации, будучи доведены здесь до предельной простоты,то предстояло выяснить вопрос, каким образом эта организация благодаря тем или иным видоизменяющим ее причинам могла произвести другие, менее простые ее формы и обусловить постепенное появление все более и более сложных систем организации, наблюдаемых нами на всех ступенях лестницы животных. И вот, опираясь на два приведенных ниже положения, к которым я пришел путем наблюдений, я нашел, как мне кажется, решение интересовавшей меня проблемы.

Во-первых, множество известных нам фактов доказывает, что непрерывно возобновляемое употребление органа способствует его развитию, укрепляет и даже увеличивает его, между тем как отсутствие употребления, сделавшееся для какого-либо органа привычным, вредит его развитию, ослабляет и постепенно уменьшает его и, наконец, приводит к его исчезновению, если это отсутствие употребления длительно сохраняется у всех индивидуумов последующих поколений Отсюда ясно, что когда изменение обстоятельств вынуждает индивидуумов какой-либо породы животных изменять свои привычки, то менее употребляемые органы мало-помалу уничтожаются, между тем как более употребляемые усиленно развиваются и приобретают мощь и размеры, соответствующие привычному их употреблению индивидуумами данной породы.

Во-вторых, размышляя о сущности движения флюидов³ внутри содержащих их крайне податливых частей живых тел, я вскоре убедился, что, по мере ускорения движения этих флюидов, последние преобразуют клеточную ткань⁴, в которой они движутся, открывают себе в ней проходы, формируют там разного рода каналы и, наконец, создают в ней различные органы, отвечающие состоянию той организации, в которой эти флюиды находятся.

На основании этих соображений я пришел к окончательному выводу, что движение флюидов внутри тела животных, постепенно ускорявшееся с усложнением организации, с одной стороны, и влияние новых обстоятельств, возникавших для животных по  {183}  мере их расселения во всех пригодных для обитания местах, — с другой, были двумя главными причинами, приведшими различных животных к тому состоянию, в котором мы видим их в настоящее время.

Я не ограничился в этом труде рассмотрением условий, необходимых для существования жизни в [телах] простейшей организации, и указанием причин, обусловивших постепенное усложнение организации, начиная с самых несовершенных животных и кончая наиболее совершенными из них. Считая возможным открыть физические причины способности чувствовать — этой способности, присущей столь многим животным, я не колеблясь занялся и этим вопросом.

В самом деле, будучи убежден, что материя, какова бы она ни была, не может обладать способностью чувствовать, и понимая, что чувство является не чем иным, как продуктом определенной системы органов, способной его произвести, я стремился найти тот органический механизм, который мог обусловить это удивительное явление, и мне кажется, что я нашел его.

Собрав наиболее достоверные наблюдения в данной области, я имел возможность убедиться, что для того, чтобы животные могли обладать способностью чувствовать, требуется уже весьма значительная сложность нервной системы, и еще большая — для того, чтобы обусловить у них умственные акты⁵.

Эти же наблюдения убедили меня в том, что нервная система в той ее наиболее несовершенной форме, в какой она представлена у тех из низших животных, у которых она впервые появляется, способна только возбуждать мышечные движения, но не может еще произвести явление чувствования. В этом состоянии она представляет лишь ряд мозговых узелков с отходящими от них волокнами и не образует ни узловатого продольного, ни спинного, ни головного мозга.

На более высокой ступени своего развития нервная система состоит из главной мозговой массы удлиненной формы, представленной либо узловатым продольным, либо спинным мозгом, передний  {184}  конец которого образует головной мозг, являющийся очагом ощущений и исходной точкой для нервов специальных органов чувств, по крайней мере некоторых из них. Животные, имеющие такую нервную систему, обладают способностью чувствовать.

Далее я пытался выяснить механизм, при посредстве которого осуществляется ощущение, и показал, что у индивидуума, лишенного органа ума, ощущение производит только восприятие, но не может вызвать у него никаких представлений, и что даже там, где существует упомянутый специальный орган, это ощущение производит опять-таки только восприятие во всех случаях, когда оно остается незамеченным⁶.

Правда, я не сделал определенного вывода относительно того, осуществляется ли ощущение в этом механизме благодаря истечению нервного флюида из подвергшейся воздействию точки или же путем простой передачи движения в самом этом флюиде. Однако соответствие между длительностью известных ощущений и длительностью воздействий, которыми они были вызваны, заставляет меня склониться в пользу последнего допущения.

Мои наблюдения не внесли бы никакой ясности в затронутые вопросы, если бы мне не удалось установить и доказать, что способность чувствовать и раздражимость — весьма различные органические явления⁷ и что они отнюдь не проистекают из общего источника, как это принято было думать; наконец, что первое из этих явлений представляет собой способность, присущую лишь некоторым животным и требующую специальной системы органов, тогда как второе не нуждается для своего проявления в какой-либо особой системе органов, будучи свойством, присущим любой животной организации.

Поэтому, до тех пор пока будут смешивать эти два рода явлений как со стороны их происхождения, так и со стороны их действия, легко впасть в ошибку при всех попытках объяснить причины большей части явлений, свойственных организации животных Особенно велика эта опасность, когда, желая определить источник способности чувствовать и двигаться, а также органы, обусловливающие эти  {185}  способности у обладающих ими животных, прибегают для их обнаружения к экспериментам.

Так, например, обезглавив каких-либо очень молодых животных, или перерезав им спинной мозг между затылочной костью и первым позвонком, или, наконец, введя в него стилет, полагали, что различные движения, вызванные у этих животных вдуванием воздуха в легкое, являются доказательством восстановления их способности чувствовать под влиянием искусственного дыхания. В действительности же одни из этих явлений обязаны своим происхождением только неугасшей раздражимости, сохраняющейся, как известно, еще некоторое время поело смерти индивидуума, другие же — тем или иным мышечным движениям, которые могут еще быть возбуждены вдуванием воздуха в тех случаях, когда спинной мозг был разрушен введением длинного стилета не на всем своем протяжении.

Если бы я не установил, что органический акт, обусловливающий движение частей тела, совершенно не зависит от того, который порождает явление чувства, хотя влияние нервов необходимо как для того, так и для другого; если бы я не заметил также, что могу привести в движение ряд своих мышц, не испытывая при этом никакого ощущения; наконец, что я способен получить ощущение, не сопровождаемое никаким мышечным движением, то я в свою очередь мог бы ошибочно принять движения, вызванные у обезглавленных молодых животных или таких, у которых был удален головной мозг, за доказательства их способности чувствовать.

Если индивидуум по самой своей природе или по какой-либо иной причине не в состоянии отдать себе отчет в испытываемом им ощущении, если он не выражает криком, что ощущает причиняемую ему боль, то, как мне кажется, единственно надежный способ убедиться в том, что он действительно получает ощущения,— это проверить, что система органов, наделяющая его способностью чувствовать, не разрушена, но сохраняет свою целостность. Мышечные движения сами по себе не являются доказательством наличия способности чувствовать.  {186} 

Составив себе определенное представление об этих интересных явлениях, я обратился к рассмотрению внутреннего чувства⁸, т. е. того чувства своего существования, которым обладают только животные, наделенные способностью чувствовать. Я сопоставил все относящиеся сюда известные факты, а также мои собственные наблюдения и вскоре пришел к выводу, что это внутреннее чувство является тем действенным началом, которое всегда следует принимать во внимание.

Действительно, по моему мнению, нет ничего, что имело бы большее значение, чем это чувство, рассматриваемое у человека и у животных, обладающих нервной системой, способной его произвести, чувство, которое может быть вызвано физическими и духовными потребностями и которое является тем источником, из которого движения и действия черпают средства для своего выполнения. Никто, насколько мне известно, не обратил внимания на это. Таким образом, пробел в этой области — незнание одной из самых могущественных причин основных явлений, наблюдаемых в организации животных,— делал недостаточным все, что можно было бы привести для объяснения этих явлений. Между тем мы как бы предугадываем существование этой внутренней силы всякий раз, когда говорим о душевных движениях, испытываемых нами при самых разнообразных обстоятельствах. Даже слово эмоция, не мною созданное, достаточно часто употребляется в разговоре для обозначения упомянутых фактов.

После того как я установил, что это внутреннее чувство может возникать под влиянием разных причин и, однажды возникнув, само становится затем активным началом, способным возбуждать действия, я был до известной степени удивлен обилием известных фактов, подтверждающих обоснованность, иными словами — реальность этой силы, и мне казалось, что все трудности, с давних пор мешавшие мне исследовать причину, являющуюся возбудителем действий, были, наконец, окончательно устранены.

Но даже полагая, что мне посчастливилось раскрыть истину, приписав внутреннему чувству животных, которые этим чувством  {187}  обладают, роль действующего начала, порождающего их движения, я тем самым устранил только часть трудностей, осложнявших эти исследования, ибо совершенно очевидно, что не все известные нам животные обладают и могут обладать нервной системой. Следовательно, не все они наделены внутренним чувством, о котором здесь идет речь, и у тех из них, которые лишены его, выполняемые ими движения, очевидно, имеют иное происхождение.

Уже после того как я пришел к этим выводам, я обратил внимание на то, что у растений жизнь не могла бы существовать и поддерживаться в действенном состоянии без тех или иных внешних воздействий, и вскоре я понял, что то же, повидимому, применимо ко многим животным. И вот, поскольку я уже неоднократно имел возможность убедиться в том, что в случае надобности природа умеет достигать одной и той же цели при помощи различных средств, у меня не оставалось ни малейшего сомнения относительно правильности моих взглядов.

Итак, я думаю, что у очень несовершенных животных, лишенных нервной системы, жизнь существует только благодаря воздействиям, получаемым ими извне; иными словами, тонкие, постоянно находящиеся в движении флюиды, содержащиеся в окружающей среде, непрерывно проникают в эти организованные тела и поддерживают в них жизнь до тех пор, пока состояние данных тел допускает это Эта неоднократно возникавшая у меня мысль, опирающаяся на множество фактов, ни один из которых, насколько мне известно, ей не противоречит, и наглядно подтверждаемая изучением жизни растений, — эта мысль, повторяю, явилась для меня тем своеобразным лучом света, который позволил мне обнаружить основную причину, поддерживающую движения и жизнь организованных тел, причину, которой животные обязаны всем, что их оживляет.

Присоединив это положение к двум предыдущим, а именно к тем, которые относятся к роли движения флюидов внутри тела животных и к результатам длительного изменения обстоятельств и привычек этих существ, я нашел ту нить, которая связывает многочисленные  {188}  причины явлений, раскрываемые нам организацией животных в различных ступенях ее развития и во всем ее многообразии. Я постиг вскоре важное значение того средства природы, которое заключается в сохранении у вновь возникающих индивидуумов всего того, что было приобретено организацией тех индивидуумов, от которых они произошли в результате жизнедеятельности и под влиянием обстоятельств.

После того как я выяснил, что движения животных никогда не происходят путем передачи, но всегда возникают в результате возбуждения, я понял, что природа, вынужденная в отношении самых несовершенных животных заимствовать действующее начало, возбуждающее в них жизненные движения и действия, из окружающей среды, сумела, все более и более усложняя организацию животных, перенести это действующее начало внутрь их тела и в конце концов передала его во власть самого индивидуума⁹.

Таковы главные положения, которые я пытался установить и развить в настоящем труде.

Итак, эта «Philosophie zoologique» содержит результаты моих исследований, проведенных над животными, их общими и частными свойствами, их организацией, причинами ее развития и многообразия, а также над способностями, приобретаемыми ими в связи с этим развитием. При составлении настоящего труда я пользовался наиболее важными материалами, собранными мною для другой ранее задуманной работы о живых телах, под названием «Biologie»¹⁰, работы, которую мне лично не придется выполнить.

Факты, которые я привожу здесь, весьма многочисленны и неоспоримы, а выводы, которые я из них сделал, казались мне настолько правильными и неизбежными, что, по моему глубокому убеждению, их трудно будет заменить более совершенными.

Конечно, многие новые воззрения, излагаемые в этом труде, естественно должны вызвать у читателя при первом знакомстве с ними предубеждение вследствие одного уже предпочтения, всегда оказываемого общепризнанным мнениям перед новыми, стремящимися их вытеснить. А так как это господство старых идей над идеями,  {189}  появляющимися впервые, благоприятствует указанному предубеждению, в особенности если к этому присоединяется хотя бы малейшая заинтересованность, то отсюда следует, что, как бы велики ни были трудности, сопряженные с открытием новых истин при изучении природы, еще большие трудности стоят на пути их признания.

Трудности эти, зависящие от разных причин, п сущности скорее полезны, чем вредны для общего состояния науки. В самом деле, благодаря требовательности, которая затрудняет признание их в качестве истин, чрезвычайно много отдельных идей, более или менее правдоподобных, но не обоснованных, едва появившись, тут же предается забвению. Правда, по тем же причинам иногда отвергаются или оставляются без внимания и выдающиеся взгляды, и серьезные воззрения. Но лучше, чтобы истина, раз понятая, была обречена на долгую борьбу, не встречая заслуженного внимания, чем чтобы все, что порождается пылким воображением человека, легковерно воспринималось.

Чем больше я размышляю на эту тему и стараюсь постичь все то множество причин, которые могут повлиять на наши суждения, тем больше я убеждаюсь, что, за исключением фактов физического и умственного порядка^*, в которых никто не может усомниться, всё прочее является лишь необоснованным мнением или умозаключением, а кто не знает, что одним умозаключением можно противопоставить другие? Поэтому, хотя совершенно очевидно, что между взглядами отдельных людей существуют большие различия с точки зрения их правдоподобности, вероятности и даже ценности, мы всё же были бы неправы, как мне кажется, если бы стали осуждать тех, кто отказывается принять наши взгляды.  {190} 

Разве обоснованными взглядами следует считать только те, которые получили наиболее широкое признание? Ведь опыт достаточно ясно показывает, что люди, обладающие наиболее развитым умом и наибольшим запасом знаний, во все времена составляют крайне ничтожное меньшинство. Не подлежит никакому сомнению, что авторитеты в области науки должны устанавливаться путем справедливой оценки, а вовсе не на основании мнения большинства, хотя, по правде говоря, такого рода оценка чрезвычайно трудна.

Но так как требования, которым должно отвечать правильное суждение, многообразны и строги, никогда нельзя быть уверенным в том, что то или иное лицо, имеющее репутацию признанного авторитета, абсолютно непогрешимо в своих суждениях относительно разного рода предметов.

Итак, положительными истинами для человека, т. е. истинами, на которые он может смело опираться, в действительности являются только доступные его наблюдению факты, но отнюдь не те выводы, которые он может из них извлечь; только существование природы, раскрывающей перед нами эти факты, а также все материалы, помогающие овладеть знанием их; наконец, только законы, управляющие движениями и изменениями ее частей. Вне этого — все беспочвенно, хотя одни следствия, теории, мнения и т. д. могут иметь большую степень вероятности, чем другие¹¹.

Но если нельзя положиться ни на одно умозаключение, ни на один вывод, ни на одну теорию, ибо человек, производящий подобные умственные операции, не может быть уверен в том, что им были использованы только истинные, необходимые для этого элементы и не было внесено ничего произвольного и ничего не было упущено; если, далее, для нас неоспоримы только существование тел, способных воздействовать на наши чувства, только реальные качества этих тел, наконец, только доступные нашему познанию факты физического и умственного порядка, то все мысли, рассуждения и объяснения, которые можно найти в настоящем труде, следует рассматривать лишь как простые, предлагаемые мною умозаключения,  {191}  которые я высказываю с целью указать на то, что мне представляется действительно существующим и что на самом деле могло бы иметь место¹².

Как бы то ни было, посвятив себя наблюдениям, послужившим источником для приведенных в этой работе мыслей, я испытал огромное удовлетворение от сознания, что мои взгляды близки к истине, и почувствовал себя вознагражденным за все трудности, связанные с утомительными занятиями и долгими размышлениями. Опубликовывая эти наблюдения одновременно с теми выводами, которые я из них сделал, я ставлю своей целью призвать просвещенных людей, любящих изучать природу, продолжить их, подвергнуть их проверке и, со своей стороны, извлечь из них те выводы, которые они сочтут правильными.

Так как только этот путь представляется мне единственным, который может привести к познанию истины или, по крайней мере, позволяет приблизиться к ней, и так как совершенно очевидно, что познание истины полезнее для нас, чем те заблуждения, которые могут быть выдвинуты на его место, то для меня не подлежит никакому сомнению, что именно этим путем следует идти.

Не трудно заметить, что я очень внимательно отнесся к изложению второй и особенно третьей части моего труда и что обе эти части представили для меня чрезвычайный интерес. Однако и относящиеся к естественной истории принципы, которым посвящена первая часть, заслуживают внимания по меньшей мере как принципы, которые могут оказаться чрезвычайно полезными для науки, поскольку они, вообще говоря, дают наиболее полное представление о воззрениях, существовавших до сих пор.

Я мог бы значительно увеличить объем настоящего труда, если бы полностью развил в каждой главе тот интересный материал, который она содержит; но я предпочел ограничиться изложением лишь тех данных, которые были совершенно необходимы для правильного понимания моих наблюдений. Благодаря этому мне удалось сберечь. время моих читателей, не лишая их тем самым возможности понять, меня.  {192} 

Цель, которую я пред собой поставил, будет достигнута, если те, кто любит естественные науки, найдут в этой работе какие-либо полезные для себя взгляды и принципы; если приведенные в ней собственные мои наблюдения будут подтверждены или признаны теми, кто имел возможность заниматься теми же предметами, и если идеи, зародившиеся под влиянием этих наблюдений, каковы бы эти идеи ни были, будут способствовать развитию наших знаний или укажут пути для открытия не известных нам истин.

ВВОДНЫЕ РАССУЖДЕНИЯ

Наблюдать природу, изучать ее создания, исследовать общие и частные отношения, запечатленные ею в их свойствах, наконец, пытаться раскрыть порядок, установленный ею во всем, путь, которым она шла, ее законы и те бесконечно разнообразные средства, которыми она пользуется для поддержания этого порядка,— в этом, по-моему, заключается для нас возможность приобрести единственные доступные нам положительные знания, единственные, к тому же, знания, которые могут нам быть действительно полезны, и вместе с тем в этом залог самых высоких наслаждений, способных, более чем что-либо иное, вознаградить нас за неизбежные жизненные невзгоды.

В самом деле, можно ли найти при наблюдении природы что-нибудь более интересное, чем изучение животных, чем рассмотрение отношений их организации к организации человека, чем исследование видоизменяющего действия привычек, образа жизни, климата, места обитания на их органы, способности и признаки; можно ли найти что-нибудь более интересное, чем сопоставление различных наблюдаемых у них систем организации, исходя из которых определяют более или менее тесные отношения, устанавливающие место каждого из них в естественной системе; более интересное, чем построение общего распределения этих животных, в основу которого мы кладем большую или меньшую степень сложности их организации, распределения, которое может привести нас к познанию того  {194}  порядка, которому следовала природа, создавая каждый из их видов?

Действительно, нельзя не согласиться, что все эти соображения и многие другие, к которым неизбежно приводит изучение животных, представляют чрезвычайно большой интерес для всякого, кто любит природу и во всем стремится найти истину.

Удивительно то, что многие явления, которые следует считать особенно важными, стали предметом наших размышлений только с того времени, как обратились к изучению главным образом наименее совершенных животных и с тех пор, как исследования различных усложнений в организации этих животных стали основой этого изучения. Интересно также отметить, что знания, имеющие первостепенное значение для раскрытия законов и средств природы и для определения пути, которым она шла, почти всегда приобретались путем длительного исследования мельчайших созданий природы и путем рассмотрения результатов самых, казалось бы, несущественных наблюдений. Эта истина, уже подтвержденная многими важными фактами, станет еще более очевидной благодаря мыслям, изложенным в настоящем труде, и должна более чем когда-либо убедить нас, что при изучении природы нельзя пренебрегать ни одним объектом, каков бы он ни был.

Изучение животных отнюдь не должно ограничиваться приобретением знаний о различных их породах и определением всех имеющихся между ними различий путем установления присущих им признаков; необходимо также выяснить происхождение способностей, которыми эти существа обладают, причины, вызывающие и поддерживающие в них жизнь; наконец, причины замечательного прогрессивного усложнения их организации и увеличения числа и развития их способностей.

Физическое и духовное¹³ по своему источнику, несомненно,— явления одного и того же порядка. Изучая организацию наблюдаемых нами животных различных групп, можно установить эту истину с полной очевидностью. Но так как из этого источника проистекают двоякого рода действия, вначале едва отличимые одно  {195}  от другого, а в дальнейшем разделяющиеся на два порядка явлений, в высшей степени различных, то в своем предельном расхождении они казались нам, а многим кажутся и теперь, не имеющими ничего общего между собой.

Влияние физического на духовное уже признано^*; но мне кажется, что до сих пор не уделялось достаточного внимания влиянию духовного на физическое. Между тем эти два ряда явлений, имеющих общий источник, воздействуют друг на друга, особенно в случаях, когда они кажутся совершенно независимыми. В настоящее время мы располагаем средствами, позволяющими доказать, что в своих изменениях они взаимно влияют один на другой.

Попытки установить общность происхождения явлений того и другого порядка, представляющих в своем предельном расхождении то, что известно под названием физического и духовного, были, по-моему, неудачны, и был выбран путь, обратный тому, каким следовало бы идти.

Эти два ряда явлений, кажущихся столь различными, начали изучать на самом человеке, т. е. на организации, достигшей предельного развития и совершенства и представляющей наибольшую сложность причин явлений жизни, чувствования и, наконец, присущих человеку способностей; следовательно, именно здесь труднее всего было установить [единство] источника столь многих явлений.

После тщательного изучения организации человека, что, действительно, было сделано, следовало приложить все усилия к тому, чтобы изучить организацию остальных животных, рассмотреть различия, существующие между ними в этом отношении, наконец, проследить зависимость присущих им способностей от их организации, вместо того чтобы пытаться немедленно установить на основании рассмотрения организации человека истинные причины жизни, физической и духовной чувствительности, словом — причины выдающихся способностей, которыми наделен человек.  {196} 

Если бы мы сравнили результаты исследования этих различных объектов между собой и с тем, что известно относительно человека, и если бы мы проследили, начав с животного, имеющего наиболее простую организацию, и кончая человеком, у которого она достигает наибольшей сложности и совершенства, прогрессивное развитие организации, проявляющееся в усложнении этой последней, а также в постепенном приобретении различных специальных органов и в обусловленных новыми органами новых способностях, то мы могли бы заметить, как потребности, едва намечавшиеся вначале, постепенно увеличивались в числе и порождали склонность к действиям, способным удовлетворить этим потребностям; как эти действия, ставшие привычными и активными вызывали развитие служащих для их выполнения органов. Мы увидели бы, что сила, возбуждающая органические движения, у самых несовершенных животных может находиться вне их и все же их оживлять, и что эта сила была перенесена в дальнейшем внутрь тела животного, утвердилась там и сделалась для него источником способности чувствовать, а в конце концов источником умственных актов.

Я добавлю к этому следующее: если бы руководствовались этим методом, то способности чувствовать не приписали бы роль всеобщей и непосредственной причины органических движений и не стали бы утверждать, что жизнь слагается из ряда движений, выполняемых в результате ощущений, получаемых при посредстве различных органов или каким-либо иным путем, иными словами — что все жизненные движения представляют собой результат воздействий, полученных чувствительными частями [тела]. («Rapports du physique et du moral de l'homme», стр. 38—39 и 85).

Эта причина могла бы показаться до известной степени обоснованной в отношении наиболее совершенных животных; но если бы то же имело место у всех тел, одаренных жизнью, то все они должны были бы обладать способностью чувствовать. Между тем у нас нет никаких данных утверждать, что эта способность присуща растениям Мы не можем далее показать, что этой способностью наделены все известные нам животные.  {197} 

Допущение всеобщности этой причины несовместимо, как мне кажется, с представлением о подлинном пути природы. Создавая жизнь, природа не могла начать внезапно с установления столь выдающейся способности, как способность чувствовать. Она не располагала еще средствами для того, чтобы эта способность могла существовать у несовершенных животных первых классов животного царства.

В отношении живых тел природа всегда действовала постепенно и в последовательном порядке. В этом уже не может быть никаких сомнений.

Среди различных вопросов, которые я намерен рассмотреть в настоящем труде, я попытаюсь показать, повсюду ссылаясь на признанные факты, что природа, непрерывно развивая и все более и более усложняя организацию животных, создала различные специальные органы и те способности, которыми животные обладают.

Уже давно существовал взгляд, что тела, наделенные жизнью, могут быть расположены в виде своего рода лестницы или цепи, состоящей из последовательных звеньев. Бонне¹⁵ развил этот взгляд, но не доказал его на фактах, почерпнутых из [рассмотрения] самой организации; между тем это было необходимо, особенно в отношении животных. Он не мог сделать этого, потому что в его время еще отсутствовали необходимые для этого средства.

При изучении животных всех классов следует обращать внимание, помимо усложнения их организации, и на многое другое. Влияние обстоятельств как причина, вызывающая появление новых потребностей; влияние потребностей как причина, вызывающая действия; влияние повторных действий как причина, создающая привычки и склонности; результаты усиленного или ослабленного употребления того или иного органа; далее, средства, которыми природа пользуется для сохранения и совершенствования всего, что было приобретено организацией, и т. д.— все это вопросы величайшей важности для рациональной философии.

Однако подобного рода изучением животных, особенно менее совершенных из них, так долго пренебрегали и до такой степени далеки были от мысли, что оно может представить огромный интерес, а все,  {198}  что до сих пор сделано в этом направлении, еще настолько незрело, что продолжение работы в этой области дает основание ожидать появления многих новых открытий.

Когда естественная история сделалась предметом серьезной разработки, а каждое из царств природы стало привлекать к себе внимание натуралистов, те из них, которые выбрали в качестве объекта своих исследований животное царство, занялись главным образом позвоночными животными, т. е. млекопитающими, птицами, рептилиями и, наконец, рыбами. Поскольку виды, относящиеся к этим классам животных, в общем крупнее, обладают более развитыми частями [тела] и способностями и легче поддаются определению, то утвердилось убеждение, что изучение их представляет больший интерес, чем изучение тех животных, которые относятся к разделу беспозвоночных.

Правда, чрезвычайно малые размеры большинства беспозвоночных животных, ограниченные их способности, более далекие отношения между их органами и органами человека по сравнению с таковыми у более совершенных животных,— все это послужило причиной некоторого пренебрежения к ним со стороны профанов, и вплоть до наших дней интерес к этим животным даже у большинства натуралистов весьма невелик.

Однако уже начинают отказываться от этого предубеждения, столь вредного для развития наших знаний. Немногие годы внимательного исследования этих удивительных существ заставили прийти к выводу, что изучение этих своеобразных животных следует рассматривать как одну из наиболее интересных задач с точки зрения натуралиста и философа, ибо оно проливает свет на ряд проблем из области естественной истории и физики животных, а таких результатов трудно было бы достигнуть каким-либо иным путем.

Когда на меня была возложена обязанность ознакомить моих слушателей в Музее естественной истории с беспозвоночными животными, названными мною так по причине отсутствия у них позвоночного столба, я стал исследовать эти многочисленные существа, накопил наблюдения и факты, касающиеся их, наконец, почерпнул ряд сведений о них из сравнительной анатомии и на основании всего  {199}  этого я вскоре всецело проникся мыслью об огромной важности их изучения.

В самом деле, изучение беспозвоночных животных должно представлять особый интерес для натуралиста потому, что: 1) число видов этих животных в природе значительно больше числа видов позвоночных животных; 2) эти животные, как более многочисленные, естественно отличаются гораздо большим разнообразием; 3) различия, наблюдаемые в их организации, выражены здесь более резко и отчетливо, представляя подчас чрезвычайно своеобразные особенности; 4) наконец, порядок, в котором природа постепенно создавала различные органы животных, гораздо лучше выявлен в тех изменениях, которые эти органы претерпевали у беспозвоночных, вследствие чего изучение этих животных дает гораздо больше для выяснения происхождения самой организации, а также причин развития и постепенного усложнения ее, чем могло бы дать какое бы то ни было рассмотрение более совершенных существ, какими являются позвоночные животные.

Проникшись этими истинами, я понял, что для того, чтобы сделать их достоянием моих учеников, я должен был прежде всего,— не входя сразу в детали, касающиеся отдельных животных,— познакомить их с теми общими положениями, которые относятся ко всем животным вообще. Я должен был показать им этих животных в целом и привести важнейшие общие соображения, которые их характеризуют. Лишь после этого я намеревался перейти к рассмотрению главных групп, из которых, невидимому, это целое состоит, для сопоставления их между собой и получения четкого представления о каждой из них.

Верное средство достичь подлинного знания предмета, даже в его мельчайших деталях,— это начать с рассмотрения его в целом, изучить сначала его объем, размеры, совокупность составляющих его частей, исследовать его природу и происхождение, его взаимоотношения с другими известными предметами, словом — рассмотреть его со всех точек зрения, которые могут нам осветить все характеризующие его черты. После этого следует разделить данный предмет на  {200}  его главные части для изучения и рассмотрения каждой из них в отдельности под всеми углами зрения, которые помогут нам создать ясное представление об этих частях. Продолжая такое деление и подразделение этих частей и их последовательное изучение, мы дойдем до самых мелких частей, изучим также и их особенности, не пренебрегая мельчайшими деталями. По окончании всех этих исследований надлежит вывести из них заключения. И вот таким-то образом философия науки мало-помалу создается, освобождается от ошибок и совершенствуется.

Таков единственный путь, каким человеческий ум может приобрести наиболее обширные, наиболее глубокие и теснейшим образом связанные между собой знания в каждой области науки, и только благодаря этому аналитическому методу достигается истинный прогресс во всех отраслях знания, а предметы, составляющие содержание той или иной науки, оказываются строго разграниченными и могут быть изучены в совершенстве.

К сожалению, при изучении естественной истории недостаточно еще вошло в обычай пользоваться этим методом. Признанная необходимость тщательных наблюдений над отдельными объектами породила привычку ограничиваться рассмотрением мельчайших деталей этих объектов, и в конце концов для большинства натуралистов это стало главным предметом исследования. Если и впредь будут упорно изучать у наблюдаемых объектов только их форму, размеры, их внешние, даже мельчайшие части, окраску и т. д., и если люди, посвятившие себя подобного рода изучению, не захотят подняться до более высоких целей и не будут уделять внимания исследованию самой природы объектов, которыми они занимаются, раскрытию причин изменений, которым все эти объекты подвержены, выяснению их соотношений между собой и со всеми другими известными объектами и т. д., то такое положение вещей неминуемо повлечет за собой застой в естественных науках.

Именно потому, что недостаточно следуют указанному мною методу, мы наблюдаем столько расхождений во всем том, что высказывают по этому поводу как в работах, посвященных естественной  {201}  истории, так и во всем прочем. По той же причине натуралисты, занимающиеся исключительно изучением видов, с большим трудом понимают общие отношения между [отдельными] объектами, не могут ни в чем усмотреть подлинный план природы и не знают почти ни одного из ее законов¹⁶.

Убедившись, с одной стороны, в неуместности пользования методом, который так суживает и ограничивает кругозор, с другой стороны, — встретившись с необходимостью выпустить новое издание моей «Systeme des animaux sans vertebres», поскольку быстрые успехи сравнительной анатомии, новые открытия зоологов и мои собственные наблюдения давали мне возможность улучшить это сочинение,— я решил изложить в отдельном труде, названном мною «Philosophie zoologique», 1) общие принципы изучения животного царства; 2) наиболее существенные, почерпнутые из наблюдения факты, которые важно знать при такого рода изучении; 3) соображения, исключающие возможность произвола в распределении животных и помогающие установить наиболее соответствующую этому классификацию их; 4) наконец, наиболее важные выводы, естественно вытекающие из наблюдений и собранных фактов и служащие основой истинной философии науки.

Предлагаемая работа «Philosophie zoologique» представляет собой не что иное, как новое, переработанное и значительно дополненное и исправленное издание моего труда «Recherches sur les corps vivants»¹⁷. Она состоит из трех главных частей, и каждая из них делится на несколько глав.

В первой части, которая должна включать основные, послужившие предметом наблюдения факты и общие законы естественных наук, я прежде всего рассмотрю то, что я называю искусственными приемами в этих науках, затем остановлюсь на вопросе о важности изучения отношений и на понятии, которое следует составить себе о так называемом виде среди живых тел. Затем, изложив общие положения, касающиеся животных, я приведу доказательства деградации организации, господствующей от верхнего конца лестницы, где помещаются наиболее совершенные животные, и до другого  {202}  конца ее; далее я покажу влияние обстоятельств и привычек на органы животных, являющееся источником причин, благоприятствующих развитию этих органов или задерживающих его. Я закончу эту часть рассмотрением естественного порядка животных и наиболее отвечающими истине распределением и классификацией их.

Во второй части я изложу свои мысли по поводу порядка и состояния вещей, составляющих сущность животной жизни, и укажу на условия, необходимые для этого удивительного явления природы. Далее я попытаюсь установить причину, возбуждающую органические движения, а также причину оргазма и раздражимости; опишу свойства клеточной ткани, условия, при которых только и могут иметь место самопроизвольные зарождения; рассмотрю непосредственные результаты проявлений жизни [в теле] и т. д.

Наконец, третья часть будет заключать мои воззрения в области физических причин чувствования, способности действовать и умственных актов некоторых животных.

Я рассмотрю здесь: 1) происхождение и образование нервной системы; 2) нервный флюид, который может быть познан только косвенным путем, но существование которого подтверждается рядом явлений, способных быть произведенными только им; 3) физическую чувствительность и механизм ощущений; 4) силу, производящую движения и действия животных; 5) источник воли или способности иметь желания; 6) представления различных порядков; 7) наконец, некоторые специальные умственные акты, как, например, внимание, мышление, воображение, память и пр.

Соображения, приведенные во второй и третьей частях, охватывают вопросы, несомненно чрезвычайно трудные для изучения и даже кажущиеся неразрешимыми; однако они представляются настолько интересными, что все попытки осветить их полезны уже тем, что раскрывают не замеченные прежде истины или указывают пути, которые могут привести к их познанию.

ФИЛОСОФИЯ ЗООЛОГИИ

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ

Рассуждения по поводу естественной истории

распределения, классификации и их видов

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Об искусственных приемах в применении к созданиям природы

Повсюду в природе, где человек стремится приобрести знания, он вынужден пользоваться особыми средствами для того, чтобы: 1) установить порядок среди бесчисленного множества наблюдаемых им разнообразных предметов, 2) безошибочно различать среди несметного количества этих предметов либо интересующие его группы их, либо каждый из этих предметов в отдельности и, наконец, 3) сообщать и передавать себе подобным все, что он познавал, наблюдал и размышлял относительно них. Средства, применяемые для этой цели, и составляют то, что я называю искусственными приемами в естественных науках, приемами, которые отнюдь не следует смешивать с законами и действиями самой природы.

Подобно тому как необходимо отличать в естественных науках то, что относится к области искусственных приемов, от того, что присуще самой природе, точно так же необходимо различать в этих науках два направления резко различных интересов, побуждающих нас изучать доступные нашему наблюдению создания природы.

Одно из этих направлений я называю экономическим, потому что источник его лежит в экономических потребностях человека и в его стремлении получить какое-либо удовольствие от тех созданий природы, которые он хочет заставить служить своим надобностям.  {204}  С этой точки зрения человека интересуют только те создания природы, которые, по его мнению, могут быть ему полезны.

Второе направление, сильно отличающееся от первого, является интересом философским. Именно оно побуждает нас познавать природу в каждом ее создании, для того чтобы раскрыть ее путь, законы и действия и получить представление обо всем, существование чего она обусловливает. Словом, это интерес, обеспечивающий тот род знаний, который характерен для истинного натуралиста. Тот, кто становится на эту точку зрения, доступную лишь немногим, интересуется в одинаковой степени всеми созданиями природы, которые доступны его наблюдению

Потребности экономические, а также вызванные стремлением получить какое-либо удовольствие обусловили первоначально изобретение различных искусственных приемов в естественных науках, но когда проснулся интерес к познанию и изучению природы, эти искусственные приемы превратились во вспомогательные средства, способствующие этому изучению. Итак, искусственные приемы полезны и даже необходимы, с одной стороны, потому, что они помогают нам познавать отдельные объекты; с другой стороны, они способствуют изучению и развитию естественных наук; наконец, они помогают нам ориентироваться среди огромного множества различных вещей, являющихся главными объектами этих исследований.

Хотя философский интерес, представляемый рассматриваемыми науками, ощущается меньше, чем тот, который относится к нашим экономическим потребностям, он заставляет отделять все то, что принадлежит к области искусственных приемов, от того, что присуще самой природе, и ввести в надлежащие границы разработку искусственных приемов, оставив за изучением самой природы то значение, которое оно заслуживает.

К искусственным приемам в области естественных наук относятся:

1. Систематические распределения — общие и частные.

2. Классы.

3. Отряды.  {205} 

4. Семейства.

5. Роды.

6. Номенклатура как различных групп, так и отдельных предметов.

Эти шесть приемов, получивших всеобщее применение в естественных науках, являются чисто искусственными приемами, пользование которыми было вызвано необходимостью разместить и разделить различные наблюдаемые нами создания природы и получить, таким образом, возможность их изучать, сравнивать, распознавать и называть. Ничего подобного природа не создавала, и вместо того, чтобы обманывать себя, смешивая плоды нашего творчества с произведениями самой природы, мы должны признать, что классы, отряды, семейства, роды и номенклатура — лишь средства нашей изобретательности, без которых мы, правда, не сумели бы обойтись, но пользоваться которыми нужно с осторожностью, подчиняя их соответствующим принципам, во избежание произвольных изменений, которые уничтожают все их преимущества¹⁸.

Без сомнения, необходимо было классифицировать создания природы и установить среди них различные деления, как то: классы, отряды, семейства и роды; необходимо было, наконец, определить то, что называют видами, и дать отдельные наименования всем этим различного рода объектам. Ограниченность наших способностей требует этого; нам необходимы такие средства, так как они помогают нам закрепить наши знания обо всем этом чудовищно большом количестве природных тол, доступных нашему наблюдению, во всем их бесконечном многообразии.

Но все эти классификации, из которых многие так удачно придуманы натуралистами, а также все их деления и подразделения представляют собой чисто искусственные приемы. Ничего такого, повторяю, не существует в природе, несмотря на то, что некоторые изученные нами и кажущиеся нам обособленными части естественного ряда как бы дают основание для таких делений. Можно также утверждать, что в действительности природа не создавала среди своих произведений ни классов, ни отрядов, ни семейств, ни родов, ни  {206}  постоянных видов, но только индивидуумов, последовательно сменяющих друг друга и сходных с теми, которые их произвели. Но индивидуумы эти принадлежат к бесконечно разнообразным породам, связанным друг с другом постепенными переходами всевозможных форм на всех ступенях организации и остающимся неизменными до тех пор, пока они не подвергнутся воздействию какой-либо изменяющей их причины.

Дадим несколько кратких пояснений по поводу каждого из шести искусственных приемов, которыми пользуются в естественных науках.

Систематические распределения. Я называю систематическим распределением, общим или частным, всякий ряд животных или растений, при составлении которого не принят во внимание порядок самой природы, иными словами — распределение, не отражающее последнего ни в его целом, ни в его отдельных частях, следовательно в основе которого не лежат точно установленные отношения.

В настоящее время у нас есть полное основание признать, что в каждом царстве живых тел существует порядок, установленный самой природой среди ее созданий. Это тот порядок, в котором было создано первоначально каждое из этих тел.

Только этот порядок действителен. В каждом из органических царств он по существу неделим и может быть раскрыт путем изучения частных и общих отношений между различными объектами, входящими в состав этих царств. Живые тела, находящиеся на противоположных концах этого ряда, наиболее далеки одни от других по их отношениям и представляют по своей организации и форме наибольшие возможные различия.

Именно этот порядок, по мере нашего ознакомления с ним, должен заменить те систематические или искусственные распределения, которые необходимо было создать в целях удобного размещения различных тел природы, бывших предметом наших наблюдений.

И действительно, вначале думали только о том, чтобы легко и удобно распознавать различные ставшие нам известными организованные тела и были далеки от мысли воспроизводить порядок  {207}  самой природы в устанавливаемых распределениях, ибо даже не подозревали о существовании подобного порядка.

Все это породило самые разнообразные классификации, искусственные системы и методы, основанные на таких произвольных допущениях, что принципы их построения и сама их сущность почти всегда подвергались изменениям, как только новые авторы начинали этим заниматься.

Половая система Линнея¹⁹, как бы гениальна она ни была, остается для растений общим систематическим распределением, подобно тому как «Entomologia» Фабрициуса²⁰ является частным систематическим распределением для насекомых.

Потребовались все достижения философии естественных наук последних лет, чтобы натуралисты, по крайней мере во Франции, убедились, наконец, в необходимости изучать естественный метод, иными словами, воспроизводить в своих распределениях порядок, соответствующий порядку самой природы, ибо только этот порядок незыблем, не заключает в себе ничего произвольного, и только он один достоин внимания натуралиста²¹.

Приложение естественного метода к классификации растений наталкивается на чрезвычайные трудности ввиду неясности как признаков внутренней организации этих живых тел, так и тех различий, которые представляют в этом отношении растения, принадлежащие различным семействам. Тем не менее, со времени научных наблюдений Антуана Лорана де Жюссьо²² в ботанике был сделан крупный шаг вперед в смысле приближения к естественному методу: были образованы многочисленные семейства на основе рассмотрения существующих между ними отношений. Но остается еще окончательно определить общее размещение этих семейств по отношению друг к другу и тем самым расположение порядка в целом. И действительно, начало этого порядка уже найдено, но середина и в особенности конец все еще устанавливаются по личному усмотрению.

Иначе обстоит дело с животными: их организация, гораздо отчетливее выраженная, ибо она представлена различными системами, более доступными пониманию, позволила достичь большего в их  {208}  изучении. И мы, [действительно], видим, что в животном царстве естественный порядок очерчен в настоящее время в своих главных группах достаточно устойчиво и удовлетворительно. Только в отношении разграничительных линий классов, их отрядов, семейств и родов все еще допускается произвол.

Если еще и составляются систематические распределения животных, то лишь специальные, т. е. касающиеся какого-либо одного класса. Так, например, распределение рыб и птиц до настоящего времени остается еще распределением систематическим.

По мере того как при изучении живых тел мы переходим от общего к частному, признаки, служащие для определения отношений, становятся все менее и менее существенными, и тем труднее бывает распознать подлинный порядок природы.

Классы. Название класса дается первой категории общих делений, устанавливаемых в царстве живых тел. Прочие деления, которые мы образуем внутри классов, получают иные названия; о них мы будем говорить в дальнейшем.

Чем больше продвинутся вперед наши знания в области отношений между телами, составляющими то или иное царство природы, тем удачнее и естественнее будут те классы, которые мы устанавливаем в целях первичного подразделения данного царства, если при их образовании принимаются во внимание изученные отношения. Тем не менее, границы этих классов, даже лучших из них, явно искусственны, и они постоянно будут подвергаться произвольным изменениям со стороны отдельных авторов до тех пор, пока натуралисты не придут к соглашению относительно определенных принципов, которыми будут неуклонно руководствоваться при использовании искусственных приемов.

Итак, как бы хорошо ни был известен порядок природы в том или другом царстве, те классы, которые мы вынуждены установить в нем, всегда будут чисто искусственными делениями

Том не менее, многие из этих делений, особенно в царстве животных, кажутся нам созданными самой природой; и в самом доле, еще долгое время трудно будет отказаться от мысли, что млекопитающие,  {209}  птицы и т. п. действительно не являются обособленными классами, образованными самой природой. И все же это представление — только иллюзия и одновременно результат ограниченности наших знаний о животных, существующих теперь и существовавших ранее. Чем богаче опыт наших наблюдений, тем больше накопляется у нас доказательств в пользу того, что границы даже между теми классами, которые кажутся наиболее обособленными, постепенно стираются, по мере того как мы обогащаемся новыми открытиями. Уже утконосы и ехидны как бы указывают на существование промежуточных животных между птицами и млекопитающими²³. А как много выиграли бы естественные науки, если бы обширная область Новой Голландии²⁴ и многие другие страны были нам лучше известны!

Если классы являются делениями первого порядка, которые можно установить внутри царства, то всякие другие деления между объектами, составляющими класс, не могут быть классами, так как очевидно, что было бы неуместно создавать классы внутри класса. Однако подобный факт имел место: Бриссон²⁵ в своей «Ornithologie» разделил класс птиц на отдельные классы.

Подобно тому как природа во всем управляется законами, так и искусственные построения, в свою очередь, должны подчиняться известным правилам. Пока эти правила не установлены и не выполняются, результаты применения искусственных приемов будут шаткими и цель не будет достигнута.

Современные натуралисты ввели в обычай делить класс на несколько подклассов; тот же прием был распространен некоторыми из них и на роды; так, помимо подклассов были введены подроды; вскоре наши распределения представят подклассы, подотряды, подсемейства, подроды и подвиды. Это необдуманное злоупотребление искусственными приемами разрушает иерархию и простоту предложенных Линнеем делений, которые до сих пор пользовались общим признанием.

Разнообразие объектов, относящихся к какому-нибудь классу, будь то класс животных или растений, иногда настолько велико,  {210}  что вызывает необходимость ввести внутри этих классов многочисленные деления и даже подразделения. Однако интересы науки требуют, чтобы искусственные приемы всегда были по возможности предельно просты, ибо это облегчает изучение предмета. Эти интересы, без сомнения, допускают необходимые деления и подразделения, но они отнюдь не оправдывают того, чтобы каждому подразделению было присвоено особое название. Пора положить предел злоупотреблению номенклатурой, иначе разобраться в ней будет труднее, чем в самих изучаемых предметах.

Отряды. Название отряда следует придавать главным, первичным делениям класса. Если эти деления, в свою очередь, позволяют подразделить их, то такие деления не могут уже рассматриваться как отряды, и было бы совершенно неуместно присваивать им это название,

В классе моллюсков, например, легко разделить всех относящихся к нему животных на две главные большие группы: моллюсков, имеющих голову, глаза и т. д., размножающихся посредством совокупления, и моллюсков, лишенных головы, глаз и т. д., размножающихся без совокупления. Моллюски, имеющие голову, и моллюски безголовые должны, следовательно, рассматриваться как два отряда одного и того же класса. В то же время каждый из этих отрядов, со своей стороны, может быть разбит на несколько характерных групп; однако это не дает еще основания присваивать каждой такой группе название отряда или подотряда. Таким образом, группы, составляющие отряды, можно рассматривать как секции или большие семейства, которые также допускают дальнейшее их подразделение.

Будем придерживаться в искусственных приемах той великой простоты и прекрасной иерархии, которая была установлена Линнеем, и если возникнет необходимость подразделить отряды, т. е. главные деления класса, сделаем это, сколько бы таких делений ни понадобилось, но не будем давать им особых названий.

Отряды, на которые разделяется класс, определяются по главным признакам, общим для всех объектов данного отряда, однако  {211}  их не следует обозначать какими-либо особыми наименованиями, распространяемыми на самые объекты.

То же правило надо соблюдать в отношении секций, если понадобится создавать их внутри отрядов того или иного класса.

Семейства. Название семейства дается частям естественного порядка, установленным в том или другом из обоих царств живых тел. Эти части естественного порядка, с одной стороны, меньше, чем классы и даже отряды, с другой — больше, чем роды. Но как бы естественны ни были семейства благодаря правильной группировке составляющих их родов, сближенных соответственно их действительным отношениям, границы семейств всегда останутся искусственными. По мере того как продвигается изучение созданий природы, как накопляются наблюдения, касающиеся не известных дотоле из них, мы видим, как натуралисты непрерывно меняют границы семейств; одни разделяют то или иное семейство на несколько новых; другие объединяют несколько семейств в одно; наконец, третьи присоединяют к какому-нибудь уже изученному семейству новые объекты и тем самым раздвигают ранее установленные для него границы.

Если бы нам были хорошо известны все породы (так называемые виды), относящиеся к тому или иному царству живых тел, а также истинные отношения, существующие между ними и между различными образуемыми ими группами, то сближение этих пород между собой и размещение их различных групп всюду отвечало бы естественным отношениям, тогда классы, отряды, секции и роды были бы семействами различных размеров, ибо все эти деления были бы большими или малыми частями естественного порядка.

В приведенном нами случае труднее всего, без сомнения, было бы наметить разграничительные линии между всеми этими делениями. Границы эти можно было бы беспрерывно и произвольно изменять, и разногласия не было бы лишь в отношении тех из них, на которые ясно указывали бы пробелы ряда.

Но, к счастью для искусственных приемов, которыми мы вынуждены пользоваться в наших распределениях, остается еще столько  {212}  не известных нам пород животных и растений и столько таких, которые, вероятно, никогда не будут нам известны вследствие тех препятствий, которые беспрестанно создают места их обитания и прочие обстоятельства, что обусловленные этим пробелы на протяжении естественного ряда животных и растений еще долго, а может быть и всегда, дадут нам возможность очертить границы большинства тех групп, которые понадобится установить.

Обычай и своего рода необходимость требуют обозначить каждое семейство и каждый род особым названием, приложимым ко всем составляющим их объектам. Отсюда следует, что изменения, касающиеся границ, размеров и самого определения семейств, должны повлечь за собой и изменения их номенклатуры.

Роды. Название рода дается собранию пород, так называемых видов, сближенных между собой соответственно их отношениям и представляющих столько небольших отграниченных признаками рядов, сколько произвольно выбрано этих разграничительных признаков. Если род составлен удачно, все породы или виды, которые в него входят, должны быть сходны между собой по наибольшему числу наиболее существенных признаков; они должны быть расположены в естественной последовательности и различаться лишь признаками меньшего значения, достаточными, однако, для того, чтобы их можно было распознать.

Поэтому удачно образованные роды представляют собой подлинные маленькие семейства, т. е. настоящие части естественного порядка. Но, подобно тому как ряды, которые мы называем семействами, могут изменять свои границы и свой объем в зависимости от взглядов различных авторов, выбирающих по собственному произволу признаки, которыми они пользуются при определении семейств, так и границы родов подвержены бесконечным переменам, ибо разные авторы пользуются по своему усмотрению то теми, то другими признаками для их установления. Поскольку каждый род требует для себя особого наименования, а всякое изменение в определении рода почти всегда влечет за собой перемену его названия, то трудно выразить словами, до какой степени эти постоянные изменения родов  {213}  вредят развитию естественных наук, загромождают их синонимами, осложняют номенклатуру и делают изучение этих наук трудным и лишенным приятности.

Когда, наконец, натуралисты поймут необходимость руководствоваться единообразным методом при установлении родов и т. д.? Увлекшись идеей естественных отношений, которые им удается раскрыть при сопоставлении сближенных между собой объектов, почти все они еще верят, что устанавливаемые ими роды, семейства, отряды и классы действительно представлены в природе. Они не учитывают того, что группы, удачно составленные нами на основе изучения отношений, на самом деле имеются в природе, потому что они являются большими или малыми частями естественного порядка, но что разграничительные линии, которые потребовалось провести на известных расстояниях друг от друга для подразделения этого порядка, в действительности вовсе не существуют.

Следовательно, роды, семейства, различные секции, отряды и даже классы но существу представляют собой искусственные деления, какими бы естественными ни были удачно составленные ряды, образующие эти различные группы. Без сомнения, установление всех этих делений необходимо, и все они обладают очевидной и неоспоримой полезностью. Но для того, чтобы все преимущества, даваемые искусственными приемами, о которых идет речь, не были уничтожены непрерывно повторяющимся злоупотреблением ими, необходимо, чтобы введение каждого из них было подчинено известным принципам и правилам, относительно которых должна существовать определенная согласованность и которые должны стать обязательными.

Номенклатура. Здесь идет речь о шестом искусственном приеме, которым приходится пользоваться в интересах развития естественных наук. Номенклатурой называют систему наименований, даваемых либо отдельным объектам, например каждой породе или каждому виду живых тел, либо различным группам их, например каждому роду, семейству и классу.

Чтобы дать ясное представление о сущности номенклатуры, которая охватывает только названия видов, родов, семейств и классов,  {214}  следует отличать ее от другого искусственного приема, называемого технологией, куда входят только обозначения частей природных тел.

«Все открытия, все наблюдения натуралистов неизбежно были бы преданы забвению и не могли бы стать общим достоянием, если бы объекты их наблюдений и определений не получили каждый соответствующего названия, которое могло бы служить обозначением для этих предметов, когда о них идет речь или когда на них ссылаются». («Dictionnaire de botanique», статья «Nomenclature»)²⁶.

Совершенно очевидно, что номенклатура является не чем иным, как искусственным приемом в естественной истории, средством, которым необходимо было пользоваться, чтобы закрепить наши представления о наблюдаемых созданиях природы и чтобы иметь возможность передать другим наши мысли и наблюдения, касающиеся этих тел.

Не подлежит никакому сомнению, что этот искусственный прием, как и всякий другой, должен быть подчинен соответствующим и обязательным для всех правилам. Однако следует заметить, что наблюдаемое повсюду неправильное использование номенклатуры, на которое имеется столько оснований сетовать, происходит главным образом от давно укоренившихся и изо дня в день появляющихся новых ошибок в области применения искусственных приемов, о которых речь шла выше.

В самом деле, так как отсутствие твердых правил для образования родов, семейств и даже классов подвергает все эти искусственные деления всевозможным произвольным изменениям, то одновременно претерпевает беспрестанные изменения и номенклатура. До тех пор пока будет существовать этот недостаток, не может быть выработана устойчивая номенклатура. Синонимика, которая и сейчас уже приняла огромные размеры, непрерывно будет расти и окажется все менее и менее способной устранить подобный беспорядок, уничтожающий все преимущества науки.

Между тем подобное положение вещей не могло бы иметь места, если бы хотели уяснить себе, что все разграничительные линии, которые можно провести на протяжении всего ряда объектов, составляющих  {215}  царство живых тел, за исключением тех линий, существование которых оправдывается наличием незаполненных пробелов, представляют собой в действительности только искусственные приемы. Но об этом совершенно не подумали и даже не подозревали, что дело обстоит именно так, и почти вплоть до последнего времени натуралисты, как я постараюсь показать это в дальнейшем, преследовали одну цель — установить разграничения среди созданий природы.

Действительно, чтобы обеспечить и сохранить за собой возможность пользоваться всеми доступными нам природными телами, которые могут служить нашим надобностям, необходимо было точно и четко определить свойства, присущие каждому из этих тел. Следовательно, необходимо было изучать, распознавать и определять все особенности организации, строения, формы, соотношений и т. д., которыми обладают различные тела природы, чтобы иметь возможность в любое время их опознать и отличить одни из них от других. Эту задачу путем исследования природных тел натуралисты до известной степени выполнили.

Именно в этой части их трудов были достигнуты наибольшие успехи. Не без основания в течение почти полутора веков на усовершенствование отрасли науки, о которой здесь идет речь, затрачивались огромные усилия, ибо она облегчает нам ознакомление с результатами последних наблюдений, помогает вспомнить то, что мы уже знали раньше, наконец, закрепляет наши сведения об объектах, свойства которых уже признаны или будут признаны полезными для нас.

Однако натуралисты уделяют слишком много внимания всем соображениям о разграничительных линиях, которые могут быть проведены внутри общего ряда как растений, так и животных, и продолжают тяготеть почти исключительно к этой области своих исследований, отводя ей место, не соответствующее ее истинному значению, и не заботясь о том, чтобы предварительно прийти к соглашению относительно общих правил, которыми следует руководствоваться при проведении границ между отдельными частями этого обширного построения и относительно принципов для установления  {216}  каждого определения. В силу такого положения вещей в эту область вторглось много произвольного: каждый натуралист по собственному усмотрению меняет принципы образования классов, отрядов и родов, непрерывно предлагаются различные новые классификации, границы родов подвергаются беспрестанным изменениям, а создания природы в результате этого недолжного хода вещей все время меняют свои названия.

Отсюда получилось, что синонимика приняла в настоящее время в естественной истории устрашающие размеры, в науку с каждым днем вносится все больше и больше неясности, изучение ее осложняется почти непреодолимыми трудностями, а прекрасное стремление человека найти средства, позволяющие распознавать и различать вес, что природа предлагает его наблюдению и пользованию, свелось к созданию огромного лабиринта, вызывающего трепет при одной мысли углубиться в него. («Discours d'ouverture du cours de 1806»).

Вот последствия того, что забывают о необходимости отличить то, что относится к области искусственных приемов, от того, что присуще самой природе, и не заботятся о выработке надлежащих правил для установления таких делений, которые были бы не столь произвольны.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Значение изучения отношений

Отношениями между двумя сравниваемыми живыми телами принято называть черты аналогии или сходства, устанавливаемые путем рассмотрения этих тел в целом или путем сравнения степени общности их частей, причем большее значение придается наиболее существенным частям. Чем больше соответствия в этих чертах сходства и чем больше таких черт, тем теснее отношения между сравниваемыми объектами. Отношения раскрывают своего рода родство между рассматриваемыми живыми телами и говорят о том, что в наших распределениях эти тела должны быть сближаемы сообразно степени близости их отношений²⁷.

Как изменились естественные науки и как возросли их успехи с тех пор, как начали внимательно изучать отношения, и особенно с тех пор, как были установлены подлинные принципы, касающиеся этих отношений и их значения!

До этого изменения все наши ботанические распределения были всецело во власти произвола и соперничавших одна с другой искусственных систем различных авторов, а в царстве животных распределение беспозвоночных, составляющих преобладающее большинство известных нам животных, представляло собой ряд сочетаний ни с чем несообразных групп, охватывающих — одни под названием насекомых, другие под названием червей — самых различных животных, наиболее далеких с точки зрения их отношений²⁸.  {218} 

К счастью, такое положение вещей в этой области в настоящее время изменилось, и отныне дальнейшие успехи изучения естественной истории обеспечены.

Изучение естественных отношений устраняет всякий произвол с нашей стороны при попытках методического распределения организованных тел. Оно раскрывает закон природы, который должен руководить нами при установлении естественного метода; оно заставляет натуралистов внести единство в их мнения относительно размещения как главных групп, так и отдельных объектов, составляющих эти группы; наконец, оно побуждает их отражать тот порядок, которому следовала природа, наделяя жизнью свои создания.

Итак, всё, что касается отношений, существующих между различными животными, должно стать наиболее важным предметом нашего исследования,— более важным, чем все деления и классификации.

Говоря здесь об изучении отношений, я имею в виду не только отношения, существующие между видами. Вопрос касается одновременно и того, чтобы определить все вообще отношения всех категорий между группами, отношения, то сближающие, то отдаляющие одна от другой сравниваемые группы.

Хотя отношения имеют весьма различную степень значимости в зависимости от важности сопоставляемых частей, они, тем не менее, могут распространяться и на строение наружных частей. Если черты сходства настолько велики, что не только существенные [внутренние], но даже наружные части не позволяют обнаружить ощутимых различий, то рассматриваемые живые тела являются индивидуумами одного и того же вида; если же, несмотря на наличие многих черт сходства, наружные части представляют заметные различия, всегда меньшие, однако, чем существенные черты сходства, то сравниваемые тела принадлежат к разным видам одного и того же рода.

Столь важное изучение отношений не ограничивается сравнением классов, семейств и даже видов, сравнением, имеющим своей целью определить существующие между этими группами отношения: оно охватывает также рассмотрение частей тела индивидуумов, и тогда  {219}  путем сравнения однородных частей это изучение обретает надежное средство для установления либо тождества особей одной и той же породы, либо различия, существующего между особями различных пород.

Действительно, было замечено, что соотношение размеров и расположение частей у всех особей, составляющих вид или породу, всегда одинаково, т. е., повидимому, всегда сохраняется неизменным. Отсюда с полным основанием заключили, что путем исследования каких-либо отдельно взятых частей особи можно определить, к какому известному нам или новому виду эти части принадлежат.

Этот способ весьма полезен для развития наших знаний, касающихся состояния созданий природы в период наших наблюдений. Однако полученные таким путем определения имеют силу лишь в продолжение ограниченного периода времени, ибо сами породы претерпевают изменения в состоянии своих частей, по мере того как существенным образом изменяются воздействующие на них обстоятельства. Правда, так как эти изменения происходят исключительно медленно и в силу этого всегда остаются не заметными для нас, то соотношения и расположение частей кажутся наблюдателю постоянными, ибо ему, действительно, никогда не пришлось быть свидетелем их изменения. Если он и встречает части, уже претерпевшие те или иные изменения, то, поскольку он не мог наблюдать эти изменения, он предполагает, что замеченные им различия существовали всегда.

Тем не менее, при сравнении однородных частей различных индивидуумов можно легко и безошибочно определять, связаны ли эти части между собой близкими или далекими отношениями, и, следовательно, создается возможность установить, принадлежат ли эти части индивидуумам одной и той же или разных пород.

Ошибочен только общий вывод, ибо он был сделан слишком необдуманно. Я еще не раз буду иметь возможность доказать это на страницах настоящего труда.

Отношения всегда неполны, если они устанавливаются на основе изучения отдельных частностей, иными словами — если они определяются  {220}  путем изучения какой-либо части, взятой в отдельности. Тем не менее, несмотря на свою неполноту, они имеют тем большее значение, чем существенное та часть, которая послужила предметом этого исследования, и vice versa [обратно].

Таким образом, существуют поддающиеся определению степени познанных отношений и различные степени значимости частей, которые могут служить для определения этих отношений. Правда, это знание не нашло бы себе применения и не принесло бы никакой пользы, если бы мы не умели отличать у живых тел их наиболее существенные части от менее существенных и если бы для этих разнообразных, наиболее существенных частей не был найден принцип, не допускающий никакого произвола в определении их значимости.

Важнейшими частями, позволяющими установить главные отношения, являются у животных те их части, которые необходимы для сохранения их жизни, а у растений — для их воспроизведения.

Итак, у животных главные отношения всегда должны определяться их внутренней организацией. Что же касается растений, то при определении отношений, которые могут существовать между этими различными живыми телами, следует исходить из устройства их органов плодоношения.

Но так как у тех и у других части, имеющие наибольшее значение для изучения отношений, разнородны, то единственный уместный принцип, которым следует руководствоваться при определении степени важности каждой части, не внося сюда какого-либо произвола, состоит в том, чтобы выяснить, для какой из этих частей природа создала возможность наиболее широкого применения, или же установить степень значимости той способности, которая возникает у животного, обладающего данной частью.

У животных, внутренняя организация которых является источником для определения главных отношений, среди различных органов с полным основанием выделяют три рода специальных органов, как наиболее пригодные для установления важнейших отношений. Привожу эти органы в порядке, соответствующем их важности.  {221} 

1. Органы, обусловливающие способность чувствовать. Нервы с одним-единственным центром отношений, как у животных, имеющих головной мозг, или с несколькими, как у животных, имеющих узловатый продольный мозг.

2. Органы дыхания. Легкие, жабры и трахеи.

3. Органы циркуляции [крови]. Артерии и вены, имеющие чаще всего один центр действия — сердце.

Двум первым из этих органов природа придала более широкое употребление, и, следовательно, они важнее, чем третьи, т. е. органы циркуляции [крови], исчезающие после класса ракообразных, между тем как первые два существуют еще у животных двух классов, еле-дующих за ракообразными.

Наконец, из двух первых органов большее значение для определения отношений имеют органы, обусловливающие способность чувствовать, так как они производят наиболее выдающуюся из присущих животным способность. Помимо того, без этого органа невозможны были бы и мышечные движения.

Что касается растений, у которых главными признаками для определения отношений являются только части, необходимые для размножения, то я привожу эти части в порядке, отвечающем их важности или их значению.

1. Зародыш и его придаточные части (семядоли, перисперм), а также семя, которое содержит его.

2. Половые части цветка: пестик и тычинки.

3. Покровы половых частей: венчик, чашечка и др.

4. Оболочки семени, или околоплодник.

5. Воспроизводительные тела, не нуждающиеся в оплодотворении.

Эти принципы, большая часть которых признана, придают естественным наукам целостность и незыблемость, каких у них до того не было; что касается устанавливаемых на этой основе отношений, то они общепризнаны. Наши общие распределения приобретают благодаря им характер обязательности, и по мере того как мы улучшаем их при помощи этих средств, они все более и более приближаются к порядку самой природы.  {222} 

Действительно, после того как поняли важность изучения отношений, появились, особенно за последние годы, попытки разработать так называемый естественный метод, представляющий собой не что иное, как начертанный человеком набросок пути, которому последует природа, наделяя жизнью свои создания.

В настоящее время во Франции уже не пользуются признанием искусственные системы, основанные на признаках, которые противоречат естественным отношениям между рассматриваемыми объектами; эти системы, породившие классификации и распределения, наносят ущерб развитию наших знаний о природе.

Теперь с полным основанием признано, что естественные отношения между животными могут быть установлены исключительно путем изучения их организации. Следовательно, зоология должна заимствовать все познания, необходимые для определения этих отношений, прежде всего из сравнительной анатомии. Однако необходимо иметь в виду, что в трудах анатомов следует обращать внимание главным образом на содержащиеся в них открытые их авторами факты, но далеко не всегда — на те выводы, которые из них делаются, ибо слишком часто эти выводы основываются на взглядах, способных ввести нас в заблуждение и помешать нам понять законы и истинный план природы. Повидимому, всякий раз, когда человек наблюдает какой-нибудь новый факт, он неизбежно впадает в ошибку, потому что во что бы то ни стало стремится объяснить его причину,— столь неистощимо его воображение в создании идей и столь велико его нежелание подчинить свои суждения совокупности тех данных, которые он может почерпнуть из наблюдений и ряда известных уже фактов!

Изучая естественные отношения между объектами и давая им правильную оценку, мы получим следующее соотношение групп: виды, будучи сближены один с другим на основе существующих между ними отношений и объединены в группы внутри известных границ, образуют так называемые роды; роды, в свою очередь сближенные на основе их отношений и объединенные в группы высшего порядка, образуют так называемые семейства; эти семейства,  {223}  сгруппированным таким же образом и на той же основе, составляют отряды; последние, посредством тех же приемов, образуют первые деления классов; наконец, классы являются главными делениями каждого из царств природы.

Следовательно, во всех группировках, которые мы создаем при делении каждого царства на классы, каждого класса на отряды, каждого отряда на семейства или секции, каждого семейства на роды и, наконец, каждого рода на различные виды, мы всегда должны руководствоваться правильно понятыми естественными отношениями.

Есть полное основание допустить, что весь ряд существ, образующих то или иное царство, будучи расположен в порядке, всюду подчиненном отношениям, воспроизводит порядок самой природы; но, как я уже показал в предыдущей главе, всегда следует помнить, что всякого рода деления, которые необходимо было установить на протяжении этого ряда, чтобы облегчить изучение составляющих его объектов, отнюдь не присущи самой природе, но являются чисто искусственными [построениями], хотя и представляют естественные части порядка самой природы.

Если добавить к этим соображениям, что в царстве животных отношения должны определяться главным образом на основе организации животных и что принципы, которыми следует руководствоваться для установления этих отношений, не должны вызывать ни малейшего сомнения в их обоснованности, то все эти соображения создадут прочную основу для философии зоологии.

Известно, что каждая наука должка иметь свою философию и что только при этом условии она идет по пути реального прогресса. Тщетно натуралисты потратят свое время на описание новых видов и попытки обнаружить малейшие оттенки и незначительные особенности их изменений, чтобы увеличить необъятный перечень уже описанных видов; напрасно будут они трудиться над установлением новых родов, непрерывно меняя принципы, положенные в основу их характеристики. Если пренебрегают философией науки, успехи последней бывают нереальны, и весь труд остается несовершенным.

Только с тех пор, как начали точно устанавливать степень  {224}  близости или отдаленности отношений, существующих между различными созданиями природы, а также отношений между объектами, входящими в разнообразные группы, которые мы образовали среди этих созданий природы, принципы естественных наук получили более или менее прочное обоснование и одновременно эти науки обрели философию, поднявшую их на уровень истинной науки. А какую пользу в смысле своего усовершенствования извлекают изо дня в день наши распределения и классификации из последовательного изучения отношений между объектами исследования!

В самом деле, только путем изучения отношений я пришел к выводу, что нельзя помещать в один класс инфузорий с полипами; что нельзя также смешивать лучистых с полипами; что лучистые, имеющие студенистое тело, например медузы п другие близкие к ним роды, которые Линней и даже Брюгьер²⁹ относили к моллюскам, приближаются в существенных чертах к морским ежам и должны составить с последними особый класс.

Подобно этому путем изучения отношений я убедился, что черви образуют обособленную группу, в которую входят животные, резко отличающиеся от лучистых, а тем более от полипов; что паукообразных нельзя объединять в один класс с насекомыми и что усоногие не являются ни кольчецами, ни моллюсками³⁰.

Наконец, благодаря тому же изучению отношений я смог внести множество существенных исправлений в распределение самих моллюсков. Я нашел, что нельзя помещать крылоногих, весьма близких по своим отношениям к брюхоногим, хотя и отличающихся от них, между брюхоногими и головоногими, но что им следует отвести место между близкими к ним безголовыми моллюсками и брюхоногими, ибо крылоногие, подобно всем безголовым моллюскам, лишены глаз и ясно обособленной головы, а у hyalea отсутствуют даже следы последней. (См. специальную классификацию моллюсков в конце восьмой главы, которой заканчивается первая часть настоящего труда)³¹.

Когда мы лучше изучим отношения между различными известными нам семействами растений и точнее определим место каждого семейства в общем ряде, распределение этих живых тел не будет  {225}  заключать в себе никаких произвольных допущений и приблизиться к порядку самой природы.

Итак, важность изучения отношений между наблюдаемыми объектами настолько очевидна, что в настоящее время на него следует смотреть как на главную задачу, содействующую успеху естественных наук.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

О виде среди живых тел и о понятии, которое мы должны вкладывать в это слово

Далеко не бесполезное дело — дать точное определение понятия о так называемых видах среди живых тел и исследовать, действительно ли виды обладают абсолютным постоянством, действительно ли они столь же древни, как и природа, и изначала были такими, какими мы наблюдаем их в настоящее время; или же виды, под влиянием изменения воздействовавших на них обстоятельств, с течением времени изменялись, хотя и чрезвычайно медленно, как по своим признакам, так и по внешнему облику.

Выяснение этого вопроса представляет интерес не только для наших зоологических и ботанических познаний, но имеет существенное значение и для истории земли.

В одной из следующих глав я покажу, что каждый вид приобрел наблюдаемые у него теперь привычки под влиянием обстоятельств, в которых он находился в течение долгого времени, и что эти привычки, в свою очередь, оказали настолько сильное влияние на части [тела] каждого индивидуума данного вида, что видоизменили эти части и привели их в соответствие с приобретенными привычками. Рассмотрим предварительно, что вкладывают в понятие вида.

Видом было названо всякое собрание сходных индивидуумов, происшедших от других, им подобных индивидуумов.  {227} 

Это определение точно, потому что всякий индивидуум, наделенный жизнью, всегда почти полностью походит на тот или на тех индивидуумов, от которых он произошел. Но к этому определению добавляют предположение, что особи, составляющие вид, никогда не изменяют присущих им признаков и что, следовательно, вид обладает абсолютным постоянством в природе³².

Именно это предположение я и намерен оспаривать, так как явные доказательства, полученные путем наблюдения, свидетельствуют о том, что оно необосновано.

Почти общепризнанное мнение, что живые тела образуют виды, неизменно отличающиеся один от другого постоянными признаками, и что эти виды столь же древни, как сама природа, сложилось в те времена, когда еще не умели достаточно хорошо наблюдать и когда естественные науки почти не существовали. Но это мнение с каждым днем теряет свое значение в глазах тех, кто много видел, кто долго наблюдал природу и плодотворно изучал обширные и богатые коллекции наших музеев.

Все, много занимавшиеся изучением естественной истории, знают, что современные натуралисты испытывают огромные затруднения в определении объектов, которые они должны рассматривать как вид. Поскольку натуралисты не осознали того, что в действительности виды обладают лишь относительным постоянством, определяемым постоянством условий, в которых находятся все особи, составляющие данный вид, и что некоторые из этих особей, подвергшись изменениям, образуют породы, отличающиеся почти не поддающимися определению постепенными переходами от пород соседних видов, они стали произвольно принимать особей, наблюдаемых в разных странах и в различных условиях существования, одних — за разновидности, других — за виды. В результате такого положения вещей та часть трудов натуралистов, которая касается определения видов, изо дня в день становится все более несовершенной, т. е. все более и более запутанной и сбивчивой.

И действительно, уже давно было замечено, что существуют собрания особей, настолько сходных между собой по своей организации  {228}  и по совокупности своих частей и не изменяющихся из поколения в поколение, с тех пор как они стали известны, что сочли возможным рассматривать каждое такое собрание сходных между собой особей как особый неизменный вид.

Но так как не принимали во внимание, что особи, составляющие вид, остаются неизменными лишь до тех пор, пока существенным образом не изменятся обстоятельства, влияющие на их образ жизни, и так как, помимо того, господствующие предрассудки поддерживали представление о том, что особи из поколения в поколение порождают новых особей, во всем подобных себе, то полагали, что все виды неизменны, обладают такой же древностью, как природа, и что каждый из них был сотворен верховным творцом всего сущего.

Без сомнения, все существует лишь по воле всемогущего творца всех вещей. Но можем ли мы ему предписывать правила для выполнения его воли и указывать способы для этого? Разве безграничное могущество творца не могло создать порядок вещей, обусловивший постепенное возникновение всего того, что мы видим, и того, что существует в действительности, но чего мы не знаем?

Безусловно, какова бы ни была его воля, безмерное могущество его поистине вечно и неизменно, и каким бы образом ни проявляла себя эта верховная воля, ничто не в силах умалить ее величия.

Почитая законы этой бесконечной мудрости, я ограничусь ролью простого наблюдателя природы. И если мне будет дано хоть отчасти постичь путь, которым шла природа, создавая свои произведения, я скажу, не боясь ошибиться, что творцу было угодно одарить ее этой способностью и этим могуществом³³.

Сложившееся понятие вида среди живых тел было достаточно простым и доступным пониманию, а неизменное сходство формы особей, сохраняемое путем воспроизведения в следующих друг за другом поколениях, казалось бы вполне подтверждало его. В таком свете нам представляется еще и теперь чрезвычайно большое число этих так называемых видов, постоянно наблюдаемых нами.

Между тем, чем дальше мы продвигаемся вперед в изучении различных организованных тел, населяющих почти все части земной  {229}  поверхности, тем больше растут наши сомнения при попытках определить, что собственно следует считать видом, и в еще большей мере — при установлении принципа различения родов.

По мере того как мы обнаруживаем новые создания природы, по мере того как становятся богаче наши коллекции, мы видим, что почти все пробелы заполняются и наши разграничительные линии стираются. Мы вынуждены то прибегать к произвольным определениям, заставляющим пользоваться мельчайшими различиями разновидностей в качестве признаков того, что мы называем видом, то признавать разновидностью того или иного вида особей, обладающих лишь незначительными отличиями и рассматриваемых другими исследователями как особый вид.

Повторяю: чем богаче становятся наши коллекции, тем больше встречается доказательств того, что во всем существуют более или менее постепенные переходы, что основные различия мало-помалу исчезают и что чаще всего природа не оставляет нам для установления разграничительных признаков ничего, кроме самых несущественных, малозначащих особенностей.

Как много среди животных и растений родов, настолько обширных по числу относящихся к ним видов, что изучение и определение их стало почти невыполнимой задачей! Будучи расположены в ряды и сгруппированы соответственно их естественным отношениям, виды этих родов так мало отличаются от соседних, что все они как бы переходят друг в друга, как бы сливаются, не оставляя нам почти никаких средств для того, чтобы выразить словами имеющиеся между ними незначительные различия.

Только тот, кто долго и усиленно занимался определением видов и изучал обширные коллекции, знает, как незаметно виды среди живых тел переходят один в другой, и только тот мог убедиться, что всюду, где виды представляются нам обособленными, это происходит потому, что у нас недостает более близких, но пока еще не известных соседних видов³⁴.

Я не хочу тем самым сказать, что существующие [в настоящее время] животные образуют очень простой ряд с равномерными на  {230}  всем его протяжении переходами, но я утверждаю, что они образуют ряд разветвленный, разделенный на неравномерные ступени, и что в нем отсутствует или, во всяком случае, не всегда была прерывистость между его частями, хотя кое-где в пределах этого ряда наблюдаются разрывы, оттого что некоторые виды вымерли. Отсюда следует, что виды, которыми заканчивается каждая ветвь общего ряда, примыкают, по крайней мере с одной стороны, к соседним видам, с которыми они связаны постепенными переходами. Вот то, что я имею возможность теперь доказать на основании фактически установленного положения вещей.

Мне не нужно для этого никаких гипотез, никаких предположений: натуралист-наблюдатель подтвердит это.

Не только многие роды, но и целые отряды, а иногда даже классы представляют собой почти полные части [естественного] ряда, что подтверждает положение вещей, на которое я только что обратил внимание.

Допустим теперь, что мы расположили виды в ряды, строго соблюдая их естественные отношения. Если выбрать теперь какой-нибудь вид и, пропустив несколько ближайших к нему, сравнить его с каким-нибудь другим, находящимся от него на некотором расстоянии, то окажется, что эти два сравниваемых вида будут резко различаться между собой. Таким именно путем и началось наше знакомство с созданиями природы, попавшими прежде всего в наше поле зрения. В те времена установление родовых и видовых различий не было сопряжено ни с какими трудностями. Но если в настоящее время, когда наши коллекции стали очень богатыми, вы захотите обозреть ряд, о котором я говорил, начиная с вида, выбранного нами сначала, и кончая видом, взятым в другом месте ряда и значительно отличающимся от первого, вы придете к последнему через последовательные звенья переходных форм, не обнаружив даже при этом заслуживающих упоминания различий.

Я спрашиваю вас: найдется ли опытный зоолог или ботаник, который не уверовал бы в истинность того, что я вам сейчас изложил?  {231} 

Можно ли, с самом деле, изучить в настоящее время или точно определить виды среди этого множества известных животных: полипов всех отрядов, лучистых, червей и в особенности насекомых, где одни только роды дневных и ночных бабочек, совок, молей, мух, наездников, долгоносиков, усачей, навозников, бронзовок и т. д. содержат столько близких, связанных между собой постепенными переходами и почти сливающихся видов³⁵?

А какое неисчислимое множество ракушек всех стран и всех морей доставляют нам моллюски! Эти ракушки как бы насмехаются над нашими способами различения, исчерпывая наши средства в этом отношении!

Подымитесь выше — до рыб, рептилий, птиц и даже самих млекопитающих, и если оставить в стороне не заполненные пока пробелы, вы увидите повсюду переходные формы, связывающие между собой соседние виды и даже роды, что, несмотря на всю нашу изобретательность, лишает нас возможности установить четкие различия.

А разве в ботанике, изучающей естественный ряд растений, не наблюдается в различных ее разделах точно такое же положение вещей?

В самом деле, с какими трудностями сопряжено в настоящее время изучение и определение видов таких, например, родов, как lichen, fucus, carex, poa, piper, euphorbia, erica, hieraciujn, solarium ge anium, mimosa и т. д.³⁶

Когда эти роды устанавливались, известно было лишь очень небольшое число относящихся к ним видов, и поэтому легко было их различать; но в настоящее время, когда почти все пробелы между видами заполнены, признаки, служившие нам для различения, естественно измельчали и в большинстве случаев они уже недостаточны.

Уяснив такое положение вещей, посмотрим, каковы те причины, которые могли его обусловить, исследуем, обладает ли сама природа средствами для этого и не может ли наблюдение внести ясность в этот вопрос.

Многочисленные факты показывают, что, по мере того как индивидуумы какого-нибудь вида меняют место обитания, климат, образ  {232}  жизни или привычки, они претерпевают вследствие этого воздействия, которые постепенно изменяют состояние и соотношение их частей, их форму, способности и даже их организацию, так что все в них с течением времени приобретает отпечаток тех изменений, которые они испытали.

При одинаковом климате резкая перемена в положении местности и ее характере вызывает на первых порах у индивидуумов, подвергшихся влиянию новых обстоятельств, лишь незначительные изменения, но с течением времени непрерывное действие этих новых условий на индивидуумов, продолжающих здесь жить и размножаться, обусловливает появление у них таких особенностей, которые становятся, так сказать, необходимыми для их существования, так что после длинного ряда сменяющих друг друга поколений эти индивидуумы, первоначально принадлежавшие к одному какому-нибудь виду, в конце концов превращаются в новый вид, отличный от первого.

Предположим, что семена злака или какого-нибудь другого растения, обитающего на влажных лугах, в силу каких-нибудь обстоятельств оказываются перенесенными на склон соседнего холма, где почва, несмотря на то, что место это более возвышенное, обладает достаточной влажностью, чтобы предоставить растению необходимые условия для его существования. Предположим, далее, что, прожив здесь долгое время и дав ряд поколений, растение постепенно достигнет сухой, почти безводной почвы косогора. Если растение приживется здесь и сохранится в течение ряда поколений, оно окажется настолько изменившимся, что ботаники, встретив его, сочтут его за особый вид.

То же самое имеет место и у животных, вынужденных в силу каких-либо обстоятельств переменить климат, образ жизни и привычки. Однако у животных воздействие причин, о которых я упоминал, должно быть еще более длительным, чем у растений, чтобы привести к заметному изменению индивидуумов.

Мысль охватить под названием вида сходных между собой особей, дающих при размножении подобное себе потомство, следовательно остающихся неизменными с тех пор как существует природа,  {233}  связана с необходимостью признания, что особи одного какого-либо вида не могут скрещиваться с особями другого вида.

К сожалению, наблюдения подтвердили и продолжают подтверждать и по сей день, что это соображение совершенно необоснованно, ибо гибриды, весьма распространенные среди растений, а также многочисленные примеры скрещивания особей, принадлежащих к весьма далеким друг от друга видам у животных, показали, что границы между этими якобы постоянными видами не столь незыблемы, как прежде думали.

Правда, часто эти странные скрещивания оказываются безрезультатными, особенно если различия [между видами] очень велики, и при этом особи, происшедшие путем таких скрещиваний, обычно бывают бесплодными. Однако известно, что там, где различия не столь велики, указанные недостатки не имеют больше места. Одного этого средства было бы достаточно, чтобы постепенно создать разновидности, которые в дальнейшем становятся породами, а с течением времени образуют то, что мы называем видами³⁷.

Чтобы судить о том, имеет ли сложившееся понятие вида реальное обоснование, вернемся к положениям, высказанным мною выше. Они показывают следующее.

1. Все организованные тела земного шара являются подлинными созданиями природы, которые она последовательно создавала в продолжение долгого времени.

2. В своем движении природа начала с образования наиболее просто организованных тел и продолжает это и в настоящее время, создавая непосредственно только такие тела, т. е. первые зачатки организации, получившие название самопроизвольных зарождений.

3. После того как в подходящих местах и при соответствующих условиях были созданы первые зачатки животной и растительной природы и у них установились способности зарождающейся жизни и органического движения, они в силу необходимости постепенно развили органы, которые так же, как и части тела [этих существ], с течением времени видоизменялись.  {234} 

4. Способность к росту каждой части организованного тела, будучи неотъемлемым свойством первых проявлений жизни, обусловила возникновение различных способов размножения и воспроизведения индивидуумов; в результате этого были сохранены приобретенные усовершенствования в строении, форме, а также разнообразии частей.

5. Все ныне существующие живые тела мало-помалу достигли того состояния, в котором мы их видим теперь, с помощью достаточной длительности времени, благоприятствовавших обстоятельств и изменений, непрерывно претерпеваемых всеми точками земной поверхности, словом — с помощью воздействия новых положений и новых привычек, изменяющих органы тел, наделенных жизнью.

6. Наконец, в силу подобного порядка вещей, при котором все живые тела должны были претерпеть большие или меньшие изменения в состоянии их организации и их частей, так называемые виды среди них образовались незаметно и последовательно; они обладают лишь относительным постоянством и не могут быть столь же древними, как природа.

Но, могут нам возразить, если предположить, что с помощью длительности времени и беспредельных изменений обстоятельств природа постепенно создала разных известных нам животных, то предположение это теряет свою убедительность, если вспомнить об удивительном разнообразии инстинктов у различных животных и о тех чудесах всякого рода, которые нам раскрывают многообразные проявления их индустрии³⁷².

Осмелится ли кто-нибудь пойти в своих умозаключениях так далеко, чтобы утверждать, что природа сама создала это поразительное разнообразие средств, все проявления хитрости, проворства, осторожности, терпения, примерами которых изобилует индустрия животных? Не превышает ли в тысячу раз все то, что мы наблюдаем в этом отношении в одном только классе насекомых, те доказательства, которые заставляют признать, что ограниченность могущества природы не позволяет ей самостоятельно произвести столько чудес? Эти наблюдения могут убедить самого упрямого философа  {235}  в том, что для сотворения стольких удивительных вещей необходима была воля верховного творца всего существующего и что только одной его воли было для этого достаточно!

Несомненно, было бы дерзостью, вернее — полным безрассудством, пытаться установить границы могущества верховного творца всех вещей. Уже в силу одного этого никто не осмелится утверждать, что это безграничное могущество могло не желать того, что сама природа выполняет как его волю.

И если я признал, что природа сама производит все эти чудеса, о которых была речь, что она создает организацию, жизнь, даже чувство, что она в неизвестных для нас пределах умножает органы и вносит в них разнообразие, что она производит способности организованных тел, бытие которых она поддерживает или продолжает; если я признал, что она создает у животных с помощью одних лишь потребностей, обусловливающих привычки и управляющих ими, источник всех их действий и всех способностей, начиная с самых простых, и кончая такими сложными, которые составляют инстинкт, индустрию и, наконец, способность мышления,— то не должен ли я усмотреть в этом могуществе природы, т. е. в этом порядке существующих вещей, выполнение воли ее великого творца, которому, быть может, угодно было одарить ее этим могуществом?³⁸

Должен ли я меньше преклоняться перед величием могущества этой первопричины лишь потому, что творцу угодно было установить этот порядок вещей, чем в том случае, если бы он, многократно проявляя свою волю, был непрерывно занят как прежде, так и теперь деталями всех отдельных созиданий, всех изменений, всякого развития и усовершенствования, всех разрушений и восстановлений, словом,— всех тех превращений, которым вообще подвержены все существующие вещи?

Я надеюсь доказать, что природа обладает необходимыми средствами и возможностями для самостоятельного создания всего того, чем мы восхищаемся в ней.

Между тем, выдвигают еще следующее соображение: все наши наблюдения, касающиеся состояния живых тел, якобы свидетельствуют  {236}  о неизменном постоянстве формы [их частей]. Полагают, что все животные, история которых на протяжении двух или трех тысяч лет известна нам, нисколько не изменились, т. е. ничего не утратили и ничего не приобрели ни в отношении совершенства своих органов, ни в отношении формы своих частей.

Помимо того, что это кажущееся постоянство с давних пор считалось непреложной истиной, недавно в «Отчете о естественно-исторических коллекциях, вывезенных из Египта Жоффруа³⁹, была сделана попытка привести особые доказательства в пользу этого взгляда. Докладчики высказываются там следующим образом:

«Особенность данной коллекции прежде всего заключается в том, что она охватывает животных, можно сказать, всех веков. С давних пор стремились узнать, изменяют ли виды свою форму на протяжении времени. Этот вопрос, который может показаться праздным, имеет, между тем, весьма существенное значение для истории земли и, следовательно, для решения тысячи других вопросов, в том числе вопросов, связанных с самыми важными предметами религиозного культа.

«Никогда еще не было более подходящего случая решить этот вопрос в отношении большого числа достопримечательных видов, как и в отношении многих тысяч других. Невольно рождается мысль, что суеверия древних египтян были внушены им самой природой с целью оставить памятник их истории.

«Невозможно,— продолжают докладчики,— умерить полет воображения при виде какого-нибудь прекрасно распознаваемого животного, сохранившегося с мельчайшими его косточками и волосками, животного, которое две или три тысячи лет тому назад имело свои алтари и своих жрецов где-нибудь в Фивах или в Мемфисе. Однако, не предаваясь всевозможным размышлениям, вызываемым такого рода сопоставлениями, ограничимся выводом, который можно сделать из этой части коллекции Жоффруа, а именно, что животные эти совершенно подобны нынешним». («Annales du Museum d'histoire naturelle», т. I, стр. 235, 236).  {237} 

Я не отказываюсь верить в полное сходство этих животных с особями тех же видов, которые живут и поныне. Так, например, птицы, которые в настоящее время обитают в Египте, во всем подобны тем, которым египтяне две или три тысячи лет тому назад поклонялись и которых они бальзамировали.

Но было бы весьма странно, если бы это было иначе: ведь положение Египта и его климат в настоящее время почти те же, какими они были в ту эпоху. Следовательно, обитающие там птицы, находясь и поныне в тех же условиях, что и раньше, не были вынуждены изменять свои привычки.

Помимо того, не трудно понять, что именно птицы, которые с такой легкостью перемещаются и могут выбирать подходящие для себя места обитания, гораздо меньше, чем многие другие животные, подвержены воздействию перемен местных условий и вследствие этого в меньшей мере, чем они, встречают противодействие своим привычкам.

Поэтому приведенное здесь наблюдение не содержит ничего, что противоречило бы соображениям, высказанным мною по этому поводу, и прежде всего ничего, что доказывало бы, что животные, о которых идет речь, всегда существовали в природе. Оно доказывает только, что животные эти были обычными в Египте две или три тысячи лет назад, и всякий, кто привык мыслить и умеет наблюдать оставленные природой памятники ее древности, легко оценит значение каких-нибудь двух-трех тысяч лет по сравнению с длительностью существования самой природы.

Это видимое постоянство вещей в природе всегда будет восприниматься рядовым человеком как реальное, потому что обыкновенно люди судят обо всем только применительно к себе.

Человеку, который в данном вопросе судит только по тем изменениям, которые он замечает сам, промежутки времени между этими изменениями представляются состояниями покоя, которые вследствие малой продолжительности жизни индивидуумов его вида кажутся ему безграничными. Записи его наблюдений и те факты, которые ему удалось отметить в своих работах, не простираются вглубь  {238}  веков дальше каких-нибудь нескольких тысяч лет, являющихся бесконечно большим периодом времени по отношению к человеческой жизни, но чрезвычайно малым промежутком по сравнению с периодами времени, на протяжении которых осуществляются великие перемены на поверхности земли. Все ему представляется постоянным на обитаемой им планете, и он готов отвергнуть все свидетельства, на которые ему со всех сторон указывают памятники, повсюду разбросанные вокруг него или погребенные в земле, которую он попирает ногами.

Величины пространства и времени относительны. Человек должен осознать эту истину, и тогда он будет осмотрительнее в своих суждениях в отношении постоянства, которое он приписывает наблюдаемому состоянию вещей в природе. (См. мое сочинение: «Recherches sur les corps vivants», приложение, стр. 141)⁴⁰.

Чтобы признать незаметное превращение видов и изменения, претерпеваемые особями по мере того как они вынуждены изменять свои привычки или усваивать новые, мы не должны ограничиваться только теми выводами, которые нам позволяют делать наши наблюдения, охватывающие отрезки времени, слишком малые для того, чтобы мы могли заметить их. Помимо этого индуктивного вывода множество фактов, собранных на протяжении ряда лет, в достаточной мере освещают исследуемый мною вопрос, так что в нем не остается ничего неясного, и я могу сказать, что в настоящее время наши знания, опирающиеся на наблюдения, настолько продвинулись вперед, что искомое решение интересующего нас вопроса можно считать найденным.

В самом деле, помимо того, что нам известны влияния и результаты скрещивания особей, принадлежащих к различным видам⁴¹, мы точно знаем теперь, что вынужденное и длительное изменение места обитания, привычек и образа жизни у животных вызывает по прошествии достаточно долгого времени очень заметные изменения у особей, которые подверглись этим влияниям.

Животное, живущее на свободе в равнинной местности и привыкшее упражняться там в быстром беге, птица, которую ее потребности  {239}  заставляют беспрестанно пересекать обширные воздушные пространства, очутившись взаперти (первое — в зверинце или в конюшне, вторая — в клетке или птичнике), с течением времени сильнейшим образом изменяются, особенно после ряда поколений, продолжающих жизнь в условиях, в которых у них выработались новые привычки.

Животное равнин при этом в значительной мере теряет свою легкость и подвижность, толстеет, его конечности становятся менее сильными и гибкими, его способности уже не те. Птица делается неповоротливой, почти утрачивает способность летать, все ее тело становится более тучным.

В шестой главе первой части настоящего труда я буду иметь возможность доказать, опираясь на хорошо известные факты, что влияние изменения обстоятельств порождает у животных новые потребности и побуждает их к новым действиям; что повторное выполнение новых действий влечет за собой появление новых привычек и склонностей; наконец, что большая или меньшая частота употребления того или иного органа изменяет этот последний, то усиливая, развивая и увеличивая его, то ослабляя, уменьшая, приводя его к упадку и даже к полному исчезновению.

У растений мы обнаруживаем то же самое в отношении воздействия новых обстоятельств на их образ жизни и состояние их частей.

Поэтому нас уже не могут удивлять те значительные изменения, которые были произведены нами у растений, культивируемых в продолжение длительного времени.

Итак, среди живых тел природа, как я уже говорил, показывает нам, строго говоря, только особей, последовательно сменяющих друг друга, из поколения в поколение и происходящих одни от других: виды же среди них обладают лишь относительным постоянством и неизменны лишь временно.

Тем не менее, чтобы облегчить изучение и познание такого большого числа различных тел, полезно обозначить словом вид всякую  {240}  группу сходных особей, которые сохраняются из поколения в поколение в неизменном состоянии до тех пор, пока условия их существования не изменятся настолько, чтобы вызвать изменения их привычек, признаков и формы⁴².

О так называемых вымерших видах

Мне предстоит еще рассмотреть вопрос, действительно ли средства, которыми природа располагала для сохранения видов или пород, были настолько недостаточны, что целые породы в настоящее время оказались истребленными или вымершими.

Ископаемые, встречающиеся в различных местах погребенными в земной коре, представляют собой остатки множества различных, некогда существовавших животных, и среди них встречается очень мало таких животных, которые были бы вполне подобны живущим теперь.

Но дает ли это нам достаточно обоснованное право сделать вывод, что виды, которые мы находим в ископаемом состоянии, виды, полное подобие какой-либо [вымершей] особи которых нам теперь не известно, не существуют больше в природе? Ведь есть еще столько частей земной поверхности, куда мы пока не проникли; столько стран, которые лишь мимоходом посетили люди, способные делать наблюдения; наконец, столько мест, например различные части морского дна, где мы имеем так мало возможностей изучить животных, которые там находятся. Возможно, что во всех этих различных местах обитают не известные нам виды.

Если, действительно, некоторые виды вымерли, то это, без сомнения, могло иметь место только среди крупных животных, населяющих сушу, где человек благодаря своему неограниченному господству мог истребить всех особей тех видов, которые он не пожелал ни сохранить, ни приручить. Поэтому вполне возможно, что животные, принадлежащие к установленным Кювье⁴³ родам — palaeotherium, anoplotherium, megalonix, megatherium, mastodon и некоторые виды ранее известных родов не существуют больше в природе. Однако и это — не более чем простое допущение.  {241} 

Но животные, населяющие различные воды, особенно животные морских глубин, а также все мелкие породы, живущие на поверхности земли и дышащие воздухом, защищены от истребления их вида человеком. Их способность к размножению настолько велика, а средства, позволяющие им спастись от преследования с его стороны и от всех расставленных им ловушек, таковы, что совершенно невероятно, чтобы человек мог уничтожить всех особей какого-нибудь вида этих животных.

Следовательно, только крупные наземные животные могут подвергнуться истреблению их вида человеком. Этот факт мог иметь место, однако окончательно он еще не доказан.

Тем не менее, среди ископаемых остатков многих некогда существовавших животных мы находим множество таких, вполне подобные аналоги которых среди ныне живущих животных не известны. Большая часть их относится к моллюскам, снабженным раковинами, причем от этих животных сохранились одни только раковины.

Но если многие из этих ископаемых раковин обнаруживают особенности, не позволяющие рассматривать их, согласно общепринятым взглядам, как аналоги ближайших к ним известных нам ныне живущих видов, то следует ли отсюда с несомненностью, что эти раковины принадлежат к видам, действительно вымершим? Почему, в самом деле, считать, что эти виды вымерли, раз человек не мог быть виновником их истребления? Нельзя ли предположить, наоборот, что ископаемые особи, о которых идет речь, принадлежат к видам, еще существующим в настоящее время, но изменившимся с тех пор и обусловившим возникновение родственных им, ныне живущих видов?⁴⁴ Соображения, рассмотренные ниже, а также наблюдения, приведенные на страницах настоящего труда, делают такое предположение весьма правдоподобным.

Каждый образованный наблюдатель знает, что ничто не остается в одном и том же состоянии на поверхности земли. Все с течением времени претерпевает здесь различные, то более, то менее быстрые изменения, в зависимости от природы самих объектов и обстоятельств. Возвышенности непрерывно понижаются в результате  {242}  переменного действия солнца и дождевых вод и других причин. Все, что отделяется от них при этом, увлекается и переносится в низменные места. Русла больших и малых рек и даже морское дно изменяют форму, глубину и незаметно перемещаются; словом, все на поверхности земли изменяет свое положение, форму, природу и внешний вид. Даже климат разных стран не отличается постоянством.

Но если изменения обстоятельств, как я попытаюсь показать, вызывают у живых тел, в особенности у животных, изменения в их потребностях, привычках и образе жизни; если эти перемены приводят к изменению и развитию их органов, а также к изменению формы их частей, то необходимо допустить, что, хотя все эти изменения становятся ощутимыми лишь по прошествии значительного периода времени, все же всякое живое тело должно мало-помалу претерпевать изменения, особенно в своей форме или своих внешних признаках.

Поэтому никого не должно удивлять, что среди многочисленных ископаемых, встречающихся повсюду в коре земного шара и представляющих собой остатки множества некогда существовавших животных, мы находим лишь немного таких, которые являлись бы аналогами ныне живущих.

Но если что-нибудь и заслуживает нашего удивления, то как раз обратное обстоятельство, а именно, что среди этих многочисленных ископаемых остатков живых тел встречаются такие, которые [действительно] являются аналогами известных нам ныне существующих животных. Этот факт, подтверждаемый нашими коллекциями ископаемых, заставляет предположить, что остатки животных, живые аналоги которых нам известны, являются наименее древними. Вид, к которому принадлежит каждое из этих животных, без сомнения не успел еще сколько-нибудь заметно измениться за это время в своих формах.

Натуралисты, не оценившие тех изменений, которым должно было подвергнуться большинство животных во времени, но желавшие объяснить факты, касавшиеся известных из наблюдения ископаемых, и найти причину тех переворотов, которые наблюдались в различных  {243}  точках земной поверхности, пришли к выводу, что некогда на земном шаре произошла всемирная катастрофа и что именно она все сместила и уничтожила значительную часть существовавших в то время видов.

К сожалению, этот удобный способ выйти из затруднения, когда нужно объяснить действия природы, причины которых не удалось установить, является результатом воображения, его создавшего, и не опирается ни на одно доказательство.

Местные катастрофы, как, например, те, которые вызываются землетрясениями, вулканическими извержениями и прочими частными причинами, в достаточной мере известны, а производимые ими разрушения служили предметом наблюдений там, где они имели место.

Но зачем предполагать ничем не доказанную всемирную катастрофу, если внимательное изучение действий природы достаточно для объяснения всех тех фактов, которые мы наблюдаем во всех ее частях?

Если принять во внимание, с одной стороны, что во всех своих деяниях природа ничего не делает внезапно, но действует всегда медленно и постепенно, а с другой стороны — что частные или местные причины разрушений, переворотов, перемещений и т. д. могут объяснить все явления, наблюдаемые на нашей планете, и что, тем не менее, все эти причины подчиняются законам природы и общему ее движению, то мы должны будем признать, что не нужна была всемирная катастрофа, чтобы перевернуть все вверх дном и разрушить значительную часть того, что было создано самой же природой⁴⁵.

Однако не будем распространяться о предметах, не представляющих никакой трудности для понимания. Перейдем теперь к рассмотрению общих соображений о животных и главных их признаках.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Общие соображения, касающиеся животных

Животные, если рассматривать их в целом, представляют собой живые существа, в высшей степени замечательные по присущим им способностям и, вместе с тем, заслуживающие нашего удивления и изучения. Эти существа, бесконечно разнообразные по своим способностям, форме и организации, могут передвигаться или приводить в движение некоторые из частей своего тела, не нуждаясь для этого в импульсе со стороны сообщенного извне движения. Все их движения происходят под влиянием причины, возбуждающей их раздражимость,— причины, которая у одних возникает в них самих, у других всецело лежит вне их. Большинство животных обладает способностью перемещаться, и все они имеют части, которым присуща очень большая раздражимость.

Наблюдения показывают, что для перемещения своего тела одни из них ползают, ходят, бегают или прыгают; другие летают, поднимаясь в атмосферу и пересекая воздушное пространство в различных направлениях; наконец, третьи, обитая в толще вод, плавают там и перемещаются в различных слоях.

Поскольку животные, в отличие от растений, не могут находить вещества, служащие им пищей, непосредственно около себя и в доступном виде, а хищные животные даже вынуждены пускаться на поиски добычи, преследовать и ловить ее, то животным для добывания  {245}  нужных им средств питания оказалось необходимым обладание способностью производить движения и даже перемещаться.

Помимо того, для животных, размножающихся половым путем и не являющихся настолько полными гермафродитами, чтобы у них было возможно самооплодотворение, способность к передвижению была необходима и для выполнения акта оплодотворения; столь же необходимо было, чтобы окружающая среда облегчала возможность оплодотворения тем из них, которые, подобно устрицам, не способны перемещаться.

Так как способность животных к движению частей своего тела и к передвижению играет большую роль как для их самосохранения, так и для сохранения всей их породы, то потребность в этой способности и смогла вызвать ее возникновение у животных.

Во второй части мы исследуем источник как этой удивительной способности, так и наиболее важных других Пока же отметим в отношении животных следующее:

1. Одни из них двигаются или приводят в движение части своего тела только в результате возбуждения их раздражимости, но совершенно лишены способности чувствовать и какой бы то ни было воли; это самые несовершенные животные.

2. Другие не только могут выполнять движения вследствие возбуждения их раздражимости, но способны испытывать ощущения и обладают внутренним, крайне смутным чувством своего существования; все же эти животные действуют только под влиянием внутреннего импульса со стороны какой-либо склонности, влекущей их к тому или иному объекту, так что их воля всегда зависима и не свободна.

3. Третьи не только могут выполнять движения определенных частей своего тела под влиянием возбуждения их раздражимости, способны испытывать ощущения и обладают внутренним чувством своего существования, но, кроме того, им присуща способность иметь смутные еще представления и действовать под влиянием определяющей воли, подчиненной, тем не менее, склонностям, влекущим их исключительно к определенным объектам.  {246} 

4. Четвертые, наконец,— они же являются наиболее совершенными,— не только обладают в высокой мере всеми способностями животных предыдущих категорий, но, помимо того, могут образовывать ясные и точные представления о предметах, воздействовавших на их чувства и привлекших их внимание. Они способны также до известной степени сравнивать и сочетать свои представления, выносить на основе их суждения и образовывать сложные представления, словом — способны мыслить, а их воля, менее зависимая, позволяет им в большей или меньшей мере видоизменять их действия.

У самых несовершенных животных жизнь лишена энергии в ее движениях, и для осуществления последних достаточно одной раздражимости. Но так как жизненная энергия возрастает по мере усложнения организации, наступает момент, когда природа, для того чтобы обеспечить необходимую активность жизненных движений, вынуждена была расширить свои средства. С этой целью она применила действие мышц для установления системы циркуляции, что повлекло за собой ускорение движения флюидов. В дальнейшем по мере увеличения мышечной силы, служащей для циркуляции, это ускорение еще больше возросло. И вот, поскольку никакое мышечное действие не может быть осуществлено без нервного влияния, последнее, в конце концов, стало необходимым условием ускорения движения флюидов.

Именно этим путем природа сумела добавить к раздражимости, оказавшейся уже недостаточной, мышечное действие и нервное влияние. Но это нервное влияние, обусловливающее мышечное действие, никогда не осуществляется при посредстве чувства, что я намерен показать во второй части. Я докажу там, что чувствительность вовсе не необходима для выполнения жизненных движений даже у наиболее совершенных животных.

Таким образом, различные существующие в природе животные явственно отличаются одни от других не только особенностями своего внешнего вида, устройством своего тела, ростом и т. п., но, помимо того, и теми способностями, которыми они наделены. Одни  {247}  из них — наименее совершенные — находятся с этой точки зрения на самом низком уровне, ибо они обладают лишь теми способностями, которые присущи жизни как таковой, а их движения происходят только под действием внешней силы, между тем как другие животные наделены способностями, постепенно нарастающими в отношении их числа и совершенства, так что у наиболее совершенных животных мы находим такое сочетание способностей, которое не может не вызвать нашего восхищения.

Эти замечательные факты перестанут поражать нас, когда мы признаем, что каждая способность является результатом деятельности специального органа или системы органов,ее обусловливающих, и когда мы поймем, что, начиная с самого несовершенного животного, не имеющего никаких специальных органов и, следовательно, никаких иных способностей, кроме тех, которые присущи жизни вообще, и кончая животными, наиболее совершенными, наиболее богато наделенными способностями, организация [живых существ] постепенно все более и более усложняется. Мы увидим далее, что все органы, даже самые важные из них, возникают на протяжении лестницы животных один за другим и в дальнейшем постепенно совершенствуются путем претерпеваемых ими изменений, приспособляющих их к состоянию той организации, частью которой они являются; наконец, у наиболее совершенных животных системы этих органов образуют в своей совокупности организацию, отличающуюся предельной сложностью и обусловливающую появление способностей наиболее многочисленных и наивысшего порядка.

Таким образом, рассмотрение внутренней организации, различных ее систем на протяжении лестницы животных, наконец, разного рода специальных органов — вот те основные стороны, на которые следует обратить наше внимание при изучении животных.

Если животные как создания природы являются чрезвычайно удивительными существами вследствие их способности двигаться, то весьма многие из них заслуживают еще большего удивления по причине их способности чувствовать.  {248} 

Но, подобно тому как способность двигаться весьма ограничена у самых несовершенных животных, где она, будучи всецело обусловленной внешними возбуждениями, отнюдь не является произвольным действием и лишь в дальнейшем, все более и более совершенствуясь, обретает источник в самом животном и оказывается в конце концов подчиненной его воле, так и способность чувствовать, еще очень смутная и ограниченная у тех животных, где она проявляется впервые, в дальнейшем непрерывно совершенствуется и, достигнув высшего предела своего развития, обусловливает способности, образующие ум животного.

Действительно, наиболее совершенные животные имеют простые и даже сложные представления, обладают страстями, памятью, видят сны, т. е. возвращаются к своим прежним представлениям и мыслям без того, чтобы в этом участвовала их воля; наконец, они до известной степени способны поддаваться обучению. До чего поразительны эти проявления могущества природы!

Тот факт, что природа могла наделить живое тело способностью двигаться без какого-либо импульса, в виде сообщенной извне силы, способностью воспринимать предметы, находящиеся вне его, образовывать о них понятия путем сравнения впечатлений, полученных от них, с впечатлениями, полученными от других предметов, далее — способностью сравнивать или сочетать эти представления, выносить суждения, являющиеся умственными актами другого порядка, словом мыслить,— все это не только величайшее из чудес, какие могли быть произведены могуществом природы, но так же и доказательство того, что природа, которая создает все лишь постепенно, затратила на это значительное время.

Сравнительно с промежутками времени, которые мы считаем большими п наших обычных исчислениях, без сомнения должен был пройти огромный период времени и значительно должны были измениться сменяющие друг друга обстоятельства, прежде чем природа смогла придать организации животных ту степень сложности и развития, которую мы наблюдаем теперь у наиболее совершенных из них. Если изучение многочисленных и разнообразных слоев,  {249}  составляющих наружную земную кору, дает неопровержимые доказательства глубокой древности земли; если крайне медленное, но непрерывное перемещение бассейна морей^*, о котором говорят памятники, оставленные им повсюду на пути своего следования, свидетельствуют о необычайной древности земли, то не в праве ли мы допустить, что и степень совершенства, достигнутая организацией наиболее совершенных животных, с своей стороны, подтверждает ту же истину с предельной очевидностью?

Чтобы дать прочное обоснование этому новому доказательству, необходимо предварительно осветить по возможности полнее все то, что связано с развитием самой организации, показать, если это окажется возможным, реальность этого развития, наконец, собрать наиболее убедительные в этом отношении факты и раскрыть те средства, с помощью которых природа обусловливает существование всех своих созданий.

Пока же заметим, что хотя и принято обозначать существа, составляющие каждое царство [природы] общим именем созданий природы, однако с этим выражением, повидимому, не связывают никакого ясного представления. Вероятно, предубеждения особого рода мешают признать, что природа обладает способностью и всеми необходимыми средствами для того, чтобы самостоятельно создавать столько различных существ и непрерывно, хотя и медленно, видоизменять породы живых тел и поддерживать везде тот общий порядок, который мы наблюдаем.

Воздержимся от всяких суждений об этих важных предметах и, во избежание разного рода ошибок, к которым может привести воображение, обратимся к деяниям самой природы.

Чтобы охватить мысленно всю совокупность существующих животных и представить их в наиболее удобной для обозрения форме, я должен напомнить, что все создания природы, доступные нашему наблюдению, с давних нор подразделялись натуралистами на три царства, известные под названиями царства животных, царства  {250}  растений и царства минералов. При таком делении тела, входящие в каждое из этих царств, как бы уравниваются и рассматриваются как равноценные, несмотря на то, что одни из них имеют резко отличающееся от других происхождение.

Я уже давно счел более уместным применить иное первичное деление, потому что оно дает большую возможность познать все природные тела в целом. Таким образом, я различаю среди созданий природы, входящих в состав трех упомянутых царств, две главные ветви:

1. Тела организованные, живые.

2. Тела неорганические, неживые.

Существа, или тела живые, т. е. животные и растения, составляют, таким образом, первую из двух ветвей созданий природы. Эти тела, как каждому известно, обладают способностью питаться, развиваться и размножаться, и все они в силу необходимости подвержены смерти.

Но, что не так хорошо известно, ибо пользующиеся всеобщим признанием гипотезы не позволяют этому верить, это — что живые тела благодаря деятельности и способностям их органов и тем изменениям, которые вызывают в них органические движения, сами образуют вещество собственного тела и вещества, которые они выделяют («Hydrogeologie», стр. 112); но что еще менее известно, это — что из остатков этих существ образуются все наблюдаемые в природе сложные неорганические тела, т. е. те вещества, различные роды которых, с течением времени и в зависимости от обстоятельств их положения, увеличиваются в числе под влиянием незаметно претерпеваемых ими изменений, все более и более упрощающих их и приводящих их по прошествии длительного времени к полному распаду на составляющие их основные начала⁴⁷.

Вот эти различные неорганические и неживые тела, твердые и жидкие, составляют вторую ветвь созданий природы, известных нам по большей части под названием минералов.

Можно утверждать, что между неорганическими телами, с одной стороны, и живыми — с другой, существует огромный разрыв, не  {251}  позволяющий расположить эти два рода тел в один ряд и связать их, как это тщетно пытались делать, какими-либо переходными формами.

Все известные нам живые тела резко распадаются на два отдельных царства, в основу разграничения которых положены главные признаки, отличающие животных от растений. Что бы ни говорили, я убежден, что между этими двумя царствами нет никаких действительных переходов и что, следовательно, в природе не существует ни животных-растений, что выражается словом зоофит, ни растений-животных⁴⁸.

Раздражимость всех или только некоторых частей [тела] есть наиболее общий признак животных, более общий, чем способность чувствовать, произвольно двигаться и даже переваривать пищу. Между тем, все растения, не исключая даже растений, называемых мимозами, и тех, которые приводят в движение некоторые свои части при первом прикосновении к ним или при малейшем движении воздуха, совершенно лишены раздражимости, как я уже указал в другом месте.

Известно, что раздражимость является существенной способностью всех или только некоторых частей [тела] животных и что способность эта не может быть ни ослаблена, ни уничтожена до тех пор, пока животное живет, а обладающая раздражимостью часть не повреждена. Проявляется эта способность в сокращении всякой раздражимой части в тот момент, когда последняя соприкасается с посторонним телом,— сокращении, прекращающемся с прекращением вызвавшей его причины и возобновляющемся по возвращении части к ее прежнему размеру при каждом новом соприкосновении с раздражителем. Ничего похожего не удалось наблюдать в какой-либо части растения.

Когда я прикасаюсь к распростертым веткам мимозы (mimosa pudica), я замечаю, что сочленения черешков и приведенных в движение черешечков, вместо того чтобы сократиться, приходят в состояние расслабления; в результате этого черешки и черешечки опускаются, а листочки даже складываются; когда это уже произошло, то, сколько бы мы ни прикасались к листьям этого растения,  {252}  никакого действия не обнаруживается. Должно пройти немало времени, по крайней мере если не очень тепло, прежде чем причина растяжения сочленений черешков листьев мимозы сможет вновь приподнять и расправить все эти части и сделать возможным повторное их опускание путем прикосновения к ним или при легком сотрясении.

Я не вижу в этом явлении ничего, что имело бы какое-нибудь отношение к раздражимости животных, но так как мне известно, что в период вегетации, особенно в жаркую погоду, в растениях в изобилии образуются упругие флюиды, часть которых непрерывно испаряется, я склонен думать, что у бобовых растений эти упругие флюиды, прежде чем рассеяться, могут скопляться главным образом в сочленениях листьев, вызывать растяжение этих сочленений и тем самым поддерживать листья и листочки в расправленном состоянии⁴⁹.

Исходя из этих соображений, можно допустить, что медленное рассеяние упомянутых упругих флюидов, наблюдаемое у бобовых с наступлением ночи, или быстрое рассеяние их у mimosa pudica под влиянием незначительного сотрясения может вызвать у всех вообще бобовых явление, известное под названием сна растений, а у мимозы — те движения, которые неправильно приписывают раздражимости.^*

Наблюдения, которые будут приведены мною ниже, и те выводы, которые я из них сделал, заставляют признать, что утверждение, будто животные — существа чувствующие, наделенные все без исключения  {253}  способностью осуществлять волевые акты и, следовательно, произвольно двигаться, не является общим правилом. Таким образом, определение, до сих пор даваемое животным, чтобы отличить их от растений, совершенно неудовлетворительно. Ввиду этого я предложил заменить его следующим, более отвечающим истине и более пригодным для характеристики существ, составляющих то и другое царства живых тел.

Определение животных

Животные представляют собой живые, организованные тела, части [тела] которых всегда раздражимы. Почти все они переваривают пищу, которой они питаются, и способны двигаться: одни — под влиянием воли, либо свободной, либо зависимой; другие — в результате возбуждения их раздражимости.

Определение растений

Растения представляют собой живые, организованные тела. части [тела] которых никогда не обладают раздражимостью. Они не переваривают пищи и не способны двигаться ни под влиянием воли, ни вследствие истинной раздражимости.

Из этих определений, гораздо более точных и более обоснованных, чем те, которые были приняты до сих пор, следует, что животные чрезвычайно сильно отличаются от растений как раздражимостью, свойственной всем или только некоторым их частям, так и движениями, которые либо производятся в этих частях самими животными, либо возбуждаются в них какими-нибудь внешними причинами в результате присущей им раздражимости.

Разумеется, было бы ошибкой принять эти новые определения просто на основе их изложения, но я полагаю, что всякий непредубежденный читатель, который взвесит все факты, приведенные на страницах настоящего труда, и все мои соображения, касающиеся их, не колеблясь предпочтет их прежним определениям, взамен которых я их здесь предлагаю, ибо последние явно противоречат всем нашим наблюдениям.  {254} 

Закончим рассмотрение этих общих данных о животных двумя весьма интересными соображениями. Одно касается чрезвычайного многообразия животных на поверхности земли и в глубинах вод; другое — тех средств, которыми природа пользуется для того, чтобы численность животных не пошла во вред сохранению всего того, что ею уже создано, и не нарушила бы общего порядка, который должен остаться незыблемым.

Из двух царств живых тел царство животных, повидимому, несравненно богаче и более разнообразно, нежели царство растений; в то же время оно является тем царством, которое раскрывает нам наиболее любопытные явления, касающиеся организации [живых тел].

Поверхность земли, глубины вод и отчасти даже воздух населены бесконечным множеством различных животных, породы которых настолько разнообразны и многочисленны, что, по всей вероятности, значительная часть их никогда не будет охвачена нашими исследованиями. Такое допущение тем более правдоподобно, что необъятное пространство вод, их большая глубина во многих местах и плодовитость природы в создании мельчайших видов, без сомнения, постоянно будут служить почти непреодолимым препятствием для развития наших знаний в этой области.

Один только класс беспозвоночных животных, например класс насекомых, по числу и разнообразию входящих в него существ равен всему растительному царству. Класс полипов, вероятно, еще многочисленнее, и мы никогда не сможем надеяться узнать всех входящих в этот класс животных.

Вследствие чрезвычайно сильно развитой способности размножаться, присущей мелким видам, в особенности у наименее совершенных животных, многочисленность особей могла бы причинить ущерб сохранению пород, достигнутому совершенствованию организации, словом — могла бы нарушить общий порядок, если бы природа предусмотрительно не ограничила этого размножения пределом, перейти который оно не может.  {255} 

За исключением животных, питающихся растительной пищей, все прочие животные пожирают одни других, а растительноядные, в свою очередь, становятся жертвами плотоядных.

Известно, что наиболее сильные и наилучшим образом вооруженные животные истребляют более слабых, что крупные виды пожирают более мелкие. Однако особи одной и той же породы редко пожирают друг друга: они находятся в состоянии войны с другими породами.

Мелкие виды животных отличаются такой плодовитостью, а смена, поколений происходит у них настолько быстро, что они не оставили бы места на всем земном шаре для остальных пород, если бы природа не положила предел их безудержному размножению. Но, поскольку эти животные становятся добычей множества других животных, а продолжительность их жизни весьма ограничена и понижение температуры губит их, общее количество их всегда удерживается, в надлежащих пределах, обеспечивающих сохранение как их собственных, так и других пород.

Что касается более крупных и более сильных животных, то они, несомненно, оказались бы господствующими и могли бы помешать, сохранению других пород, если бы их размножение могло стать чрезмерно большим. Но породы этих животных пожирают одни других; к тому же они размножаются медленно и производят за один раз лишь малочисленное потомство. Таким образом, и здесь сохраняется известное необходимое равновесие.

Только человек, если рассматривать его под этим углом зрения, независимо от всех присущих ему одному свойств, повидимому, имеет возможность беспредельно размножаться. Ибо его ум и все имеющиеся в его распоряжении средства обеспечивают ему такое размножение; последнему не угрожает опасность со стороны прожорливости каких-либо животных. Человек настолько главенствует над всеми ими, что ему не только не приходится бояться даже самых крупных и самых сильных животных, но больше того: он даже располагает возможностью истреблять их породы, и, действительно, он, изо дня в день уменьшает число их особей.  {256} 

Однако природа наделила человека многочисленными страстями, и эти страсти, развивающиеся, к сожалению, одновременно с его умом, создают большое препятствие для неограниченного размножения индивидуумов его вида.

В самом деле, человеку как бы вменено в обязанность непрерывно уменьшать численность себе подобных, ибо никогда — я не боюсь утверждать это — земля не будет иметь столь большого населения, чтобы она не могла прокормить его. Всегда те или иные части ее, пригодные для обитания, будут поочередно заселены весьма умеренно, хотя время, требуемое для возникновения подобных чередований не поддается нашему учету.

Итак, благодаря этим мудрым предосторожностям все остается незыблемым в этом установленном порядке вещей; непрерывные изменения и возобновления, которым он подвергается, удерживаются в известных границах, выйти из которых они не могут. Все породы живых тел сохраняются, несмотря на претерпеваемые ими изменения; приобретенные усовершенствования организации не утрачиваются; все, что кажется нарушением, уничтожением порядка, отклонением от него, непрерывно снова включается в общий порядок и даже способствует его упрочению; всюду и всегда воля верховного творца природы и всего сущего выполняется неуклонно⁵¹.

Теперь, прежде чем перейти к рассмотрению деградации и упрощения в организации животных, следуя при этом, как это обычно принято, от самого сложного к самому простому, познакомимся с современным состоянием распределения и классификации животных, а также с принципами, лежащими в основе их. Таким путем нам легче будет понять доказательства этой деградации.

ГЛАВА ПЯТАЯ

О современном состоянии распределения и классификации животных

Для прогресса философии зоологии и для решения стоящей перед нами задачи необходимо рассмотреть современное состояние распределения и классификации животных, выяснить, как пришли к нему, познать принципы, с которыми пришлось сообразовываться при установлении этого общего распределения, наконец исследовать, что еще остается сделать, чтобы придать этому распределению такое расположение, которое возможно точнее отобразило бы порядок самой природы.

Но чтобы извлечь какую-нибудь пользу из всех этих соображений, следует предварительно установить основную цель как распределения, так и классификации животных, ибо эти две цели различны по существу.

Цель общего распределения животных не ограничивается составлением удобного перечня справочного характера. Это распределение должно прежде всего воспроизводить с возможно предельной точностью порядок самой природы, т. е. тот порядок, следуя которому она создавала животных и который воплощен ею в отношениях, установленных между ними.

С другой стороны, цель классификации животных состоит в том, чтобы при помощи разграничительных линий, нанесенных на том  {258}  или ином расстоянии в общем ряде этих существ, создать опорные точки для нашего воображения, чтобы мы могли легче распознать каждый вид, уже бывший предметом наших наблюдений, установить отношения, существующие между ним и прочими известными нам животными, и, наконец, включить в соответствующие рубрики новые виды, которые нам удастся открыть. Это средство восполняет неполноту наших знаний, облегчает нам изучение предмета п приобретение новых знаний, а применение его вызывается необходимостью; но, как я уже показал, это только искусственный прием, не имеющий ничего общего, несмотря на видимость такого подобия, с самой природой.

Правильное определение отношений между объектами всегда позволит нам точно определить место в наших общих распределениях прежде всего главных групп или первичных делений, затем групп, подчиненных первым, и, наконец, видов или отдельных пород, которые могут оказаться предметом наших наблюдений. Главное и неоценимое значение знания отношений для науки заключается в том, что, поскольку эти отношения установлены самой природой, ни один натуралист не сможет и не захочет изменять результаты хорошо установленных отношений. Поэтому, по мере увеличения наших знаний в области отношений между живыми телами, составляющими данное царство, общее распределение будет становиться все более и более совершенным и близким к естественному.

Иначе обстоит дело с классификацией, т. е. различными разграничительными линиями, которые мы вынуждены проводить на известном расстоянии в общем распределении как животных, так и растений. Правда, до тех пор, пока в наших распределениях существуют не заполненные еще пробелы, поскольку множество животных и растений еще не были объектом наших наблюдений, мы всегда будем находить эти разграничительные линии, которые будут нам представляться начертанными самой природой. Однако это заблуждение должно исчезнуть по мере расширения области наших наблюдений. Не были ли мы уже свидетелями исчезновения целого ряда таких  {259}  линий, по крайней мере в рамках самых мелких делений, в результате многочисленных открытий, сделанных натуралистами примерно за последние пятьдесят лет?

Итак, за исключением разграничительных линий, обусловленных наличием не заполненных пока пробелов, все прочие будут носить произвольный, а потому неустойчивый характер до тех пор, пока натуралисты не придут к соглашению между собой и не выработают какого-нибудь единого принципа, чтобы руководствоваться им при их установлении.

В царстве животных в качестве такого принципа должно быть принято следующее положение: каждый класс должен включать животных, имеющих свою особую систему организации. Строгое соблюдение этого принципа довольно легко и сопряжено лишь с незначительными неудобствами.

В самом деле, хотя природа и не переходит резко от одной системы организации к другой, все же для каждой из этих систем можно наметить [определенные] границы, ибо вблизи этих границ размещается почти всегда лишь небольшое количество таких животных, которые могут вызвать сомнение относительно их действительной принадлежности к тому или другому классу.

Установить прочие разграничительные линии в пределах классов бывает в общем труднее, так как эти разграничения опираются на менее существенные признаки и вследствие этого носят более произвольный характер.

Прежде чем перейти к исследованию современного состояния классификации животных, попытаемся показать, что распределение живых тел, во всяком случае размещение главных групп, должно представлять ряд, но отнюдь не систему ветвлений, напоминающую сеть⁵².

В распределении животных классы должны образовывать ряд

Человеку, исследующему факты, суждено впадать во всякого рода ошибки, прежде чем он познает истину. Так, отрицали, что создания природы в каждом из царств живых тел действительно образуют  {260}  подлинный ряд, как об этом свидетельствует рассмотрение их отношений, и не признавали существования лестницы в общем распределении как животных, так и растений.

Натуралисты, заметив, что значительное число видов, некоторые роды и даже несколько семейств по своим признакам представляются как бы обособленными, пришли к выводу, что живые существа как в том, так и другом царстве природы располагаются, в зависимости от их естественных отношений, одни — по соседству, другие — в большем или меньшем отдалении друг от друга, подобно различным точкам географической карты. По их мнению, небольшие, отчетливо выраженные ряды, получившие название естественных семейств, должны располагаться в виде сети. Этот взгляд, вызвавший восхищение некоторых современных исследователей, явно ошибочен, и, без сомнения, от него откажутся, когда будут приобретены более глубокие и широкие знания об организации [живых тел], в особенности когда научатся отличать все то, что обусловлено влиянием места обитания и усвоенных привычек, от того, что является следствием большего или меньшего нарастания сложности и совершенства организации.

Пока я намерен показать, что природа, создав с помощью длительного времени всех животных и все растения, действительно образовала в том и другом царстве подлинную лестницу в смысле непрерывно возрастающего усложнения организации этих живых тел, но что ступени той лестницы, которую мы строим путем сближения объектов по их естественным отношениям, могут быть обнаружены только при рассмотрении главных групп общего ряда, но не видов и даже родов. Причина этой особенности заключается в том, что крайнее разнообразие условий, в которых находятся разные породы животных и растений, отнюдь не связано, как я покажу, с возрастающим усложнением их организации и что оно порождает такие неправильности или своего рода отклонения в их форме и наружных признаках, какие не могли бы быть обусловлены одним только возрастающим усложнением организации.  {261} 

Задача сводится, таким образом, к тому, чтобы доказать, что ряд, образующий лестницу животных, опирается в основном на распределение составляющих его главных групп, но не видов и не всегда даже родов. Следовательно, ряд, о котором идет речь, определяется только размещением главных групп, ибо каждая из этих групп, образующих классы и крупные семейства, охватывает живые существа, организация которых зависит от свойственной им особой системы существенных органов.

Таким образом, каждая из различных главных групп имеет именно ей присущую систему существенных органов, и именно эти особые системы постепенно деградируют или упрощаются, начиная с той, которая представляет наибольшую сложность, и кончая наиболее простой. Но деградация каждого органа, если рассматривать его в отдельности, не идет таким правильным путем; притом наблюдаемые неправильности тем больше, чем менее важен данный орган и чем больше он способен изменяться под влиянием обстоятельств.

В самом деле: органы маловажные или не имеющие первостепенного значения для жизни не всегда соответствуют один другому по степени своего совершенства или своей деградации. Поэтому, рассматривая состояние каких-либо органов у всех видов одного и того же класса, можно заметить, что тот или иной орган достигает у одного какого-нибудь вида наивысшей степени своего совершенства; между тем какой-нибудь другой орган, совсем захиревший или несовершенный у этого же вида, оказывается весьма хорошо развитым у какого-либо другого вида.

Эти незакономерности в усовершенствовании и в деградации органов, не имеющих первостепенного значения, зависят от того, что эти органы больше, чем другие, подвержены влияниям внешних обстоятельств. Последние влекут за собой соответствующие изменения формы и состояния наружных частей и обусловливают настолько значительное и настолько неповторимо выраженное многообразие видов, что, в отличие от главных групп, виды уже не могут быть расположены в единый простой линейный ряд в форме лестницы с правильными ступенями; нередко эти виды образуют вокруг главных  {262}  групп, частью которых они являются, боковые ветви, крайние точки которых оказываются на самом деле обособленными.

Для того чтобы преобразовать любую внутреннюю систему организации, требуется стечение обстоятельств, более действенных и проявляющих свое влияние в течение значительно большего времени, чем для большего или меньшего видоизменения наружных органов.

По моим наблюдениям, однако, там, где этого требуют обстоятельства, природа переходит от одной системы к другой, не делая скачков, при условии, если эти системы являются близкими; и действительно, благодаря этой способности природе удалось создать все системы одну за другой, постепенно переходя от более простых к более сложным.

Безусловно, природа обладает этой способностью переходить от одной системы к другой не только в пределах двух различных семейств, если эти семейства близки по их отношениям, но она переходит от одной системы к другой даже у одного и того же индивидуума.

Системы организации, в которых органами дыхания являются настоящие легкие, ближе к системам, в которых имеются жабры, чем к тем, в которых должны быть представлены трахеи. И вот природа переходит от жабер к легким не только в соседних классах и семействах, как это показывает рассмотрение рыб и рептилий, но она осуществляет этот переход даже на протяжении жизни одной и той же особи, последовательно пользующейся сначала одной, а затем другой из этих систем. Известно, что лягушка в несовершенном состоянии головастика дышит жабрами, тогда как в более совершенном состоянии взрослой лягушки — легкими. Нигде в природе не наблюдается перехода от системы трахей к системе легких.

Поэтому мы вправе утверждать, что для каждого царства живых тел существует единственный ряд, образованный большими группами, расположенными соответственно постепенному усложнению организации и естественным отношениям этих тел, и что этот ряд как в животном, так и в растительном царстве должен начинаться  {263}  телами, самыми несовершенными и обладающими наиболее простой организацией, и заканчиваться наиболее совершенными из них по их организации и присущим им способностям.

Таким представляется истинный порядок природы и таким он является в действительности, как это неоспоримо подтверждает нам внимательное наблюдение и тщательное изучение всего, что характеризует путь природы.

С тех пор как при распределении созданий природы мы признали необходимость исходить из рассмотрения их отношений, мы уже не властны строить общий ряд, как нам заблагорассудится. Знание путей природы, все более и более растущее по мере изучения то близких, то более отдаленных отношений, установленных ею как между отдельными живыми телами, так и между различными их группами, вынуждает нас неуклонно следовать ее порядку.

В результате общего распределения главных групп, при котором они размещаются соответственно их отношениям, прежде всего окажется, что на противоположных концах ряда будут помещаться существа, наиболее несходные между собой, ибо они, действительно, наиболее далеко отстоят одни от других по их отношениям, а следовательно и по их организации. Отсюда понятно, что, если на одном конце естественного ряда находятся живые тела наиболее совершенные, т. е. те, которые имеют наиболее сложную организацию, то на противоположном конце того же ряда неизбежно окажутся тела самые несовершенные, иными словами — наиболее простые по своей организации.

В общем распределении известных нам растений, составленном согласно естественному методу, иными словами — на основе исследования существующих между ними отношений, хорошо изучен только один конец ряда, и мы знаем, что на этом конце должны помещаться тайнобрачные. Если противоположный конец ряда пока не удалось определить с такой же степенью достоверности, то это происходит только потому, что наши познания, касающиеся организации растений, сильно отстают от тех, которыми мы располагаем в отношении организации большого числа известных нам животных. Поэтому,  {264}  что касается растений, мы не имеем еще надежного путеводителя для установления отношений между их большими группами вроде тех, которые позволяют определить отношения, служащие для различения родов и образования семейств.

Применительно к животным не пришлось встретиться с подобным затруднением, и противоположные концы общего ряда животных окончательно установлены. Ибо до тех пор, пока будут пользоваться естественным методом и, следовательно, рассмотрением отношений, на одном из концов ряда по необходимости будут помещать млекопитающих, а на противоположном — инфузорий.

Таким образом, как для животных, так и для растений существует порядок, соответствующий порядку самой природы, который возник,— так же, как и все предметы, существующие на основе этого порядка,— благодаря тем средствам, которыми наделил природу верховный творец всего сущего. Сама природа — это общий и непреложный порядок, установленный во всем верховным творцом, это совокупность общих и частных законов, которым этот порядок подчинен. Благодаря тем средствам, которыми природа неизменно продолжает пользоваться, она создала и непрерывно создает свои произведения; она неустанно видоизменяет и обновляет их и тем самым поддерживает везде вытекающий отсюда общий порядок.

Именно этот естественный порядок надлежит раскрыть в каждом из царств живых тел, и мы располагаем уже различными частями его в виде хорошо изученных семейств и наиболее удачно установленных нами родов. Мы увидим, что в отношении царства животных этот порядок определен теперь в его целом таким образом, что не оставляет места произволу.

Огромное число различных изученных нами животных, а также обширные познания, касающиеся их организации, приобретенные благодаря успехам сравнительной анатомии, дают нам возможность твердо установить общее распределение всех известных нам животных и отвести надлежащее место каждой из главных групп в том ряде, который они образуют.  {265} 

Вот что важно признать и с чем, вероятно, трудно будет не согласиться.

Перейдем теперь к рассмотрению современного состояния распределения животных и их классификации.

Современное состояние распределения и классификации животных

Поскольку целям и принципам как общего распределения живых тел, так и их классификации не уделяли внимания, когда занимались этими вопросами, труды натуралистов в течение долгого времени были отмечены печатью несовершенства наших понятий. С естественными науками повторилось то же, что и со всеми другими науками, которыми долго занимались, прежде чем подумали о тех принципах, которые должны были служить их основой и упорядочить всю работу в области этих наук.

Вместо того чтобы подчинить классификацию, которую следовало установить как в том, так и в другом царстве живых тел, такому распределению, которому ничего нельзя было бы противопоставить, стремились лишь к более удобной классификации самих объектов, и вследствие этого распределение последних оказалось во власти произвола.

Так, например, в ботанике, где весьма трудно определить отношения между главными группами растений, долгое время пользовались искусственными системами. Последние давали возможность легко создавать удобные классификации на основе произвольно выбранных принципов, и каждый автор строил новую систему, руководствуясь только своей фантазией. При этом надлежащее распределение растений, иначе говоря — распределение, установленное на основе естественного метода, всегда приносилось в жертву произволу. И только с тех пор как ботаники убедились в важном значении частей, служащих для размножения, и особенно в преобладающем значении одних из них по сравнению с другими, общее распределение растений вступило на путь совершенствования.

Так как с животными дело обстоит иначе, то обнаружить основные отношения, существующие между главными группами, здесь  {266}  значительно легче. Поэтому многие из этих главных групп были установлены еще в те времена, когда впервые стали изучать естественную историю.

Действительно, еще Аристотель⁵³ разделил животных на два главных раздела, или, по его выражению, класса, а именно:

1. Животные с кровью

        Живородящие четвероногие

        Яйцеродящие четвероногие

        Рыбы

        Птицы

2. Животные бескровные

        Моллюски

        Ракообразные

        Черепокожные (Testacees)

        Насекомые

Это первичное деление животных на два больших раздела было достаточно хорошим, но признак, положенный Аристотелем в его основу, был выбран неудачно. Этот философ называл кровью главный флюид животных, имеющий красный цвет. Он думал, что все животные, отнесенные им ко второму классу, имеют лишь белые или беловатые флюиды, и поэтому считал их бескровными.

Такова, повидимому, была первая попытка классификации животных, по крайней мере — древнейшая из известных нам. Эта классификация представляет также первый пример распределения животных в направлении, обратном порядку самой природы, поскольку мы находим здесь постепенный, хотя и очень несовершенный переход от более сложного к более простому.

Начиная с этой эпохи, обычно следовали указанному ложному направлению в распределении животных, что, повидимому, замедлило развитие наших знаний, касающихся пути самой природы.

Современные натуралисты полагали, что они усовершенствовали принцип, положенный в основу деления животных Аристотелем,  {267}  назвав животных его первого раздела животными с красной кровью, а животных второго раздела — животными с белой кровью. В настоящее время хорошо известно, насколько неудовлетворителен этот признак, ибо существуют беспозвоночные животные, имеющие красную кровь (например, многие кольчецы).

По моему мнению, основные флюиды животных не заслуживают уже названия крови, если они не циркулируют в артериях и венах. Эти флюиды бывают настолько упрощены и несложны по своему составу или столь несовершенны в отношении сочетания своих основных начал, что было бы ошибкой уподоблять природу этих флюидов флюидам, подвергающимся настоящей циркуляции. Приписывать наличие-крови какому-либо лучистому или полипу так же недопустимо, как предположить существование ее у растений.

Во избежание всякой двусмысленности и не желая прибегать к какому-либо гипотетическому построению, я разделил в первом моем курсе, читанном в Музее весной 1794 г. (2-й год Республики), всех известных нам животных на два резко обособленных раздела, а именно на:

        позвоночных животных и

        беспозвоночных животных.

Я обратил внимание моих учеников на то, что наличие позвоночного столба указывает на существование у животных, имеющих его, более или менее совершенного скелета и соответствующего плана организации, между тем как отсутствие его у всех остальных животных не только четко отграничивает их от первых, но и свидетельствует о том, что представляемые ими планы организации сильно отличаются от плана организации позвоночных животных⁵⁴.

От Аристотеля до Линнея не появилось ничего выдающегося в области распределения животных, но за последнее столетие признанные натуралисты сделали многочисленные специальные наблюдения над животными, главным образом над множеством беспозвоночных животных. Одни из этих наблюдений в большей или меньшей мере расширили наши знания по анатомии этих животных, другие — дали точное и подробное описание превращений и привычек  {268}  многих из них, и в результате этих ценных наблюдений мы узнали много чрезвычайно важных фактов.

Наконец, Линней⁵⁵, гениальный человек и один из величайших натуралистов, объединил накопившиеся факты, научил нас вкладывать большую точность в определение признаков всех категорий и установил приведенное здесь новое распределение.

Он разделил известных животных на шесть классов, охватываемых тремя ступенями или тремя группами признаков организации.

Распределение животных, установленное Линнеем

Несмотря на то, что, подобно всем прочим, это распределение характеризуется расположением [классов], обратным естественному порядку, четыре первых его деления в настоящее время окончательно установлены. Отныне место, принадлежащее им в общем ряде, всегда встретит одобрение со стороны зоологов, и, как мы видим, этим мы обязаны прежде всего знаменитому шведскому натуралисту.

Иначе обстоит дело с двумя последними классами этого распределения: они совершенно неудовлетворительны сами по себе и очень плохо расположены. Так как эти классы охватывают наибольшее количество известных нам животных, притом животных, чрезвычайно различных по своим признакам, то число этих классов должно было быть большим. Поэтому пришлось исправить указанные деления и заменить их новыми.

Как видно, Линней и другие натуралисты после него слишком мало внимания обратили на необходимость увеличить число делений  {269}  в разделе животных с беловатой и холодной жидкостью вместо крови (беспозвоночные животные) и разделили этих столь многообразных по своим признакам и своей организации животных всего на два класса, а именно: насекомых и червей. Таким образом, всех животных, которых нельзя было отнести к насекомым, или, иными словами, всех без исключения беспозвоночных животных, имеющих нечленистое тело, причисляли к классу червей. Они помещали класс насекомых после класса рыб, а червей — после насекомых. Следовательно, черви, согласно распределению Линнея, составляли последний класс царства животных.

Оба этих класса были сохранены в том же виде и во всех последующих изданиях «Systema naturae» Линнея. Хотя главный недостаток этого распределения, а именно его несоответствие естественному порядку животных, был совершенно очевиден, и хотя нельзя было отрицать, что линнеевский класс червей представлял собой хаотическое объединение самых несовместимых животных, авторитет этого ученого в глазах всех натуралистов был столь велик, что никто не осмеливался изменить противоестественный класс червей.

Желая ввести некоторые полезные в этом отношении изменения, я ввел в моих первых лекциях [к курсу зоологии] приводимое ниже распределение беспозвоночных животных, которых я разделил не на два, а на пять классов, расположенных в следующем порядке.

Распределение беспозвоночных животных, предложенное в моих первых лекциях

        1. Моллюски

        2. Насекомые

        3. Черви

        4. Иглокожие

        5. Полипы

Эти классы были составлены мной из некоторых отрядов, приведенных Брюгьером⁵⁶ в его классификации червей, хотя я не принял самого расположения их, и из класса насекомых, как его описал Линней.  {270} 

Около середины 3-го года Республики (1795), когда прибытие в Париж Кювье направило внимание зоологов на вопросы организации животных, я с большим удовлетворением познакомился с вескими доводами этого ученого в пользу предпочтения, которое следует оказывать моллюскам перед насекомыми в отношении места, принадлежащего им в общем ряде. Этот взгляд уже проводился мною на моих лекциях, но не встретил благожелательного приема со стороны столичных натуралистов.

Изменение, внесенное мною в линнеевскую систему распределения животных, несовершенство которой я сознавал, получило прочное обоснование благодаря тем неоспоримым фактам, которые были представлены Кювье. Правда, многие из этих фактов были уже известны, но еще не успели обратить на себя внимание в Париже.

Пользуясь в дальнейшем новыми знаниями, которые были внесены этим ученым со времени его приезда во все отделы зоологии и, в частности, в раздел беспозвоночных животных, названных им животными с белой кровью, я в дальнейшем добавил к своему распределению еще несколько новых классов. Я первый установил эти классы, но, как мы увидим, те из них, которые в дальнейшем были приняты, получили признание далеко не сразу.

Без сомнения, личные интересы отдельных авторов безразличны и для науки, и, повидимому, для тех, кто ее изучает. Тем не менее, не бесполезно ознакомиться с переменами, происшедшими в классификации животных за последние пятнадцать лет. Укажу изменения, внесенные мною.

Прежде всего я переименовал мой класс иглокожих в класс лучистых, чтобы иметь возможность включить в него медуз и близкие к ним роды. Этот класс, несмотря на его полезность и на то, что необходимость в нем вызывалась особенностями этих животных, пока еще не принят натуралистами.

В курсе, который я читал в 7-м году Республики (1799), я ввел класс ракообразных. В то время Кювье в своем труде Tableau des animaux⁵⁷, стр. 451, еще относил их к насекомым. Хотя эти животные существенно отличаются от насекомых, только спустя шесть  {271}  или семь лет некоторые натуралисты согласились признать этот класс.

В следующем году, т. е. в моем курсе 8-го года [Республики] (1800), я выделил паукообразных в особый класс, который легко и необходимо было отграничить. Самый характер признаков этих животных ясно указывал на их совершенно особую организацию. В самом деле, невозможно предположить, что организация, во всем подобная организации насекомых, которые, как известно, все развиваются с метаморфозом, размножаются всего один раз в течении жизни, имеют лишь два сяжка, два сложных глаза и шесть членистых ножек, могла быть совместима с организацией животных, никогда не претерпевающих метаморфоза и, помимо того, отличающихся от насекомых рядом других признаков. Эта истина впоследствии была частично подтверждена наблюдениями; тем не менее, класс паукообразных до сих пор не упоминается ни в одной работе, за исключением моих.

После того как Кювье открыл артериальные и венозные сосуды у различных животных, которых объединяли под общим названием червей с другими животными, имевшими совершенно иную организацию, я не замедлил воспользоваться этим новым фактом для усовершенствования моей классификации и в курсе 10-го года (1802) установил класс кольчецов, которых поместил после моллюсков и перед ракообразными, как этого требовало знакомство с их организацией.

Давая этому новому классу особое название, я мог сохранить прежнее название червей за животными, всегда носившими его и организация которых обязывала отдалить их от кольчецов. Таким образом, я продолжал помещать червей после насекомых и отграничивать их от лучистых и полипов, объединять с которыми их никто уже не станет.

Должен был пройти ряд лет, прежде чем предложенный мною класс кольчецов, о котором я упоминал и на лекциях, и в моем сочинении «Recherches sur les corps vivants», стр. 24, был, наконец, принят натуралистами. Но вот уже около двух лет, как этот класс начинают признавать; однако, поскольку считают уместным изменить его название и перенести на него название червей, не знают, как поступить  {272}  с червями в собственном смысле этого слова, у которых нет ни нервов, ни кровеносной системы. Чтобы выйти из этого затруднения, последних стали соединять в один класс с полипами, несмотря на то, что по своей организации черви резко отличаются от полипов.

Примеры таких улучшений, внесенных в отдельные части классификации [одними авторами], в дальнейшем отвергнутых [другими] и, наконец, снова восстановленных в силу необходимости и положения вещей,— нередкое явление в естественных науках.

Так, например, Линней объединил многие роды растений, а именно: poligonum, mimosa, justicia, convallaria и другие, которые до него Турнефор⁵⁸ считал различными родами. В настоящее время ботаники восстанавливают роды, уничтоженные Линнеем.

Наконец, в прошлом году (в курсе 1807 г.) я установил в разделе беспозвоночных животных новый, десятый класс, а именно — класс инфузорий, так как после тщательного исследования известных нам признаков этих несовершенных животных я убедился, что был неправ, помещая их среди полипов.

Итак, продолжая собирать факты, накопившиеся благодаря наблюдениям и быстрым успехам сравнительной анатомии, я постепенно построил различные классы, составляющие теперь предложенное мною распределение беспозвоночных животных.

Эти десять классов, расположенные, как это принято, в порядке от наиболее сложного к наиболее простому, следующие.

Классы беспозвоночных животных

При описании каждого из этих классов в отдельности я покажу, что все они представляют собой необходимые деления, потому что они установлены на основе изучения организации животных. Правда, вблизи границ между соседними классами могут и даже должны  {273}  находиться виды, так сказать, промежуточные или переходные между этими классами; тем не менее, приведенные деления являются лучшим из того, что можно было создать в этой области при помощи искусственных приемов. Таким образом, до тех пор пока будут руководствоваться главным образом интересами науки, им нельзя будет отказать в признании.

Присоединив к этим десяти классам беспозвоночных животных четыре класса позвоночных животных, признанные и установленные Линнеем, мы получим для классификации всех известных нам животных четырнадцать классов, которые я приведу здесь в порядке, обратном порядку самой природы.

1. Млекопитающие	ü ï ý ï þ	Позвоночные животные
2. Птицы
3. Рептилии
4. Рыбы
5. Моллюски	ü ï ï ý ï ï þ	Беспозвоночные животные
6. Усоногие
7. Кольчецы
8. Ракообразные
9. Паукообразные
10. Насекомые
11. Черви
12. Лучистые
13. Полипы
14. Инфузории

Таково современное состояние общего распределения животных и таковы те классы, которые были установлены среди них⁵⁹.

Теперь следовало бы рассмотреть весьма важный вопрос, который, как мне кажется, никогда еще не был предметом исследования и обсуждения, несмотря на то, что решение его необходимо. Вопрос этот следующий.

Все классы, на которые разделяют животное царство, образуют в силу необходимости ряд, составленный из главных групп, расположенных соответственно возрастающей или убывающей сложности организации. Следует ли идти при расположении этих групп от самого сложного к самому простому или, наоборот, от самого простого к самому сложному?  {274} 

Решение этого вопроса мы попытаемся дать в VIII главе, которой заканчивается эта часть; но предварительно следует рассмотреть весьма замечательный факт, бесспорно заслуживающий нашего внимания,— факт, который может привести нас к познанию пути, которым шла природа, наделяя жизнью различные свои создания. Я имею в виду ту удивительную деградацию, которая наблюдается в организации, если рассматривать естественный ряд животных в направлении от наиболее совершенных, т. е. наиболее сложных по своей организации животных, к наиболее несовершенным из них.

Хотя эта деградация не является равномерной и постепенной и, как я это покажу в дальнейшем, не может быть такой, — все же она существует в главных группах столь очевидно, а постоянство, с которым она проявляется даже в своих отклонениях, настолько велико, что, несомненно, что она подчиняется какому-то общему закону, который нам важно открыть, а следовательно приступить к его изысканию.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

О деградации и упрощении организации от одного
конца цепи животных до другого, при переходе
от самого сложного к самому простому

Среди вопросов, представляющих интерес для философии зоологии, один из самых важных — это вопрос о деградации и упрощении организации животных — явлениях, которые можно наблюдать, обозревая цепь животных от одного ее конца до другого, начиная с наиболее совершенных животных и кончая животными, имеющими самую простую организацию.

Таким образом, речь идет о том, чтобы выяснить, существует ли этот факт в действительности, ибо в положительном случае он прольет яркий свет на план, которому следовала природа, и откроет нам путь к познанию многих наиболее важных ее законов.

Я намерен доказать здесь, что подлежащий рассмотрению факт реален, что он обусловлен постоянным, единообразно действующим законом природы, но что особая, легко поддающаяся определению причина изменяет то здесь, то там, на всем протяжении цепи животных, результаты действия этого закона.

Прежде всего необходимо признать, что общий ряд животных, расположенных соответственно их естественным отношениям, представляет собой ряд, состоящий из отдельных главных групп, обусловленных наличием различных примененных природой систем  {276}  организации, и что эти группы, будучи, в свою очередь, распределены по ступеням убывающей сложности организации, образуют настоящую цепь.

Далее, можно заметить, что, за исключением отклонений⁶⁰, причину которых мы определим в дальнейшем, на всем протяжении этой цепи, от одного ее конца до другого, господствует удивительная деградация организации животных, составляющих эту цепь, при соответствующем уменьшении числа способностей этих животных. Таким образом, если на одном конце этой цепи находятся самые совершенные во всех отношениях животные, то на противоположном конце мы всегда найдем животных самых простых и самых несовершенных из всех, которые вообще могут существовать в природе.

Наконец, путем этого рассмотрения можно убедиться, что все специальные органы постепенно, от класса к классу, упрощаются, уменьшаются и ослабевают, что они перестают быть приуроченными к определенному месту, если это органы первостепенного значения, и в конце концов окончательно и бесследно исчезают, не достигнув противоположного конца цепи.

Правда, деградация, о которой я говорю, не всегда идет с такой постепенностью и правильностью. Часто тот или иной орган вовсе отсутствует или внезапно изменяется и при этих своих изменениях приобретает иногда своеобразный вид, не связанный ясно распознаваемыми переходами с какими-либо известными другими [органами]. Часто также какой-нибудь орган исчезает и снова появляется несколько раз, прежде чем исчезнуть окончательно. Но мы поймем сейчас, что иначе и не могло бы быть, что результаты действия причины, вызывающей постепенное усложнение организации, должны были претерпеть различные отклонения, так как они часто подвергались влиянию другой, посторонней причины, действующей на них с исключительной силой. Мы увидим, что, несмотря на эти отклонения, всюду, где это было возможно, рассматриваемая деградация действительно проявляется и носит постепенно нарастающий характер.

Если бы причина, непрерывно влекущая за собой усложнение организации, была единственной причиной, влияющей на форму и  {277}  органы животных, то возрастающее усложнение организации шло бы повсюду с непрерывной правильной последовательностью. Но это далеко не так. Природа вынуждена подчинять свои действия влиянию обстоятельств, а эти обстоятельства многообразно изменяют ее создания. Вот та особая причина, которая порождает то тут, то там в ходе деградации те столь необычные зачастую отклонения, которые она обнаруживает в своем поступательном движении.

Попытаемся теперь представить постепенную деградацию организации животных в ее истинном свете и объяснить причину отклонений в ходе этой деградации на протяжении [естественного] ряда животных.

Если бы природа создала одних только водных животных и если бы эти животные все и всегда жили в одном и том же климате, в одинаковой воде, на одной и той же глубине и т. д., то, без сомнения, в организации этих животных наблюдалась бы правильная и даже постепенная градация⁶¹. Но могущество природы не сковано такого рода условиями.

Прежде всего следует отметить, что природа внесла значительное разнообразие даже в самые условия водной среды: воды пресные и воды морские, воды спокойные или стоячие и воды текучие или вечно находящиеся в движении, воды жаркого климата и холодных областей, наконец воды мелкие и воды очень глубокие — все это создает многообразие особых условий, которые различным образом влияют на обитающих в них животных. Поэтому породы животных, стоящие на одной ступени организации, но оказавшиеся в разных условиях существования, подверглись особым в каждом отдельном случае влияниям и оказались вследствие этого различным образом измененными.

В дальнейшем, после того как природа произвела водных животных всех ступеней [организации] и своеобразно видоизменила их с помощью различных обстоятельств, которые могла предоставить им водная среда, она мало-помалу приучила некоторых из них к жизни на воздухе — сначала на берегах вод, а затем и на суше всей земной поверхности. С течением времени эти животные оказались  {278}  в условиях, настолько отличных от первоначальных и настолько сильно повлиявших на их привычки и органы, что правильная градация, которую они должны были бы представить в отношении усложнения их организации, претерпела своеобразные изменения и во многих местах ее почти невозможно распознать.

Эти мысли, являющиеся плодом длительных исследований, подтвердить которые я надеюсь при помощи убедительных доказательств, побуждают меня установить следующий зоологический принцип, обоснованность которого, как мне кажется, невозможно оспаривать.

Нарастающее усложнение организации подвергается то здесь, то там на протяжении общего ряда животных отклонениям, вызываемым влиянием условий места обитания и усвоенных привычек.

Основываясь на рассмотрении этих отклонений, пытались отрицать существование явного нарастающего усложнения организации животных и отказывались признать путь, по которому следовала природа при создании живых тол.

Однако, несмотря на все эти отмеченные мною видимые отклонения, легко распознать общий план природы и единообразие в ее деяниях, хотя средства, которыми она при этом пользовалась, бесконечно разнообразны. Чтобы прийти к такого рода выводу, достаточно обозреть общий ряд известных животных, сначала в его целом, затем в его главных группах; мы найдем тогда самые убедительные доказательства градации, соблюдаемой природой при усложнении организации,— градации, которую, несмотря на наличие вышеуказанных отклонений, нельзя отрицать. Наконец, мы увидим, что там, где не оказывали своего действия резкие изменения обстоятельств, мы встречаем эту градацию, в совершенстве выраженную в различных частях общего ряда, получивших название семейств. Эта истина становится особенно убедительной при изучении того, что именуется видом, ибо, чем больше у нас накопляется наблюдений, тем причудливее, сложнее и мельче становятся принятые нами видовые различия.  {279} 

Следовательно, градация в усложнении организации животных, несомненно, будет признана неоспоримым фактом, после того как мы приведем обстоятельные и строгие доказательства, подтверждающие все то, что было изложено выше. Но так как мы рассматриваем общий ряд животных в направлении, обратном тому, которым шла природа, последовательно создавая их, то градация превращается для нас в резко выраженную деградацию, господствующую в цепи животных от одного ее конца до другого, правда за исключением пробелов, которые обусловлены существованием тех не известных нам пока живых тел, которые еще предстоит открыть, а также теми отклонениями, которые вызываются какими-нибудь особыми условиями места обитания.

Теперь, чтобы доказать при помощи неоспоримых фактов деградацию в организации животных от одного конца их ряда до другого, бросим прежде всего общий взгляд на этот ряд в целом и на его составные части, рассмотрим те факты, которые он раскрывает перед нами, и затем подвергнем беглому обзору четырнадцать классов, образующих первичные деления этого ряда.

Изучая общее распределение животных в том виде, как я представил его в предыдущей главе,— распределение, единодушно признанное зоологами в его целом и вызвавшее возражения лишь в отношении границ некоторых классов, я встречаюсь с таким вполне очевидным фактом, который сам по себе мог бы уже иметь решающее значение для рассматриваемого вопроса.

На одном из концов общего ряда, на том, который принято считать верхним, мы находим животных наиболее совершенных во всех отношениях, с наиболее сложной организацией, тогда как на противоположном конце того же ряда помещаются животные самые несовершенные из всех существующих в природе, самые простые по организации, те, у которых едва можно предположить животную природу.

Этот хорошо известный и совершенно неоспоримый факт является первым доказательством деградации, наличие которой я намереваюсь обосновать, ибо он является существенным ее условием.  {280} 

Другой факт, обнаруживающийся при рассмотрении общего ряда животных и дающий второе доказательство деградации, господствующей в их организации, от одного конца цепи до другого, следующий.

Животные первых четырех классов имеют позвоночный столб, между тем как животные прочих классов совершенно лишены его.

Известно, что позвоночный столб представляет собой главную основу скелета, который не может существовать без позвоночника, и что повсюду, где есть позвоночник, там есть и более или менее полный и совершенный скелет.

Известно также, что совершенство способностей доказывает совершенство органов, которые их обусловливают.

Хотя человек вследствие исключительного превосходства его ума занимает положение вне этого ряда, все же, с точки зрения его организации, его безусловно можно рассматривать как образец наибольшего совершенства, которого могла достигнуть природа. Поэтому, чем ближе организация животного к организации человека, тем она совершеннее⁶².

Раз это так, замечу, что человеческое тело обладает не только расчлененным, но и наиболее полным, наиболее развитым во всех своих частях скелетом. Последний придает телу человека крепость, предоставляет ему многочисленные точки прикрепления для мышц и дает ему возможность почти беспредельно производить разнообразные движения.

Так как скелет входит в качестве главной составной части в план организации тела человека, то очевидно, что все животные, обладающие скелетом, имеют более совершенную организацию, нежели те, у которых его нет.

Следовательно, беспозвоночные животные менее совершенны, чем позвоночные; поэтому, если во главу царства животных поместить наиболее совершенных животных, то общий ряд их представит действительную деградацию их организации, так как, в отличие от животных первых четырех классов, животные всех последующих классов  {281}  лишены скелета, следовательно имеют менее совершенную организацию.

Но это еще не все: такую деградацию можно обнаружить и среди позвоночных животных, и, как мы увидим, она же наблюдается и среди беспозвоночных животных. Таким образом, рассматриваемая деградация есть результат неизменного плана, выполняемого природой, а вместе с тем она является результатом того, что мы рассматриваем порядок природы в последовательности, обратной действительной; ибо если бы мы рассматривали его в надлежащем направлении, т. е. восходя от самых несовершенных животных к наиболее совершенным из них, то мы наблюдали бы вместо деградации возрастающее усложнение организации и заметили бы, как способности, присущие животным, увеличиваются в числе и совершенствуются. Теперь, чтобы доказать, что эта деградация действительно везде существует, перейдем к беглому обзору различных классов царства животных.

МЛЕКОПИТАЮЩИЕ

Животные с млечными железами, с четырьмя расчлененными конечностями и со всеми существенными органами наиболее совершенных животных. Некоторые части тела покрыты волосами.

Млекопитающие (mammalia Lin.), несомненно, должны находиться на одном из концов цепи животных, и их следует поместить на том ее конце, который представлен животными наиболее совершенными, наиболее щедро наделенными как в отношении своей организации, так и своих способностей, ибо исключительно среди них находим животных с наиболее развитым умом.

Если, как я уже отметил, совершенство способностей свидетельствует о совершенстве тех органов, которые их обусловливают, то все животные с млечными железами, эти единственные истинно живородящие животные, имеют наиболее совершенную организацию, так как признано, что они обладают более развитым умом, большим числом способностей и более совершенным комплексом  {282}  чувств, чем все остальные; кроме того, их организация больше всего приближается к организации человека.

Организация млекопитающих характеризуется наличием тела, укрепленного в своих частях расчлененным скелетом, вообще более полным у этих животных, чем у позвоночных трех остальных классов. У большинства имеются четыре расчлененные и связанные со скелетом конечности; все они имеют грудобрюшную преграду между грудной и брюшной полостями, сердце с двумя желудочками и двумя предсердиями, красную и теплую кровь, свободные, помещающиеся в груди легкие, через которые вся кровь проходит, прежде чем направиться к другим частям тела. Наконец, млекопитающие — единственные живородящие животные, так как только у них заключенный в оболочки плод, несмотря на наличие оболочек, непрерывно сообщается с телом матери и развивается в нем за счет веществ этого последнего. Детеныши млекопитающих питаются еще некоторое время после рождения молоком млечных желез матери.

Итак, именно млекопитающие должны занимать первое место в животном царстве по совершенству организации и наибольшему числу способностей («Recherches sur les corps vivants», стр. 15), ибо после них не встречается уже ни подлинного живорождения, ни легких, отграниченных грудобрюшной преградой в грудной полости и сполна получающих всю кровь, которая отсюда должна направиться ко всем остальным частям тела, и т. д.

Правда, в пределах класса млекопитающих довольно трудно различить, что действительно относится к изучаемой нами деградации и что является следствием условий места обитания, образа жизни и издавна усвоенных привычек.

Однако даже среди самих млекопитающих можно найти черты общей деградации организации, так как те из них, конечности которых приспособлены для схватывания предметов, более совершенны по своей организации, чем те, у которых конечности приспособлены только для ходьбы. К первым относится и человек, если рассматривать его с точки зрения его организации. И вот совершенно ясно что, поскольку организация человека является наиболее совершенной,  {283}  на нее следует смотреть как на образец, исходя из которого можно судить о степени совершенства или деградации организации всех других животных.

Таким образом, три, правда неравные, группы, составляющие класс млекопитающих, позволяют обнаружить, как это будет видно, заметную деградацию в организации животных, относящихся к этим группам.

Первая группа — млекопитающие коготные; они имеют четыре конечности и плоские или заостренные когти на концах пальцев, никогда не облекающие последних. Эти конечности служат обыкновенно для схватывания предметов или, по крайней мере, для того, чтобы уцепиться за них. Сюда относятся наиболее совершенные по организации животные.

Вторая группа — млекопитающие копытные; они имеют четыре конечности, концы их пальцев целиком покрыты рогом округлой формы, называемым копытом. Их ноги служат исключительно для ходьбы и бега по земле и не могут быть использованы ни для лазания по деревьям, ни для схватывания каких-либо предметов или добычи, ни для нападения на других животных или разрывания их на части. Они питаются исключительно растительной пищей.

Третья группа — млекопитающие бескопытные; они имеют только две конечности, причем эти конечности очень коротки, сплющены и превращены в плавники. Их пальцы покрыты кожей и не имеют ни когтей, ни рогового покрова. С точки зрения организации это самые несовершенные из всех млекопитающих. У них нет ни таза, ни задних конечностей. Они проглатывают пищу, предварительно не пережевывая ее. Обыкновенно они живут под водой, показываясь на ее поверхности лишь для того, чтобы подышать воздухом. Они получили название китообразных.

Хотя млекопитающие-амфибии также живут в воде⁶³, из которой они время от времени выползают, чтобы медленно передвигаться по берегу, однако в естественном ряде животных они по существу относятся к первой группе, а не к китообразным.  {284} 

Отсюда мы видим, что следует отличать деградацию организации, обусловленную влиянием условий места обитания и усвоенных привычек, от деградации, причиной которой является менее высокий уровень достигнутого совершенства или усложнения организации. Таким образом, если при разрешении этого вопроса хотят углубиться в рассмотрение деталей, следует быть крайне осторожным, ибо, как я покажу это в дальнейшем, можно было бы отнести за счет рассматриваемой нами здесь деградации те особенности формы частей тела, которые на самом деле обязаны своим происхождением совершенно другим причинам. И действительно, привычная среда, особые условия места обитания, привычки, приобретенные под влиянием тех или иных обстоятельств, образ жизни и т. п., — все это оказывает огромное влияние на органы и видоизменяет их.

Так, например, совершенно очевидно, что млекопитающие-амфибии и китообразные, живущие обыкновенно в плотной среде, где хорошо развитые конечности могли бы только стеснить их движения, должны обладать сильно укороченными конечностями; что одно только действие воды должно было видоизменить слишком длинные конечности с твердой основой внутри, затрудняющие движение в воде, и сделать их такими, какими они являются в действительности; что, следовательно, эти животные обязаны своей общей формой воздействию среды, в которой они живут. Но что касается деградации, которую мы стремимся обнаружить в пределах самого класса млекопитающих, то млекопитающих-амфибий следует отличать от китообразных, так как их организация в своих существенных чертах меньше подверглась деградации, что и заставляет приблизить их к отряду коготных млекопитающих, между тем как китообразные, как наиболее несовершенные из млекопитающих, должны составить последний отряд этого класса.

Прежде чем перейти к птицам, я должен предварительно заметить, что млекопитающие и птицы не связаны между собой переходными формами; здесь существует пробел, который нам еще предстоит заполнить. Без сомнения, следует предположить, что природа не могла не создать таких животных, которые почти заполняют этот  {285}  пробел и которые должны быть выделены в особый класс, если их система организации не позволит присоединить их ни к млекопитающим, ни к птицам.

Эта задача, действительно, возникла сейчас перед нами в связи с тем, что недавно в Новой Голландии были открыты животные, принадлежащие к двум различным родам, а именно:

Это четвероногие животные, не имеющие ни млечных желез, ни зубов, сидящих в луночках, ни губ. У них существует одно отверстие (клоака) для половых органов, экскрементов и мочи. Их тело покрыто волосами или иглами.

Это отнюдь не млекопитающие, так как у них нет млечных желез и так как они, повидимому, являются яйцеродящими.

Это и не птицы, так как их легкие не имеют отверстий, а их передние конечности не преобразованы в крылья.

Наконец, это и по рептилии, так как они имеют сердце с двумя желудочками, что отличает их от этих последних.

Следовательно, они принадлежат к особому классу.

ПТИЦЫ

Животные без млечных желез; имеют две задние конечности и две передние, превращенные в крылья. Тело покрыто перьями.

Второе место бесспорно принадлежит птицам, так как, несмотря на то, что эти животные не обладают таким большим числом способностей и столь развитым умом, как животные предшествующего класса, это единственные животные, за исключением однопроходных, имеющие подобно млекопитающим сердце с двумя желудочками и двумя предсердиями, теплую кровь, черепную полость, целиком заполненную мозгом, и туловище, всегда снабженное ребрами. Таким образом, птицы имеют с млекопитающими общие и присущие только этим двум классам признаки; следовательно, они  {286}  связаны между собой отношениями, которые нельзя обнаружить ни у одних животных последующих классов.

Однако при сравнении с млекопитающими птицы обнаруживают по своей организации явную деградацию, которая отнюдь не вызвана влиянием каких-либо обстоятельств. В самом деле, у них совершенно отсутствуют млечные железы — органы, представленные исключительно у животных предшествующего класса и связанные со способом размножения, уже не встречающимся ни у птиц, ни у каких-либо других животных последующих классов. Птицы — по существу яйцеродягцие животные, ибо подлинное живорождение, представляющее неотъемлемую особенность млекопитающих, исчезает, начиная со второго класса, и в дальнейшем уже не встречается вновь. Их плод заключен в оболочку из неорганического вещества (скорлупу яйца); он весьма скоро перестает сообщаться с телом матери и может развиваться в нем, не питаясь его веществом.

Грудобрюшная преграда, отделяющая у млекопитающих полностью, хотя и более или менее в косом направлении, грудную полость от брюшной, здесь или вовсе отсутствует, или является весьма неполной.

В позвоночном столбе птиц подвижны только шейные и хвостовые позвонки. Поскольку движения других позвонков не были необходимы животному, они и не выполнялись и не препятствовали мощному развитию грудины, сделавшей эти движения теперь почти невозможными.

Действительно, грудина птиц, будучи местом прикрепления грудных мышц, ставших благодаря энергичным и почти непрерывно выполняемым движениям утолщенными и сильными, чрезвычайно расширилась и приобрела в середине выступающий киль. Однако появление последнего вызвано привычками этих животных и не связано с исследуемой нами общей деградацией. Подтверждением сказанного может служить то, что млекопитающие, известные под названием летучих мышей, также имеют грудину, снабженную килем.

И у птиц (как у млекопитающих) вся кровь поступает сначала и легкие и затем уже направляется в другие части тела. Таким  {287}  образом, птицы всецело дышат легкими, как и животные первого класса. После них уже ни одному из известных нам животных это не свойственно.

Здесь обнаруживается одна весьма замечательная особенность, связанная с условиями жизни этих животных. Птицы больше, чем все другие позвоночные, пребывают в воздушном пространстве; они почти беспрерывно поднимаются в воздух, пересекают его во всевозможных направлениях. Усвоенная ими при этом привычка надувать легкие воздухом, чтобы увеличить их объем и одновременно уменьшить свой вес, вызвала срастание этого органа с боковыми частями грудной клетки. Эта же привычка обусловила то, что задержанный в легких воздух, разреженный действием внутреннего тепла, в состоянии пройти сквозь легкие и окружающие оболочки и проникнуть почти во все части тела, внутрь больших полых костей и даже в стержни больших перьев^*. Тем не менее, только в легком кровь птиц подвергается необходимому действию воздуха, ибо воздух, проникающий в другие части тела, имеет иное назначение, т. е. не служит для дыхания.

Таким образом, птицы, которых с [полным] основанием помещают после млекопитающих, представляют по сравнению с последними явную деградацию по своей общей организации, не потому, однако,  {288}  что их легким присуща особенность, не встречающаяся у животных первого класса и обязанная своим происхождением, так же как их перья, привычке подниматься в воздух, но потому, что они утратили воспроизводительную систему, свойственную наиболее совершенным животным, и перешли к другому способу размножения, характерному для большинства животных нижестоящих классов.

Очень трудно обнаружить деградацию организации, являющуюся предметом наших исследований, в пределах самого класса птиц, ибо наши познания, касающиеся их организации, пока ограничиваются лишь общими сведениями. Если вплоть до настоящего времени на вершине этого класса помещали тот или иной отряд, а в конце его ставили какой-либо другой, то при этом руководствовались исключительно произвольными соображениями.

Однако, если принять во внимание, что водные птицы, как, например, веслоногие (palmipedes), голенастые и куриные, имеют преимущество перед всеми остальными птицами в том отношении, что их птенцы, едва вылупившись из яйца, способны бегать и сами отыскивать себе пищу, и особенно если обратить внимание на то, что среди веслоногих у аптенодитов и пингвинов крылья почти лишены перьев и служат им в качестве весел при плавании, но не могут быть использованы для полета,— что до некоторой степени сближает этих птиц с однопроходными и китообразными,— то придется признать, что веслоногие, голенастые и куриные должны составить три первых отряда птиц, а голуби, воробьиные, хищные и лазающие — четыре последних. К тому же все, что нам известно относительно привычек птиц этих последних четырех отрядов, говорит о том, что их птенцы по вылуплении из яйца не способны ни бегать, ни самостоятельно питаться.

Наконец, если лазающие птицы составляют соответственно этим соображениям последний отряд птиц и вместе с тем являются единственными птицами, у которых два пальца обращены назад и два вперед, то этот признак, общий у них с хамелеоном, повидимому, дает право сблизить их с рептилиями.

РЕПТИЛИИ

Животные, имеющие сердце с одним желудочком; дыхание все еще легочное, но неполное. Кожа голая или покрыта чешуей.

Третье место естественно и в силу необходимости принадлежит рептилиям; они дают нам новые и более веские доказательства деградации организации, господствующей на протяжении цепи животных, если обозревать последнюю, начиная с того конца, где помещаются наиболее совершенные животные. Действительно, в сердце рептилий, имеющем только один желудочек, мы не находим уже устройства, присущего животным первого и второго классов, а их кровь почти так же холодна, как у животных следующих за ними классов.

Другим доказательством деградации организации у рептилий может служить их дыхание: рептилии — последние из животных, дышащие настоящими легкими, ибо после них ни у одного животного последующих классов мы не встретим дыхательного органа такого рода, что я попытаюсь доказать при рассмотрении моллюсков. Далее следует отметить, что легкое у рептилий состоит в общем из очень крупных и соответственно этому менее многочисленных ячеек; притом оно уже сильно упрощено. У многих видов этот орган отсутствует в раннем возрасте и бывает тогда заменен жабрами — органом дыхания, никогда не встречающимся у животных предшествующих классов. Иногда оба рода органов дыхания встречаются у одной и той же особи.

Но самое веское доказательство деградации, рассматриваемой под углом зрения дыхания, у рептилий — это то, что только часть их крови проходит через легкие, тогда как остальная часть расходится по телу, не подвергшись действию дыхания.

Наконец, у рептилий начинают исчезать четыре конечности, неизменно присущие всем наиболее совершенным животным, а у многих из них (почти у всех змей) они совершенно отсутствуют.

Независимо от деградации организации, проявляющейся в устройстве сердца, в температуре крови, едва превышающей температуру окружающей среды, в неполном дыхании и в постепенном  {290}  упрощении легкого, рептилии значительно различаются между собой, так что животные разных отрядов этого класса обнаруживают бо́льшие различия между собой в отношении своей организации и внешней формы, чем это наблюдается у животных двух предшествующих классов. Одни рептилии живут обычно на суше, и некоторые из них, будучи лишены ног, могут только ползать; другие живут в воде или на берегу, то спускаясь в воду, то выходя на сушу. Одни одеты чешуей, у других кожа голая. Наконец, все рептилии имеют сердце с одним желудочком, но одни имеют два предсердия, другие — одно. Все эти различия зависят от условий места обитания, от образа жизни и т. д., словом — от обстоятельств, без сомнения сильнее влияющих на такую организацию, которая еще далека от цели, к которой стремится природа, чем на организацию, в большей степени приблизившуюся к совершенству.

Все рептилии, не исключая даже тех, у которых детеныши вылупляются из яйца в теле матери, являются яйцеродящими; все они имеют измененный и чаще всего сильно деградированный скелет; дыхание и кровообращение у них менее совершенно, чем у млекопитающих и птиц; наконец, их небольшой головной мозг не заполняет всей полости черепа, поэтому они менее совершенны, чем животные двух предшествующих классов. Таким образом, рептилии, со своей стороны, наглядно подтверждают наличие нарастающей деградации организации по мере приближения к самым несовершенным из них.

Независимо от изменений в строении их частей, вызываемых условиями, в которых они живут, у рептилий наблюдаются черты общей деградации организации; так, рептилии последнего отряда (батрахии)⁶⁵ в молодом возрасте дышат жабрами.

Если бы отсутствие конечностей, наблюдаемое у змей, можно было рассматривать как результат деградации, то змеи должны были бы составлять последний отряд рептилий, но принять это допущение значило бы впасть в ошибку. В самом деле, так как змеи, чтобы лучше прятаться, приобрели привычку ползать, плотно прижавшись к земле, их тело значительно удлинилось и стало несоразмерно толщине; поэтому, в связи с потребностью змей ползать и прятаться,  {291}  понятно, что длинные ноги явились бы помехой этому, а очень короткие ноги, не превышающие по числу четырех, поскольку рептилии являются позвоночными животными, были бы неспособны передвигать их тело. Таким образом, привычки этих животных вызвали у них исчезновение их конечностей. Тем не менее батрахии, обладающие конечностями, дальше ушли по пути деградации организации и ближе стоят к рыбам.

Доказательства приведенных здесь важных соображений будут в дальнейшем обоснованы мною реальными фактами; следовательно, они неоспоримы и напрасно было бы пытаться их опровергать.

РЫБЫ

Животные, дышащие жабрами; кожа голая либо покрытая чешуей; тело снабжено плавниками.

Следя за ходом деградации, проявляющейся как в организации, взятой в целом, так и в уменьшении числа способностей, общих для всех животных, мы убеждаемся, что рыбы бесспорно должны быть помещены именно на четвертом месте общего ряда, т. е. после рептилий. Их организация действительно еще дальше от совершенства, чем у рептилий, и, следовательно, еще дальше от организации наиболее совершенных животных.

Общая форма тела рыб, отсутствие образующей шею перетяжки между головой и туловищем, наличие разного рода плавников, заменяющих им конечности, все это — только результаты воздействия плотной среды, в которой они обитают, но отнюдь не проявления деградации в их организации. Однако это не делает их деградацию менее реальной или менее значительной, как в этом можно убедиться на основании исследования их внутренних органов. Она настолько велика, что заставляет отвести рыбам место после рептилий.

У рыб мы уже не найдем органа дыхания наиболее совершенных животных; иными словами, у них отсутствуют настоящие легкие, и взамен их имеются лишь жабры, т. е. гребенчатые, пронизанные  {292}  сосудами лепестки, расположенные по обеим сторонам шеи или головы, по четыре с каждой стороны. Вода, служащая этим животным для дыхания, входит в рот, проходит между жаберными листочками и омывает разветвляющиеся в них многочисленные сосуды, а так как эта вода смешана с воздухом или содержит его в растворенном состоянии, то этот воздух, несмотря на то, что он имеется лишь в небольшом количестве, воздействует на кровь жабер, обеспечивая тем самым полезный эффект дыхания. Вода выходит затем сбоку через жаберные щели, т. е. отверстия, открывающиеся по обеим сторонам шеи.

Но заметьте, что у рыб в последний раз вдыхаемый флюид поступает в дыхательный орган через рот животного.

Рыбы, подобно всем животным последующих классов, не имеют ни дыхательного горла, ни гортани, ни настоящего голоса (не исключая даже так называемых ворчунов), ни век на глазах и т. д. Все эти органы и способности утрачены здесь, и мы не встретим их больше у остальных представителей животного царства.

Тем не менее рыбы все же относятся к числу позвоночных животных, но занимают последнее место среди них, и ими заканчивается пятая ступень организации, так как вместе с рептилиями они являются единственными животными, которые имеют:

позвоночный столб;

нервы, сходящиеся в головном мозгу, не заполняющем всего черепа;

сердце с одним желудочком;

холодную кровь;

наконец, орган слуха, представленный лишь внутренним ухом.

Итак, по своей организации рыбы являются яйцеродящими животными. Они имеют тело, лишенное млечных желез, а внешняя форма его наилучшим образом приспособлена для плавания; плавники, из которых не все соответствуют четырем конечностям наиболее совершенных животных; очень неполный, своеобразно измененный скелет, едва намеченный у низших представителей этого класса; сердце с одним желудочком и холодную кровь; жабры вместо легких;  {293}  очень небольшой головной мозг; чувство осязания не может служить им для определения формы тел; чувство обоняния совершенно отсутствует, так как запахи передаются только через воздух. Совершенно очевидно, что эти животные, со своей стороны, явно подтверждают деградацию организации, которую мы намерены проследить на всем протяжении царства животных.

Далее, мы увидим, что в классе рыб, согласно первичному подразделению, следует различать костистых, охватывающих наиболее совершенных из них, и хрящевых, куда входят самые несовершенные рыбы. Сравнение этих двух отрядов подтверждает, что деградация организации существует в пределах самого класса, ибо мягкость и хрящеватость частей, предназначенных служить опорой частям тела и облегчать движения, свидетельствуют о том, что именно у хрящевых рыб заканчивает свое существование скелет, или, вернее, что только начиная с них природа приступила к его образованию.

При обозрении животных в порядке, обратном естественному, восемь последних родов этого класса должны включать рыб, жаберные отверстия которых лишены жаберной крышки и перепонки и представляют собой простые боковые или подгорловые дыры; наконец, миноги и миксины должны стоять на последнем месте, так как эти рыбы сильно отличаются от всех остальных несовершенством своего скелета, а также голым и слизистым телом, лишенным боковых плавников, и т. д.

Замечания относительно позвоночных животных

Хотя позвоночные животные сильно отличаются друг от друга в отношении их органов, тем не менее все они, повидимому, построены по одному и тому же плану организации. Поднимаясь от рыб к млекопитающим, можно видеть, что этот план становится все более и более совершенным от класса к классу, но что своего полного завершения он достигает только у наиболее совершенных млекопитающих Можно также заметить, что, по мере своего совершенствования, этот план подвергался многочисленным и даже  {294}  весьма значительным изменениям в зависимости от места обитания животных и тех привычек, которые каждая порода должна была приобрести под влиянием тех условий, в которых она оказалась.

Отсюда ясно, что если позвоночные животные по своей организации представляют столь значительные различия между собой, то это объясняется тем, что природа приступила к выполнению своего плана в отношении их, только начиная с рыб; что она внесла в него некоторые усовершенствования у рептилий, приблизила его к значительно большему совершенству у птиц и лишь у высших млекопитающих довела его до полного завершения.

С другой стороны, необходимо признать, что если усовершенствование плана организации позвоночных животных не представляет на всем протяжении общего ряда,— начиная от самых несовершенных животных, какими являются рыбы, и кончая наиболее совершенными, а именно млекопитающими,— правильной и постепенной градации, то это происходит потому, что процесс созидания, осуществленный природой, неоднократно прерывался, встречая на своем пути препятствия, и даже изменял свое направление под влиянием необычайно разнообразных и даже прямо противоположных обстоятельств, воздействовавших на животных в продолжение длинного ряда сменявших друг друга поколений.

Исчезновение позвоночного столба

Дойдя до этой ступени лестницы животных, позвоночный столб полностью заканчивает здесь свое существование, а так как этот костный остов служит основой настоящего скелета и является важной составной частью организации наиболее совершенных животных, то отсюда следует, что все беспозвоночные животные, последовательным изучением которых мы теперь займемся, должны стоять на более низкой ступени организации, чем животные рассмотренных нами четырех классов. Отныне точками опоры для действия мышц уже не служат внутренние части тела.

Помимо того, ни одно беспозвоночное животное не дышит ячеистыми легкими; ни у одного из них нет голоса, следовательно, нет  {295}  и органа для этой способности; наконец, большинство их, повидимому, лишено настоящей крови, т. е. этого всегда красного у позвоночных животных основного флюида, который обязан своим цветом исключительно степени интенсивности его анимализации⁶⁶ и который характеризуется главным образом тем, что он подвержен подлинной циркуляции. Не было ли бы злоупотреблением словами, если бы стали называть кровью бесцветный и несложный по своему составу флюид, медленно движущийся в клеточном веществе полипов? Ведь в таком случае и соку растений следовало бы приписать то же самое название!

Исчезает здесь, помимо позвоночного столба, и радужная оболочка, характерная для глаз наиболее совершенных животных, так как у тех из беспозвоночных животных, которые имеют глаза, последние никогда не бывают снабжены отчетливо выраженной радужной оболочкой.

Подобно этому почки встречаются только у позвоночных животных, и рыбы — последние из них, у которых еще представлен этот орган. У беспозвоночных животных мы не находим больше ни спинного мозга, ни большого симпатического нерва.

Наконец, весьма важно обратить внимание на то, что у позвоночных животных и главным образом у находящихся близ того конца лестницы, где помещаются наиболее совершенные животные, все главные органы обособлены, т. е. каждый имеет обособленный очаг в определенном месте. Мы вскоре увидим, что по мере приближения к другому концу той же лестницы наблюдается обратное явление

Отсюда совершенно ясно, что все беспозвоночные животные имеют менее совершенную организацию, чем все позвоночные; а так как организация млекопитающих является именно той, которая присуща самым совершенным во всех отношениях животным, то она бесспорно представляет собой наиболее совершенный тип организации.

Посмотрим теперь, не обнаруживают ли классы и крупные семейства, составляющие обширный ряд беспозвоночных животных, при  {296}  сравнении этих главных групп между собой нарастающей деградации в степени сложности и совершенства организации входящих в этот ряд животных.

БЕСПОЗВОНОЧНЫЕ ЖИВОТНЫЕ

Дойдя до беспозвоночных животных, мы встречаем огромный ряд разнообразных животных, наиболее многочисленных из существующих в природе и наиболее интересных с точки зрения различий, наблюдаемых в их организации и их способностях.

Изучая беспозвоночных животных, можно убедиться, что, последовательно создавая их, природа постепенно переходила от более простого к самому сложному. Она имела цель достичь такого плана организации, который допускал бы наивысшую степень совершенства⁶⁷ (план строения позвоночных животных). Этот план сильно отличался от всех тех, которые она вынуждена была предварительно создавать, чтобы достигнуть этой цели; поэтому можно ожидать, что среди этих многочисленных животных мы должны будем встретить не одну-единственную, постепенно совершенствующуюся систему организации, но целый ряд весьма различных систем: всякий раз, когда впервые появлялся какой-нибудь орган первостепенного значения, должна была возникать и новая система организации.

Действительно, когда природа сумела создать специальный орган пищеварения (у полипов), она впервые придала особую и постоянную форму животным, которых она наделила этим органом, ибо инфузории, с которых она начала создание живых тел, не могли обладать ни способностью, которую производит этот орган, ни теми особенностями формы и организации, которые способствовали бы выполнению его функций.

В дальнейшем, когда природа, установив специальный орган дыхания, постепенно видоизменяла его в целях его совершенствования и приспособления к условиям места обитания животных, она  {297}  одновременно изменила и их организацию в соответствии с теми требованиями, которые постепенно возникли в связи с появлением и развитием других специальных органов.

Когда же после этого ей удалось образовать нервную систему, она тотчас же получила возможность создать и мышечную систему. Но с этого момента возникла необходимость в существовании опорных точек для прикрепления мышц, а также парных частей, придающих телу симметричную форму. В результате этого возникли различные виды организации, которые сформировались под влиянием условий места обитания животных, в связи с приобретением ими новых частей и которые до этого не могли еще появиться.

Наконец, когда природа сумела сообщить флюидам, содержащимся в теле животного, движение, достаточно быстрое для того, чтобы могла возникнуть циркуляция, организация приобрела новые важные особенности, отличающие ее от тех систем организации, в которых циркуляция отсутствует.

Чтобы убедиться в обоснованности высказанных мною положений и дать ясное представление о деградации и упрощении организации, окинем беглым взглядом различные классы беспозвоночных животных, следуя принятому нами порядку, обратному порядку самой природы.

МОЛЛЮСКИ

Животные с мягким нерасчлененным телом, дышащие жабрами и имеющие мантию. Узловатый продольный и спинной мозг отсутствуют.

Если спускаться по лестнице, образуемой общим рядом животных, можно убедиться, что пятое место бесспорно принадлежит моллюскам. Несмотря на то, что моллюски должны быть поставлены одной ступенью ниже рыб, поскольку у них отсутствует позвоночный столб, они все же являются наиболее высоко организованными из всех беспозвоночных животных. Они дышат жабрами, которые, в зависимости от принадлежности животных к тому или иному роду и от привычек пород, входящих в эти роды, представляют большое разнообразие по своей форме, величине, а также по положению — либо  {298}  внутри, либо на наружной поверхности тела животного. Все моллюски имеют головной мозг, нервы не узловатые, т. е. не образующие ряда ганглиев на протяжении продольного мозгового ствола; артерии, вены и одно или несколько сердец с одним желудочком. Это единственные известные нам животные, которые, обладая нервной системой, не имеют ни спинного, ни узловатого продольного мозга.

У тех водных животных и их потомков, которые часто выходили на сушу и подвергались действию воздуха, привычка эта приобрела характер постоянства и сохранилась у некоторых пород; жабры, по существу предназначенные природой для того, чтобы дыхание могло осуществляться в воде, должны были подвергнуться у таких животных изменению и по своим способностям, и по своей форме.

Дыхательный орган этих животных постепенно приспособился к воздуху. Это отнюдь не предположение. Как известно, все ракообразные имеют жабры; тем не менее существуют крабы (cancer ruricola), которые обычно живут на суше и дышат воздухом при помощи жабер. Эта привычка дышать воздухом при помощи жабер мало-помалу сделалась необходимостью у многих усвоивших ее моллюсков. Она даже видоизменила самый орган, а именно: жабры этих животных, не имея уже надобности в столь тесном соприкосновении с вдыхаемым флюидом, приросли к стенкам заключающей их полости.

Поэтому у моллюсков можно различать жабры двоякого рода.

Одни состоят из сплетений сосудов, разветвляющихся в покровах внутренней полости; эти жабры не образуют никаких выростов и приспособлены только для дыхания воздухом; их можно назвать воздушными жабрами.

Жабры второго рода почти всегда представляют собой выросты, расположенные либо внутри, либо на наружной поверхности тела животного, и имеют вид бахромок, гребенчатых листочков, тяжей и т. п. Они могут служить для дыхания только при условии соприкосновения с водой. Их можно назвать водными жабрами.  {299} 

Если различия в привычках животных вызвали различия в их органах, то из этого можно заключить, что для изучения признаков, присущих известным отрядам моллюсков, полезно отличать тех из них, которые имеют воздушные жабры, от тех, у которых жабры пригодны только для водного дыхания. Но и в том и в другом случае это все же только жабры, и нам представляется крайне неуместным утверждение, будто моллюски, дышащие воздухом, имеют легкие. Кому не известно, сколько раз неправильное употребление слов и неверное применение терминов приводило к превратному пониманию вещей и вводило в заблуждение?

Так ли велика разница между дыхательным органом пнеймодермона⁶⁸, состоящим из сосудистых сетей или продольных рядов сосудов, разветвляющихся в наружной поверхности кожи, и сосудистым сплетением улиток, пронизывающим внутренние кожные выросты? И все же пнеймодермон, повидимому, дышит только водой.

Уделим теперь некоторое внимание рассмотрению отношений, существующих между органом дыхания моллюсков, дышащих воздухом, и легкими позвоночных животных.

Существенная особенность легкого заключается в том, что оно состоит из особой губчатой массы, образованной большим или меньшим количеством ячеек. Воздух непрерывно поступает в эти ячейки через рот животного, а отсюда — в более или менее хрящевой канал, который носит название дыхательного горла и обыкновенно разделяется на отдельные ветви, так называемые бронхи, оканчивающиеся ячейками. В результате последовательного расширения и сжатия грудной полости ячейки и бронхи попеременно то наполняются воздухом, то освобождаются от него; это чередующееся отчетливое вдыхание и выдыхание [воздуха] и является характерным для легкого. Этот орган способен выносить соприкосновение только с воздухом; вода и все прочие вещества действуют на него чрезвычайно раздражающим образом. Следовательно, природа легкого совершенно иная, нежели природа жаберной полости некоторых моллюсков. Последняя никогда не бывает парной, не производит отчетливых вдыханий и выдыханий и не способна к попеременному расширению  {300}  и сжатию; она никогда не имеет ни дыхательного горла, ни бронхов, а вдыхаемый флюид никогда не поступает через рот животного.

Дыхательная полость, лишенная дыхательного горла и бронхов, не способная попеременно расширяться и сжиматься, полость, в которую вдыхаемый флюид поступает не через рот и которая приспособляется то к воздушному, то к водному дыханию, никоим образом не может быть легким. Обозначать одним и тем же названием столь различные органы значит не только не способствовать развитию науки, но задерживать его.

Легкое — единственный дыхательный орган, способный наделить животное голосом. После рептилий ни одно животное не обладает легкими, поэтому ни у одного из них нет голоса.

Я пришел к выводу, что допущение, будто некоторые моллюски дышат при помощи легких, не отвечает действительности. Правда, существуют моллюски, которые дышат воздухом, но ведь то же самое имеет место у некоторых ракообразных и у всех насекомых, хотя ни одно из этих животных не обладает настоящим легким, если не обозначать одним и тем же словом совершенно различные вещи.

Если моллюски с точки зрения общей их организации являются менее совершенными, чем рыбы, то и они, с своей стороны, доказывают существование непрерывной деградации, которую мы намерены проследить на протяжении всей цепи животных. Но обнаружить эту деградацию в пределах самого класса моллюсков не легко потому, что вследствие чрезвычайно большой численности и разнообразия животных этого класса трудно отличить то, что относится к деградации как таковой, от того, что является результатом условий места обитания и привычек этих животных.

Обширный класс моллюсков распадается всего на два отряда, которые могут быть противопоставлены один другому по их главным отличительным признакам. Животные, относящиеся к первому отряду (моллюски, имеющие голову), все обладают явственно выраженной головой, глазами, челюстями или хоботком и все размножаются при помощи совокупления.  {301} 

Напротив, все моллюски второго отряда (безголовые моллюски) лишены головы, глаз, челюстей и хоботка во рту и никогда не размножаются при помощи совокупления.

Разумеется, никто не станет оспаривать, что второй отряд моллюсков с точки зрения совершенства организации стоит ниже первого. Однако важно иметь в виду, что отсутствие головы, глаз и т. д. у безголовых моллюсков не следует приписывать одной только общей деградации организации, так как на более низких ступенях лестницы животных мы встречаем животных, имеющих голову, глаза и т. д. Повидимому, и здесь перед нами одно из тех отклонений в ходе постепенного совершенствования организации, которые вызваны обстоятельствами, следовательно причинами, не имеющими ничего общего с теми, которые обусловливают постепенное усложнение организации животных.

Если принять во внимание влияние употребления или полного неупотребления органа, то станет вполне понятно, что голова, глаза и т. д. были бы совершенно бесполезны моллюскам второго отряда, так как сильное развитие их мантии исключает какую бы то ни было возможность использования этих органов.

В соответствии с законом природы, который устанавливает, что всякий орган, постоянно остающийся без употребления, постепенно хиреет, уменьшается и, наконец, бесследно исчезает,— голова, глаза, челюсти и т. д. действительно были утрачены безголовыми моллюсками. В дальнейшем мы встретим еще много подобных примеров.

Так как у беспозвоночных животных во внутренних частях их тела нет точек опоры для движения их мышц, природа взамен этих точек опоры снабдила моллюсков мантией. Эта мантия бывает у них тем тверже и тем полнее облекает их тело, чем больше эти животные способны к перемещениям и чем больше они вынуждены прибегать к этому единственному вспомогательному средству.

Таким образом, моллюски, имеющие голову и более подвижные, чем те, которые совершенно лишены ее, имеют мантию более плотную, более прилегающую и более крепкую, чем голые (не имеющ